Страница 10 из 16
«А замок-то открывается снаружи, с той стороны!»— с испугом вспомнил Гаи и вежливо спросил:
—Пардон, пардониссимо. Как отсюда выходят?
Человек в качалке обернулся, и Гаи увидел лицо большой обезьяны.
—Слава аллаху, что это не тигр!— пробормотал Гаи и, сложив губы трубочкой, засюсюкал:
—Ах ты, макакочка, ах ты, павианчик... утю-тю...
Обезьяна плотоядно зевнула, обнажив громадные желтые клыки.
«Пожалуй, я ее зря обозвал макакой,— подумал Гаи.— Может обидеться... Она, наверное, шимпанзе... или орангутанг... в общем человекообразное... старший предок...»
Шимпанзе по кличке Пусик, звезда передвижного зоопарка, был очень недоволен тем, что ему помешали отдыхать. Появление незнакомца рассердило его. Пусик слез с любимой качалки и направился к незваному гостю, чтобы посмотреть на него поближе.
Гаи испуганно попятился и случайно локтем включил на полную мощность болтающийся на шее транзистор. Воздух наполнили отчаянные звуки электрогитар. Пусик поскреб щеку, скривился — электрогитары вызывали у него зуд в коренных зубах. Если бы туник знал об этом, то сразу же переключился бы на другую волну. Но он был занят поисками спасительного выхода — какая-то небольшая дверца находилась точно против него. Правда, между нею и Гаи стоял Пусик. Гаи выжидал момент, который дал бы ему возможность прыгнуть в эту дверцу, всей тяжестью тела распахнуть ее или сломать.
Пусик боком подбежал к хиппи, сорвал у него с груди транзистор и шваркнул его о стенку. Стало тихо.
—Ты мне за это ответишь!— вдруг чувствуя прилив необъяснимой отваги, сказал Гаи.— Думаешь, если ты обезьяна, так тебе и хулиганить можно?!—- И он со всей силой стукнул шимпанзе по шее.
Шея была крепкая и мохнатая, как ствол пальмы. Но от неожиданного удара Пусик присел. И тут же очень деловито, почти без размаха, ударил Гаи в солнечное сплетение, а другой рукой сорвал с него рубаху.
Гаи хотел закричать, но у него от удара сперло дыхание, и он согнулся пополам, так, что его космы коснулись пола. Пусик попрыгал вокруг, потом так сноровисто лягнул туника, словно всю жизнь работал вышибалой в местном ресторане.
Пока Гаи взлетал, а затем планировал к противоположной стене, Пусик успел ухватить штанину джинсов и разорвать ее пополам.
Во время полета Гаи немного пришел в себя, а когда ударился о маленькую заветную дверцу и вышиб ее, то вздохнул облегченно. Он тотчас же захлопнул дверь перед носом Пусика, бурно торжествующего победу над человеком.
—Ну, горилла, ну^ орангутанг, ну, шимпанзе, сукин сын!— потирая ушибленные места, бормотал Гаи.— За транзистор, за рубаху, за фирменные штаны ты мне особо ответишь...
Туник огляделся. Загончик, куда он попал, со всех сторон был огорожен массивной решеткой, маленькая дверца обшита железом. Сбоку от нее виднелся узкий тоннельчик-клетка, ведущий в глубь вагона. Угол загончика занимала какая-то темная куча.
«Силос,— с облегчением подумал Гаи,— корм для парнокопытных. Наверное, перепрел — запах какой-то странный».
«Силос» вдруг зашевелился. Гаи на всякий случай шагнул к лазу в тоннельчик. Вверху над входом в лаз была привязана решетка, которая, видимо, в случае надобности, опускалась — изолировала тоннельчик от клетки. Гаи дрожащими пальцами начал развязывать веревку, которая удерживала решетку.
Тем временем «силос» встал на лапы и превратился в гималайского медведя. Медведь покрутил головой и смело шагнул к тунику. Решетка уже была отвязана, но у Гаи не оставалось места для маневра, чтобы встать на четвереньки и, пятясь, влезть в тоннельчик — до медведя было рукой подать.
Тогда Гаи, одной рукой придерживая решетку, ударил себя по голой груди и закричал так истошно, что многие из детишек, гуляющих по зверинцу, заплакали, а звери инстинктивно поджали хвосты.
Медведь испуганно кинулся в угол.
—Ага!— радостно закричал Гаи, проворно становясь на четвереньки и задом втискиваясь в тоннельчик.— Вот что значит самовыражение!
Он опустил решетку и попятился в неизвестное будущее.
Гаи не было страшно. Его все время подмывало петь и кричать. Он чувствовал, что океан ему сейчас по колено, и в своем превосходстве над любым животным не сомневался.
Так, пятясь, Гаи выбрался к дневному свету, встал на ноги, осмотрелся. Клетка, в которой он очутился, пустовала. На полу валялись опилки и мелкие пучки соломы. Она была угловой — справа к ней примыкала вольера с медвежатами, обитателя клетки слева видно не было. А по ту сторону решетки гуляли посетители зооцирка! И тот самый карапуз, который предлагал Гаи конфетку, восторженно раскрыв рот, смотрел на него...
«Здесь меня увидит полгорода!— горестно размышлял Гаи Копенков, прикрывая голую грудь и стараясь забиться как можно дальше в темный угол.— И внимания привлекать нельзя — если я позову на помощь, начну кричать, непременно соберутся зеваки. Некоторые наверняка обрадуются, что наконец-то меня упекли в зверинец. Значит, надо сидеть и не рыпаться — ждать, когда придут дрессировщики или сторожа... И чего я полез в этот дурацкий «запасной выход»?
Гаи постарался как можно плотнее втиснуться в темный угол, соскреб опилки, солому и накидал их на себя.
Между тем посетители зоопарка то и дело останавливались у клетки, пытались разгадать, что за диковинный зверь прячется в полумраке.
—Зто говорящий обезьян!— вдруг громко закричал карапуз.
«Знать бы, чью жилплощадь я занял и что там написано на пояснительной табличке. Вдруг хозяина вывели на прогулку и он сейчас вернется?»— тоскливо подумал туник.
Через некоторое время, несколько освоившись в непривычной обстановке, Гаи сумел подметить одну важную особенность в поведении посетителей: они подолгу задерживались возле животных, которые, не обращая ни на кого внимания, спокойно спали, ели или прогуливались в своих клетках, а от грозно рычащих, раздраженных зверей Торопились отойти. Поэтому, заметив скопление зрителей возле своей клетки, Гаи замяукал таким омерзительным голосом, что зрители тут же разошлись.
Но очень скоро Гаи осип, и из его глотки вместо пугающего и неприятного воя слышалось непонятное хрипение. Возле него опять стали собираться любопытные. Разгорелись страстные споры, главным образом, из-за того, что все стремились разгадать: кто же это там прячется? Образовалось, несколько кланов, каждый отстаивал свою точку зрения.
—Какая необщительная скотина!— указывая на панированного в соломе туника, произнес молодой человек, обращаясь к своей спутнице — хорошенькой блондинке в брюках.
В оскорбителе Гаи Копенков сразу же узнал знакомого парня Витьку Веселкина.
«Ну, обожди, я тебе припомню «скотину»!— мстительно подумал Гаи.— Со скотины и спроса нет!»
Подобрав с пола не то остаток кости, не то кусочек зачерствевшего хлеба, Гаи быстро и точно метнул его в Витьку. Послышался сухой щелчок, и на скуле Веселкина вздулась багровая гуля.
- Бешеная какая-то зверюга!— сказал Витька, потирая ушибленное место.— Наверное, еще в начальном периоде дрессировки!
- Иди, отваливай отсюда, пока глаз не вышиб!— страшным осипшим голосом выкрикнул из своего угла туник.
Ошеломленные посетители отпрянули от клетки:
- Что оно сказало?
- Да разве звери говорят?
- Я своими ушами слышал!
- Обратитесь к доктору!
А Гаи Копенков повеселел: он вдруг сообразил, что, сидя здесь, в клетке, он имеет колоссальные возможности для проявления своих, всю жизнь сдерживаемых наклонностей! Отсюда совершенно безнаказанно можно было кидать всякими огрызками, плевать на посетителей, ругать их — даже, если удастся, укусить кого-нибудь. Что возьмешь со зверя?
И он решил не упускать этой замечательной возможности самовыразиться. Но где взять, как раздобыть метательные снаряды? Гаи решил перенять опыт медвежат, обитающих справа. Малыши, привставая на задние лапы, совсем по-человечьи выпрашивали лакомства. И несмотря на запрещающие надписи, посетители бросали им яблоки, груши, конфеты. Копенков выпростал свои грязные, похожие на лапы руки из соломы и попытался скопировать движение медвежат. Успех превзошел ожидания: к его ногам буквально градом посыпалось угощение.