Знакомство по объявлению

Вода лилась слишком шумно — так и звонка не услышишь, хотя дверь в ванной, естественно, открыта. Майя завернула оба крана и решила отдохнуть. Точнее, послушать получше квартирную тишину, которая вот-вот, конечно же… Но нет, полчаса напряженного вслушивания прошли даром. И несчастная Майя снова отправилась стирать. Воду она пустила совсем тоненькой струйкой, а вот попеть все-таки решила — может, настроение поднимется. Хотя как может подняться настроение от «что стоишь, качаясь, тонкая рябина»? Но ничего другого не придумалось.

С русских народных песен Майя переключилась на поэзию серебряного века и несколько раз подряд повторила вслух ахматовское:

Про многонедельный покой Майка не понимала, а вот первые три строчки — просто ее.

— Но я пытку мольбой не нарушу, — сказала она в очередной раз и, вздохнув, пошла к телефону. Послав очередное сообщение, Майка продолжила стирку.

Звонок раздался, когда она снова грустно выводила «но нельзя рябине к дубу перебраться…».

Это был он! Поговорили они быстро, так как Сережа звонил из автомата и было плохо слышно. Договорились, что позвонит на следующей неделе, когда вернется из рейса. А эти дни его тоже не было: мотался в Москву, возвращался поздно.

— Позвонил! Позвонил! Позвонил! — пело все внутри.

Но уже через минуту в распахнутые настежь двери Майкиной души осторожно постучалось сомнение, помялось немного и сказало:

— Позвонить-то позвонил. Но ведь не сам. А после твоих многочисленных призывов. Да и разговор, прямо скажем, какой-то не очень получился. Ведь так?

Майке стало уже не так солнечно, как было минуту назад. Как же, как сохранить подольше хоть кусочек той радости, которую она испытала, едва услышав Сережин голос?! Что бы такое придумать?

— Солнышко, я забыла сказать тебе мяу, — продиктовала Майя сообщение на пейджер.

Девушка на том конце провода засмеялась — но как-то хорошо, по-доброму засмеялась — и сообщение приняла.

Майке снова стало просторно, легко и весело. Господи, хорошо-то как! Хорошо! Анекдот такой есть, старый. Про Деву Марию, которая поехала в санаторий. Через день она, ну Мария то есть, прислала Богу телеграмму: «Доехала хорошо. Дева Мария». Через два он получил еще одну: «У меня все нормально. Мария». А через три дня — снова телеграмма: «Господи, хорошо-то как! Маша».

— Хорошо, хорошо, хорошо, — повторяла Майка, кружась по комнате под музыку. Под музыку, которая звучала в ней и, видимо, ей и принадлежала, только самую малость смахивала на митяевскую «С добрым утром, любимая».

Чем же еще продолжить радость?

— Вовусик, купи чего-нибудь вкусненького, — пропела она Володе, позвонив ему на кафедру.

— На что? — прозаично спросил Володя.

Вопрос Майе не понравился. Но она решила не обращать на него внимания.

— Ну миленький, ну пожалуйста. Что-нибудь маленькое и вкусненькое. Все равно что. На твое усмотрение. Но лучше тортик. «Ленинградский».

— Уговорила, — засмеялся Володя.

«Ура», — сказала про себя Майя и отметила, что муж засмеялся так же хорошо, как девушка из пейджинговой компании. Какие все милые! И как она, Майка, всех любит! С добрым утром, любимая, ты моя милая, та-ра-та-ра-та, та-та-та, та-ра-та-та-та-та…

«Лучший из мужчин» — вертелось все время в голове у Майи. Точнее: «… и подругам рассказала, что ты лучший из мужчин». Так пела какая-то из новых эстрадных певиц. Майя просто теряла голову, когда слышала эту песенку. И удивительно — она все время попадала на нее. Но так получалось, что, включая телевизор или приемник (Майя любила, собираясь на работу, слушать «Русское радио»), она заставала уже звучащий припев с магическими словами. И не могла выяснить ни как называется эта песня, ни как она начинается, ни кто ее поет. Имя, однако, вскорости обнаружилось: Катя Лель. Катю Майка полюбила всей душой и бегала по киоскам в поисках ее альбома. Такового пока еще не было. Песня была в каком-то сборнике. Но в каком? Майя замучила расспросами всех. Всех, кто сколько-нибудь интересовался «попсой» и кто не разбирался в этом вовсе. Дело в том, что ей не только хотелось самой слушать и слушать припев про лучшего из мужчин — ей хотелось записать эту песню для Сережи. Приближался его день рождения, и Майя задумала подарить ему кассету с песнями, которые напоминали бы в дороге Сергею о ее, Майкиной, любви. Вот как здорово она придумала! Правда, пока еще не знала, какие песни, кроме этой, она туда запишет. Но эту, Катину, запишет в начале, в середине и в конце кассеты. Вот.

Нет, ну как все совпадает! «Подругам рассказала…» Ведь Майя действительно, почти сразу же рассказала о Сереже своим приятельницам. О том, что необыкновенный (Какой-какой? — Умный, сильный, уверенный в себе, знающий, чего хочет в этой жизни. — А в постели? — О-о! Без комментариев). О том, что влюбилась, как кошка. О том, что боится его потерять, потому что знает: лучше быть не может.

Подруги сказали:

— Так не бывает. Ты, Маечка, придумала его себе.

Но тут же спросили:

— Где взяла?

Н-да, это был камень преткновения — говорить или не говорить. Ну что по объявлению… Одной-двум Майя сказала правду, другим — соврала что-то красивое. Но потом запуталась — и раскололась в конце концов окончательно. Да! По объявлению! Представьте себе. Искала — и нашла. Именно то, что хотела.

— А замуж хотела бы за него? — спросили подруги.

— Нет, — честно сказала Майя. А про себя добавила: никогда и ни за что.

— А если Володя узнает?

— А он знает.

Тут подруги отказывались понимать что-либо вообще в этой жизни и переводили разговор в более приличное русло: работа, книги, театр.

С кассетой у Майи так ничего и не сложилось. Она успокоилась и купила несколько книг. Ну что она еще могла придумать? Дарить рубашки, одеколоны и проч. — привилегия жены. Так что остается: лучший подарок — книга. Сережа читал много. И не только детективы. Ему нравились исторические романы. Ему понравилась Токарева, которую открыла для него Майя. И Веллера он воспринял. И Довлатова. Так что получалось, книги — верный вариант.

Они прекрасно отметили Сережин день рождения. Уехали на дальнее-дальнее озеро, под пойманную и зажаренную на углях рыбу пили сухое белое вино. А продолжилось все в «их» квартире.

Надо сказать, что им очень повезло с «жильем». Одна из близких Майиных подруг, долго ждавшая своего счастья, наконец дождалась. Вышла замуж за какого-то московского бизнесмена и уехала к нему. Продавать квартиру пока не хотела: мало ли что? И сдавать не хотела, потому что иногда приезжала. Вот и отдала ключи Майе: пользуйся на здоровье.

В отпуск Майя, конечно же, никуда не поехала. Володя как-то завел разговор о том, что можно было бы махнуть в Крым, к старым друзьям, которые всегда зовут и ждут. Но Майя воспротивилась, ссылаясь на отсутствие денег, во-первых; на то, что ей противопоказан юг, во-вторых; на то, что Володе нужно работать над книгой, в-третьих… Она бы могла продолжать, но Володя остановил: «Успокойся. Мы остаемся». И действительно, сразу же принялся за новую книгу: не вылезал из архива. Уходил туда к десяти утра и возвращался к шести вечера. Как на работу. Майя никогда бы так не смогла.

Вероника уехала на полтора месяца в Германию по обмену. Так что Майя целыми днями была одна. Занималась квартирой (сколько всего по углам накопилось!), Володиными бумагами (сам он этого не умел и не любил); разбирала то, до чего руки не доходили во время учебного года; стирала шерстяные вещи, что-то сушила, что-то отправляла на тряпки. Кроме того, Майя с удовольствием ездила на дачу к своей маме, которая жила там все лето. Разумеется, к маме Майя уезжала только тогда, когда Сережа был в рейсе. И хотя на даче ей было очень хорошо, больше двух-трех дней она там не выдерживала. А вдруг Сережа уже вернулся? Вдруг позвонил — а ее нет? И она мчалась домой, объясняя маме, что у Володи уже закончилась наваренная еда. Мама не понимала. Говорила, что Володя мог бы и сам о себе позаботиться. А если он такой беспомощный, то еды можно было бы наготовить и на неделю.