Страница 71 из 103
Он очнулся и тут же почувствовал, что на груди у него лежит что-то серое и пыльное, укутанное в истлевшую, рассыпавшуюся в прах вуаль савана, что-то очень похожее на мумию, с иссохшим коричневым лицом, губами, растянувшимися в дикой и какой-то даже отчаянной ухмылке, с обнаженными зубами и глазами, желтевшими как горошины из глубин бездонных впадин-глазниц. Рухнувшие со стеллажей гробы смешали в кучу их обитателей, переплели конечности Дэниса и того, кто некогда именовался Мортимером.
Впрочем, это было неважно, самое главное он выбрался наружу. Между дверью склепа и косяком оставался небольшой зазор, через который внутрь проникал луч света. Дэнис огляделся. Со всех сторон его окружали расставленные в определенном порядке гробы: кое-где из них выглядывали поблескивавшие своей белизной кости и какая-то паутина, которая скорее всего представляла собой останки савана… или кожи.
Он стряхнул с себя истлевшие мощи Мортимера, насколько возможно очистился от трупной пыли, в первую очередь позаботившись о волосах и глазах, и успокоил себя мыслью о том, что худшее теперь позади — ему надо было только выбраться из склепа.
Ему надо было только выбраться из склепа.
К решению этой задачи он подходил с достаточной решительностью и уверенностью в своих силах, что, впрочем, было вполне оправданно. Загадочная болезнь, преследовавшая их род, как он только сейчас начал это понимать, мистический недуг, посылавший на его предков подобную видимость смерти, обманул многих из них и увлек за собой в могильный склеп — многих, но не всех. Был среди его пращуров один человек, который смог подсмеяться над самой смертью, и сейчас благодарный ему Дэнис был преисполнен решимости сделать самое важное: найти конец цепи, которая вела наверх, к колоколу кладбищенской часовни, и предназначалась именно для подобных случаев — если мертвец на самом деле окажется живым человеком. Вот только никто из них не был в состоянии дотянуться до этой цепи, поскольку все они были наглухо заколочены в своих гробах.
А снаружи, в том мире, который совсем недавно оставил Дэнис, поднялся нешуточный ветер, почти ураган. Его порывы метались из стороны в сторону, пригибая ветви склонившихся над кладбищем деревьев; по церковной крыше отчаянно барабанили крупные капли дождя, на булыжный тротуар внизу свалились одна или две черепичные плитки, осколки которых с тонким треском разлетелись в разные стороны. Во всем остальном существенных изменений не произошло, только сильно похолодало.
Трудно было в это поверить, но к пяти часам ветер еще усилился, разразилась настоящая гроза. Над мысом свистел шторм, с моря на берег накатывались высокие волны, чуть заливавшие даже начало тропинки, которая вела к церкви.
Пребывая в полумраке склепа, который притулился у самого основания церкви, бедняга Дэнис даже не догадывался о разыгравшейся снаружи непогоде. Он медленно, шаг за шагом обходил прямоугольное помещение, пытаясь на ощупь отыскать желанную цепь. Руки скользили по мокрым гробам, постоянно натыкались на останки некогда живших на земле людей; ноги цеплялись за края гробов, крышки которых изредка проламывались под его весом и ему стоило немалых усилий устоять на ногах. Единственное, что хоть как-то давало отдохновение его исстрадавшемуся телу, была выступавшая на стенах влага. Он смачивал ею конец своего савана, после чего подносил ко рту и жадно всасывал — это была единственная возможность создать видимость утоления жажды. Действительно, жажда мучила его уже не так сильно, — но тем явственнее давало знать о себе чувство голода.
Он заставил себя забыть про все на свете, кроме цепи, и, наконец, отыскал ее. Сил у него осталось совсем мало, но он все же вцепился в нее обеими руками и резко дернул.
В том мире, что остался наверху, послышался слабый колокольный звон — он был почти неразличим среди треска молний, грохота грома, отдаленного гула разгулявшегося моря и пронзительного шелеста дождя. Звон этот на еле заметной ноте проплыл над кладбищенским пространством и вскоре затерялся в окружавшем его шуме. Люди мирно отходили ко сну, даже не догадываясь, что в этот самый момент обессиленный Дэнис раскачивает цепь колокола, опустившись коленями на гроб покойного племянника.
Позже… наверное, это было намного позже, он очнулся и обнаружил, что ребра племянника надломились и сейчас их концы впиваются ему в бедро. Ни один голос не прозвучал снаружи, никто не пришел, чтобы хотя бы подбодрить его — одни лишь трупы кругом, их желтовато-белые, обнажившиеся кости.
Значит, колокол не помог. Надо было попробовать что-то еще. Иначе ему отсюда не выбраться. Стальная дверь склепа была сделана на совесть, так что этот путь не годился. Вот если бы ему удалось как-то извлечь из стены хотя бы несколько кирпичей… но для этого требовались специальные инструменты.
В третьем гробу, который он открыл, Дэнис отыскал то, что ему было нужно, — достаточно хорошо сохранившуюся бедренную кость. Быстро выломав ее из общего каркаса древнего родственника, он принялся выскабливать ее концом твердую как камень цементную замазку, сцеплявшую кирпичи. Тщетно… Даже следа толком не оставалось.
Эта попытка, точнее ее провал, едва не подкосила его. И тотчас же, когда последняя надежда покинула его, с новой силой подкатило ошеломляющее чувство голода. Поначалу он принялся было жевать влажный конец своего савана, но это не помогло. Он должен был найти пищу, если хотел выжить. Дэнис подобрал одну из немногих целых костей Мортимера и принялся грызть ее, но та буквально рассыпалась в пыль под его натиском. Потом он стал жевать мох, кое-где покрывавший плиты пола, — для этого приходилось ногтями соскабливать, отдирать его от камней… Но мха было очень мало; во всяком случае, его бы это не удовлетворило. Теперь ему уже ничего не хотелось делать, он забыл обо всем, кроме одного — отыскать еду, утолить бешеное чувство голода.
И тогда, только тогда он вспомнил про свою бабушку…
Гроза уже утихла, когда колокол зазвонил снова. На сей раз его услышали одновременно несколько человек — услышали и определенно рассердились. В самом деле, было ведь всего два часа ночи, но Дэнис не знал об этом, а если бы и знал, ему было на все наплевать. Теперь его гул заметно окреп, подпитываемый отчаянной силой истомившегося бедой человека, который этим звоном молил их о спасении.
Настоятель церкви, викарий и местный полицейский стали гуськом подниматься на холм, направляясь к кладбищу, и почти одновременно увидели звонящий колокол и дергающуюся цепь.
Поначалу они подумали, что это одно из последствий минувшей грозы, а полицейский предположил, что, возможно, здесь как-то сказалось воздействие подземных вод, хотя голос его при этом звучал отнюдь не уверенно. Не оставалось ничего иного, кроме как спуститься и посмотреть, в чем там дело, хотя ни одному из них эта идея не пришлась по вкусу. В самом деле; почти середина ночи, кладбище, а колокол этот, хотелось им то признавать или нет, был отголоском живых мертвецов.
Викарий оказался самым практичным человеком и предложил отцепить у колокола язык, но полицейский вспомнил про служебный долг и настаивал на проверке. Потом все согласились, что надо бы позвать тетку Дэниса. Та с явной неохотой покинула постель, после чего странная процессия, вооружившись фонарями и дубинками, отправилась выяснять причину разбудившего их шума.
Они торжественно миновали старые дубовые двери и по осклизлым ступеням стали спускаться к склепу — малоприятному и редко посещаемому даже в лучшие свои времена месту, последнему приюту местной знати. Пройдя по выложенному каменной плиткой коридору, они наконец оказались перед массивной стальной дверью.
То, что последовало за этим, сильно огорчило всех, кроме, пожалуй, самого Дэниса. Когда дверь распахнулась, все увидели Дэниса, шаткой походкой приблизившегося к порогу, — дикого вида фигура в изодранном саване, ногти на руках содраны до крови от бесконечных попыток соскоблить с пола мох, а его речь… особенно когда он обращался к собственной тетушке… одним словом, сплошная брань и непристойности.