Страница 24 из 103
— О прошлом? Странно, я не так давно лежу в этой больнице, а уже почти забыла, что значит быть здоровой. Мне начинает казаться, что я всегда была больна.
Недуг заставлял ее дугой изгибаться на постели, корчиться от спазмов невыносимой боли.
— Меня словно всю раздирают на куски, боль отдается в самых кончиках пальцев — от рук до ног. И все время одно и то же мучительное ощущение, будто что-то сосет меня, вытягивает последние соки. Когда я рожала тебя, то думала, что на свете нет большего мучения, но тогда это продолжалось не более получаса, ровно столько, сколько требовалось, чтобы добраться до больницы. Сейчас те муки кажутся мне сущей безделицей, почти удовольствием…
Меня всего передернуло.
— Мама, я бы не хотел, чтобы ты делала подобные сравнения…
Прошло немного времени, а опухоль уже распространилась на весь бок и часть живота, так, во всяком случае, я мог судить по выпуклости, проступающей из-под простыни. Я конечно же допускал, что оставалось нечто, скрытое от моих глаз. Верхним краем нарост достигал ключицы, а нижним вторгался в начало бедра. Иногда мне даже казалось, что я вижу, как ткань словно подрагивает или чуть шевелится, хотя остальное тело вокруг нее оставалось совершенно неподвижным.
К этому времени мать стали столь интенсивно накачивать наркотиками и успокоительными средствами, что она почти не узнавала меня. Приходя к ней вечерами, я еще в самом начале коридора слышал ее стоны и плач. Затем я тихонько приоткрывал дверь, шепотом обменивался парой фраз с ночной сиделкой и уходил.
Как-то, еще не успев зайти в палату матери, я едва не столкнулся с главным врачом. Увидев меня, мать с исступлением закричала:
— Я поправлюсь! Я выздоровела!
Впервые с момента начала болезни мне довелось увидеть ее улыбающейся, даже смеющейся — и это несмотря на мучившие ее боли.
— Они собираются прооперировать меня! Я скоро поправлюсь!
Шли дни, однако конкретные сроки операции так и не были назначены. Я снова стал наступать на них со своими расспросами, но в ответ услышал знакомые доводы насчет того, что надо разобраться кое в каких деталях и что им, дескать, необходимо выяснить, готова ли мать перенести подобную операцию. Плюс ко всему им понадобилась дополнительная информация о том, как развивается опухоль.
Я видел, что с каждым днем настроение матери падает. Опухоль между тем продолжала расти.
Меня неотрывно преследовала мысль о том, что я должен хоть как-то взглянуть на этот нарост. Я ненавидел себя за это дешевое, примитивное любопытство, но, как ни старался, не мог выбросить эту идею из головы. К тому же меня беспрестанно терзала мысль, почему доктора тогда сказали, что не сообщают мне никаких подробностей ради моей же пользы.
— Что же со мной будет? — стонала мать, отчаянно дергаясь на постели. — Как ты думаешь, я выкарабкаюсь?
Взгляд ее искал мои глаза. Едва ли кто-то знал меня лучше, чем она, и потому мне стоило немалых усилий скрыть от нее свои мысли.
— Ну конечно же, тебе станет лучше. Я сам слышал, как об этом говорили врачи, — говорил я, наивно полагая, что подобная отговорка действительно сможет ее успокоить. — Приободрись, через несколько недель мы уже будем дома.
— О как бы мне этого хотелось! — воскликнула мать, и на лице ее появилась вымученная улыбка.
Однажды вечером, когда я сидел рядом с дремавшей в своем кресле медсестрой, меня заставил похолодеть пронзительный вопль, сменившийся частым, каким-то захлебывающимся дыханием.
— Она растет! — кричала мать. — Она становится еще больше!
Ночная рубашка, которую мать когда-то сама сшила себе специально на несколько размеров больше, чем требовалось, — ей казалось, что так удобнее, — под давлением выступавшего из тела, нароста натянулась настолько туго, что потребовалось ее срочно снять. Естественно, медсестра предложила мне выйти из палаты.
Мать беспрерывно стонала и тихонько плакала, голова ее металась по подушке. И все это время в ее взгляде отчетливо читался один и тот же мучительный вопрос, который она словно адресовала невидимым силам высшей справедливости: «Почему? За что? Ведь я за всю свою жизнь не совершила ничего такого, что могло бы оправдать хотя бы пять минут подобных страданий!»
Время от времени я замечал, как она непроизвольно тянулась рукой к набухающей опухоли. Несколько секунд ее пальцы легонько касались поверхности нароста, словно пытались прощупать, что там внутри, потом она судорожно вздыхала и отдергивала руку.
— А я-то надеялась, что все это — лишь дурной сон, — с отчаянием в голосе бормотала она. — Думала: прикоснусь, а она пропала. Но нет, она все там же, и с каждым днем становится все больше.
Мать умоляла, докторов, чтобы они немедленно прооперировали ее, а те лишь уклончиво уговаривали потерпеть еще немного, мол должен приехать специалист именно по таким заболеваниям. При этом они неизменно заверяли ее в благополучном исходе лечения и призывали не терять надежды.
В больнице появились новые доктора, которые, как я узнал, прибывали из Нью-Йорка, Европы и других частей света. Главврач всех их заводил в палату матери, чтобы показать опухоль; меня на это время выпроваживали в коридор. Мать беспомощно жаловалась мне, что ее «демонстрируют, как какого-то урода». Ей, правда, объясняли, что это делается исключительно ради ее же пользы, так что в конце концов она смирилась.
Шло время, и я постепенно понимал тщетность всех моих попыток не только самому взглянуть на опухоль, но и просто разузнать о ней побольше. Мать тоже толком ничего о ней не знала, поскольку с ней разговоры на эту тему не велись. Впрочем, какие-то крохи информации мне все же удалось собрать.
Получалось так, что опухоль словно бросила вызов лучшим специалистам со всего света. Они проводили свои долгие, бесчисленные совещания, однако, изредка встречая их в коридоре или в палате, я по их нерешительным, смущенным взглядам замечал, что ни к какому конкретному выводу они так и не пришли. Им потребовалось минимум две недели для всестороннего обсуждения и изучения болезни, поскольку они хотели принять во внимание любую, даже самую маловероятную возможность. Из архивов памяти извлекались казавшиеся почти знахарскими способы борьбы с теми или иными разновидностями опухолей, поражавших когда-либо человеческий организм. Однако такого случая не мог припомнить ни один из них, более того, по-видимому, его не знала и вся история медицины. В подобных условиях, конечно же, можно было понять их нерешительность и сомнения перед началом какой-либо операции.
Я стыдился собственного любопытства и благодарил судьбу за то, что мать не могла прочитать моих мыслей. Однажды днем доктора в очередной раз собрались для консультации в помещении лаборатории. Стараясь действовать как можно тише, я осторожно повернул дверную ручку и приоткрыл дверь — буквально на пару сантиметров. До меня сразу же донесся гул возбужденных голосов. Несколько бородатых, похожих на иностранцев мужчин в старомодных костюмах и чудных повязках на шее, которые обычно называли галстуками, с головой ушли в изучение толстых фолиантов, прильнули глазами к окулярам микроскопов, листали всевозможные схемы и таблицы. Из их слов — а говорили они преимущественно по-английски — я смог понять, что в этих таблицах содержалась информация об опухоли: ее цвет, размеры, плотность и динамика роста. Однако они пока так и не могли прийти к какому-нибудь определенному выводу относительно природы двух гранулоподобных образований, отчетливо видимых на рентгеновских снимках. В качестве рабочих версий обсуждались варианты неизвестной доселе разновидности рака, последствий от воздействия радиоактивных осадков, космических лучей и даже лунного вируса, однако все они были отвергнуты как несостоятельные. Сам я мало что мог почерпнуть из всех этих дискуссий, так что после этого подслушивания любопытство мое не только не уменьшилось, но даже, наоборот, значительно возросло.
— …а корневая система располагается глубоко и хорошо разветвлена, — услышал я слова главврача. — Таким образом, операция, и в этом нет никаких сомнений, лишь ускорит смерть. Разумеется, в первую очередь мы обязаны принимать во внимание интересы самого пациента, но с другой стороны — рискуем исказить важнейшую научную информацию, если не сказать больше — вообще лишиться ее. Иными словами, я полагаю, что едва ли целесообразно вмешиваться в естественный процесс роста новообразования…