Таящийся ужас 2

Дрожа от страха и отвращения, я согнулась, почти встала на колени, чтобы прочитать записку, не прикасаясь к ней.

«Теперь ты все поняла. Итак, моя дорогая Элен, последний эксперимент обернулся полной катастрофой. Полагаю, что ты узнала часть головы нашего бедного Дандэло. Когда я заходил в „дезинтегратор“, моя голова имела черты только мухи, а теперь у меня остались лишь глаза и рот — все остальное заменили части головы нашего кота. Бедняга Дандэло, атомы которого так и не встретились вновь. Теперь ты и сама видишь, что остается лишь один выход. Я должен исчезнуть. Когда будешь готова, постучи в дверь, и я скажу тебе, что надо делать».

Разумеется, он был прав, тогда как я поступала не только ошибочно, но и жестоко, настаивая на повторении эксперимента. Теперь я точно знала — надежды нет, каждое новое превращение принесет еще более ужасные результаты.

Борясь с головокружением, я встала на ноги, добрела до двери и хотела что-то сказать, но слова словно застряли у меня в горле… поэтому я только стукнула один раз!

Ну, остальное ты можешь додумать и без меня. Андре напечатал несколько лаконичных фраз, в которых описал мои действия. И я согласилась, согласилась абсолютно со всем.

Голова моя горела, хотя все остальное тело дрожало в ознобе, когда я, действуя подобно автомату, шла следом за ним на фабрику. В моей ладони был зажат листок с подробными инструкциями, как обращаться с паровым молотом.

Проходя мимо пульта управления молотом, он, не останавливаясь и не оглядываясь, показал пальцем в его сторону. Дальше я не пошла и стала дожидаться, когда он подойдет к ужасному инструменту.

Он встал на колени, аккуратно завернул голову в ткань покрывала и вытянул одну руку.

Это оказалось совсем нетрудно. Ведь я убивала не собственного мужа. Мне казалось, что Андре, мой бедный Андре, давно ушел от меня, очень давно, и сейчас я лишь выполняла его последнюю волю — его волю… и мою.

Не колеблясь, остановив взгляд на длинном неподвижном теле, я резким движением нажала кнопку с надписью «Пуск». У меня создалось впечатление, что громадная металлическая масса опускается очень медленно, и я подскочила на месте, причем не столько от оглушающего грохота молота о станину, сколько от другого, почти слившегося с ним — похрустывающего звука. Тело моего му… тело этого существа на какую-то долю секунды дернулось и неподвижно замерло.

И только тут я заметила, что он забыл положить под пресс свою правую руку — ту самую, что превратилась в мушиную лапу. Полиции, конечно же, было бы все равно, но ученые обязательно обратили бы на нее внимание, а этого быть не должно! Это также входило в последнюю волю Андре!

Надо было действовать, причем достаточно быстро; ночной охранник мог услышать звук работающего инструмента и в любой момент появиться в мастерской. Я нажала на соседнюю кнопку, и молот медленно поднялся. Все видя (хотя я и старалась не смотреть), я подбежала к телу, наклонилась, приподняла и подсунула под пресс его руку — она показалась мне совсем легкой, почти невесомой. Снова очутившись рядом с пультом, я повторно нажала красную кнопку, и молот опустился во второй раз. После этого я опрометью бросилась домой.

Остальное ты знаешь и волен поступить так, как сочтешь нужным.

На этом кончалась рукопись Элен.

На следующий день я позвонил комиссару Шара, чтобы пригласить его на обед.

— С превеликим удовольствием, месье Деламбр. Позвольте лишь поинтересоваться: вы приглашаете комиссара или всего лишь господина Шара?

— А вы бы как хотели?

— В настоящий момент мне все равно.

— Ну, в таком случае можете действовать по собственному усмотрению. Восемь часов вечера вас устроит?

Несмотря на дождь, в тот вечер комиссар прибыл пешком.

— Насколько я могу судить, коль скоро вы не подъехали с сиреной к подъезду моего дома, господин Шара предпочел форму неофициального визита?

— Машину я оставил на соседней улице, — пробормотал комиссар, глядя вслед служанке, которая не без труда относила к вешалке его насквозь промокший плащ.

— Благодарю, — проговорил он минуту спустя, когда я протянул ему бокал с перно, в который он капнул самую чуточку воды, отчего золотистый янтарь мгновенно превратился в бледно-молочную муть.

— Вы слышали о моей бедной невестке?

— Да, вскоре после того как вы позвонили мне сегодня утром. Я очень сожалею, но думаю, что это к лучшему. Поскольку я уже занимался расследованием обстоятельств кончины вашего брата, все детали по этому делу неизбежно попали бы ко мне.

— Я полагаю, что это самоубийство.

— Вне всякого сомнения. Доктор сказал вполне определенно: цианистый калий. Еще одну таблетку я обнаружил в незашитом шве ее платья.

— Обед подан, господа, — проговорила служанка.

— Потом, Шара, я хотел бы показать вам весьма любопытный документ.

— Да-да, я слышал, что мадам Деламбр много занималась писаниной, хотя мне и не удалось обнаружить среди ее вещей ничего, кроме записки, в которой она сообщает, что решила покончить с собой.

Обедали мы в полном одиночестве и за едой говорили о политике, книгах, фильмах и успехах местного футбольного клуба, страстным болельщиком которого был наш комиссар.

Когда поднялись из-за стола, я проводил его в свой кабинет, где полыхал камин, — эту привычку я перенял во время войны в Англии.

Не спрашивая, я налил и протянул ему бокал с бренди, а себе приготовил напиток, который он прокомментировал как «чертовскую мешанину с содовой» — так он называл виски.

— Мне бы хотелось, чтобы вы прочитали вот это, Шара. Во-первых, поскольку отчасти это и предназначалось вам, а во-вторых, потому что это вас действительно заинтересует. Если вы сочтете, что комиссар Шара после прочтения не будет возражать, мне бы хотелось потом сжечь эти бумаги.

Не говоря ни слова, он принял от меня пухлую пачку бумаг, которую буквально накануне дала мне Элен, и сразу же углубился в чтение.

— Ну и что вы думаете обо всем этом? — спросил я двадцать минут спустя, когда он аккуратно сложил все бумаги, вложил их в коричневый бумажный конверт и сунул его в огонь.

Шара наблюдал за тем, как языки пламени лижут конверт, из которого вырывались клубы серого дыма; лишь когда огонь окончательно поглотил рукопись, он медленно поднял на меня взгляд.

— Я полагаю, все это неопровержимо свидетельствует в пользу того, что мадам Деламбр действительно была сумасшедшей.

Мы еще долго наблюдали за тем, как безжалостный огонь поглощал остатки бумаг Элен.

— Странное событие произошло сегодня утром, — проговорил я, поворачиваясь к Шара. — Я пришел на кладбище, где похоронен мой брат. Время было раннее, так что я пребывал в полном одиночестве.

— Не совсем так, месье Деламбр. Я тоже был там, только не хотел вас беспокоить.

— Так значит, вы видели…

— Да, видел, как вы закапывали в землю спичечный коробок.

— И вы знали, что в нем?

— Я полагаю, что муха.

— Да. Я обнаружил ее сегодня утром. Она запуталась в паутине, в саду.

— Мертвая?

— Нет, не совсем. Я… я раздавил ее… между двумя камнями. У нее была… белая… совсем белая голова.

Мартин Уоддел

НЕОЖИДАННО… ПОСЛЕ СЫТНОГО УЖИНА

Дэнис находился в окружении своих бесчисленных родственников, но даже не подозревал об их присутствии, потому что в склепе было очень темно, а в гробу, в котором он лежал, и подавно. Но он был жив, а они все давно умерли, так что общее местонахождение было единственным, что их связывало.

Он оказался в дьявольски затруднительном положении, хотя пока еще не вполне пришел в сознание и поэтому не мог по достоинству оценить весь кошмар сложившейся ситуации. Все еще окутанный пеленой постепенно слабевшего коматозного состояния, он словно во сне видел роскошный ужин, которым он наслаждался в ресторане «Старая ложа» в восточной части Брайдинга, за которым последовала долгая, упоительная прогулка у подножия Афтерхилла — это были часы, проведенные наедине с изумительной осенней природой. Вот на этой высокой ноте его жизнь и прекратила свое течение. Сейчас он лежал в темном, сыром склепе, окруженный исключительно омерзительным зловонием, винить за которое скорее всего пришлось бы процессы разложения, начавшиеся в теле его бабушки, которую он схоронил на прошлой неделе.