Золотые ручки

   - Погоди еще паниковать, не убьет же он тебя. А увольнение, может и не совсем плохой выход из твоей ситуации, - философски заметила Мэнди.

   - Ты не понимаешь, нам с дедом и так денег еле хватает, а если я останусь без работы, то нам придется нашу черепаху сожрать от безвыходности, - трагически пробормотав эти слова, я продолжала изучать узор на потертых тапках Мэнди, прекрасно дополняющих мой летнее платье.

   - Не усугубляй, утро вечера мудренее, так что раз уж сделала, то теперь смирись и перестань бояться, - закончив маникюр, подруга подула на свои черные ноготки, чтобы лак быстрее высох, и спросила: - Лучше расскажи, как там Игнат поживает.

   Игнат, бывший ухажер Мэнди, был постоянной темой наших с ней разговоров, потому как мне "посчастливилось" работать с ним в одном корпусе. Игнат любил свою работу медбрата, но еще больше он любил экстраординарных, не похожих на других, девушек. Мэнди не оценила порыв брутального Игната, который в белом халате напоминал скорее героя боевиков, чем сотрудника скорой медицинской помощи, и отказала ему в его искренних порывах. "Не хочу быть очередной зверушкой в его коллекции" - говорила она, но постоянно интересовалась, как там поживает её "суженый".

   - Игнат теперь встречается с байкершей, - я с удовольствием перевела тему с несчастного Пипетки в более приятное русло разговора. - Стал носить кожаную "косуху", мощные ботинки и даже захотел себе сделать тату.

   Мэнди рассмеялась совсем не готическим смехом и уточнила:

   - А как же его любительница рептилий, у которой дома проживало не менее двух десятков разнообразных змей и один крокодил Гоша?

   - Осталась в прошлом, после того, как Игнат решил сделать ей приятное и увековечил Гошу, который приказал всем долго жить, в виде кожаной сумки для любимой. Но его ненаглядная почему то не оценила стараний парня, и вышвырнула его вещи из своей квартиры, не забыв и о крокодиловой сумке. Игнат её переделал и теперь даже на работу с ней ходит. Сумка, кстати, отменная вышла, - в деталях рассказала я подруге об очередной неудавшейся любви нашего мачо.

   Мэнди еще долго не могла успокоиться, представляя себе образы любвеобильного ухажера с крокодиловой сумкой через плечо. А я, смеясь вместе с ней над бедным Игнатом, на время даже забыла о глобальной катастрофе, ожидающей меня в следующую смену на работе.

   * * *

   В подъезде нашей старенькой хрущевки было сыро и темно. Подземельную идиллию нарушала только мигающая лампочка "Ильича", бережно привернутая руками электрика к потолку.

   Как же страшно возвращаться одинокой молодой девушке домой в столь поздний час! Любой шорох нагнетал обстановку, и казалось, что стоит лишь войти в подъезд, как дверь за тобой захлопнется, и ты попадешь в ловушку цепких рук какого-нибудь озабоченного маньяка. Словно читая мои мысли, дверь за спиной действительно хлопнула, заставив холодок пробежаться по коже.

   Я обернулась. Позади меня, в свете мерцающей лампочки, возник устрашающий мускулистый силуэт огромного мужчины, который мрачной стеной неотступно надвигался на меня. Вскрикнув "мамочки", я истерично прижала сумку к груди и забилась в угол подъезда, свободный от почтовых, испорченных временем и малолетками, ящиков.

   - Конечно "мамочки"! Я такого ужаса уже давно не видел, - бархатным баритоном заговорила со мной мускулистая скала. - Мир, ну надо совсем уработаться, чтобы надеть это роскошное платье насыщенного лимонного цвета, подчеркивающего нежный тон твоей кожи, с этими мерзкими рыжими босоножками. Ты что, не знаешь, что эти цвета совершенно не сочетаются?

   - Савелий, ты что ли? - страх, наконец, стал отступать.

   - Нет, совесть твоя, которой ты напрочь лишена. Что за сумка? Вы поглядите, какой эталон бездарности и дешевого пошива она носит в своих изящных руках! - продолжала возмущаться теперь уже узнанная мной, гора.

   Савелий являлся моим соседом, и, по совместительству, достопримечательностью всего подъезда. Выросшая в семье инженера и продавщицы мясного отдела продуктового магазина, эта здоровенная тридцатипятилетняя детина обладала незаурядными способностями к моде и стилю. Но, поскольку, Савелий, как настоящий мужчина, любил одевать и раздевать красивых женщин, а не худосочных юношей с пухлыми губами, прорваться на светящийся голубыми переливами Олимп модной индустрии соседу было очень и очень непросто. И поскольку "Мода - модой, а кушать хочется всегда", наш Савушка, как ласково мы его величали, подрабатывал грузчиком, по ночам разгружая на складах новоприбывшие коробки с мебелью и другими вещами.

   Я окончательно отошла от шока, и слегка пошатываясь на ватных ногах, подошла к Савелию. Он, как, впрочем, и всегда, выглядел изумительно. Даже с перемазанным какой-то грязью и мазутом рабочим комбинезоном, Сава смотрелся джентльменом. Из кармашка темно-синего комбинезона выглядывал аккуратным уголком белоснежный платок с вензелями, а элегантная рубашка с закатанными на три четверти рукавами, прилегающая к его рельефному и твердому, как камень, торсу, своей расцветкой отвечала самым последним тенденциям моды.

   - Ну и напугал же ты меня! Не гневайся, Савелий, - попросила я соседа. - Просто я не выспалась и одевалась с утра как попало, - признаваться Саве в том, что я намеренно надела этот "рыжий ужас" на ноги я поостереглась, опасаясь за свою жизнь и здоровье.

   Высокий шатен улыбнулся ослепительной улыбкой и сказал:

   - Ладно, работа у тебя тяжелая, на этот раз прощаю. Только в следующий раз, относись к внешнему виду серьезно, а то так в девках и помрешь, никто замуж не возьмет.

   Услышав последнее высказывание Савы, я фыркнула, ответив:

   - А нужно ли замуж, Савушка? Если там так хорошо, почему тогда сам не женишься? - поставила я в тупик любящего поучать стилиста.

   Савелий небрежным движением заправил прядь чуть длинноватых шелковистых волос себе за ухо и задумчиво произнес:

   - Моё призвание - это мода. Когда я встречу свою Музу, я непременно женюсь, не задумываясь ни на секунду, - в тот момент мужчина был так хорош, что я, сама залюбовавшись соседом, подумала о том, что его избраннице безумно повезет.

   Искренне пообещав, что я буду тратить на сборы с утра не менее получаса, вместо обычных десяти минут прихорашиваний, я распрощалась с Савелием, заходя в своё жильё.

   Маленькая, аскетичного вида однокомнатная квартирка, располагалась на последнем этаже пятиэтажного жилого дома, позволяя вдоволь насладиться видом на верхушки деревьев с небольшого, но уютного балкона.

   Мой родной дед Григорий сидел в кресле-качалке, с гордым видом смотря в телевизор, где с самого утра по новостям показывали одни войны и стихийные бедствия.

   - Привет, де! Лучше бы ты мыльные оперы смотрел, - подойдя к деду, я чмокнула его в затылок.

   Григорий Иннокентьевич, одетый "с иголочки" в идеально выглаженную белую сорочку и вязаную жилетку, несмотря на то, что за окнами стояла обескураживающая июльская жара, повернулся ко мне, и, раскрыв свой полу беззубый рот, с улыбкой, проговорил:

   - Мирочка, детка. Как хорошо, что ты пришла. А то я уже волноваться стал, ночь ведь уже на дворе.

   Забота деда всегда трогала меня до слез. Бывший военный, он пережил свою безвременно скончавшуюся жену уже почти на десять лет, но по-прежнему хранил теплые воспоминания о своей подруге жизни. И пусть дочка у них, говоря на чистоту, вышла никудышная, он души не чаял в своей любимой внучке, о которой заботился всю её сознательную жизнь. Из-за почтенного возраста, дед стал немного подглуховат. Это не доставляло нам больших проблем, но порой, общаться с дедом Гришей было очень сложно. Я чувствовала себя эскимосом, пытающимся понять людей с "Большой Земли".

   - Дед, а ты ел тарталетки? - спросила я у родственника, посмотрев на аппетитные мучные изделия с мясной начинкой, приготовленные мной накануне.