Сбежавшее лето

   Мэри уже совсем забыла свои мечты о том, чтобы кто-нибудь увидел какая она плохая девочка. А потому сказала как можно ласковее:

   —  Простите меня, я не хотела вас обидеть. Просто вы глупышки. Ни чего я не украла! Придумать такое!

   Девочки посмотрели друг на друга. Они были похожи как две капли воды: одинаковые сияющие карие глаза, одинаковые гладки волосы. А теперь на их лицах появилось и одинаковое упрямое выражение.

   —  Но мы смотрели,— сказала одна из них,— и выглядели тебя.

   —  Мы тебя углядели,— подтвердила другая.

   —  Не  «выглядели»  и  «углядели»,  а   «видели».   «Мы  тебя  видели»,— сердито поправила их Мэри. У нее не было ни братьев, ни сестер, поэтому она  забыла,  что малышам  не  всегда  удается  говорить  правильно.   Затем она припомнила, что в данный момент грамматика не столь важна, и потому заспешила:—Ничего вы не видели,  потому что и видеть-то было не чего. Я купила палочку с сахарной ватой и две шоколадки, а теперь, вот видите, вы меня напугали, и палочка сломалась.— Она притворилась, что ужасно расстроена случившимся, пнула палочку ногой и втерла ее в гальку.— Смотрите!  Совсем сломалась и вся грязная!

   У них был такой несчастный вид — встретившись с ней взглядом, они виновато отвели глаза,— что Мэри даже стало их жаль.

   — Да ладно!—улыбнулась она, надеясь развеселить их.— Вы ведь не нарочно это сделали, правда?

   Но у них были по-прежнему серьезные и грустные лица.

   — У меня в кармане есть мятная конфета,— сказала одна из них.— Она, правда, немножко растаяла, но, если хочешь, возьми.

   — Полли не любит мятные конфеты. А я свою съела,— объяснила другая девочка.

   — Значит, я похожа на Полли,— сказала Мэри.— Я тоже не очень люблю мяту. Знаете что? Если вы сюда спуститесь, я угощу вас шоко­ладом.

   Спустившись на пляж, они окажутся вне поля зрения взрослых. Она даст им шоколадку и убежит. Ножки у них короткие, ступеньки крутые, и не успеют они взобраться обратно на набережную, как ее и след просты­нет!

   —  Нет,— покачали они головой,— нам надели чистые шорты. Мы идем к зубному врачу.

   Мэри продолжала улыбаться. Злиться бесполезно.

   —  А   вы   держите   шоколад   как   следует,— принялась   она   уговари­вать   их,— и  тогда  не  испачкаетесь.   Кроме  того,   доктор  будет  смотреть вам зубы, а не шорты.

   Они снова захихикали и переглянулись.

   —  Ну-ка быстро, я целый день ждать вас не собираюсь,— поторопила их Мэри.

   Она вынула из кармана шоколадку и, не глядя на них, начала сдирать с нее серебряную бумагу. О чем-то пошептавшись, они, шлепая сандалия­ми, побежали к ступенькам. Спускались они медленно, держась друг за дру­га, поочередно переставляя ноги. Мэри тошнило и трясло, словно ей са­мой предстоял визит к зубному врачу. Если бы она съела шоколад, поду­мала она, ее, наверное, тут же бы вырвало.

   Спотыкаясь, они бежали по пляжу, глаза их сияли надеждой. Развер­нув и вторую шоколадку, она сказала:

   —  Видите, каждой по шоколадке! Ну и повезло же вам!

   Две толстые ручки словно выстрелили вперед. «Интересно, кто из них Полли,— подумала Мэри,— и умеет ли их различать их собственная мама?»

   —  Это    тебе,    Полли,— наугад    сказала    она,   но,    оказалось,    ошиб­лась.

   —  Я     не     Полли,— засмеялась     малышка,      откусывая     шоколад.— Я Аннабел. Сокращенно Анна. Нас вечно путают.

   —  Особенно в детском саду,— добавила Полли.

   Они опять переглянулись. Губы у них уже были измазаны шоко­ладом.

   —  Один   раз   я  подула  в   молоко,   полетели   брызги,   а  Полли  за  это поставили в угол,— сказала Аннабел.

   —  А когда наша руководительница поняла, что ошиблась,— хихикнула Полли,— она дала мне лимонную конфетку.

   «А ведь они довольно славные,— думала Мэри,— со смешными круглыми мордашками, носом пуговкой и хрипотцой в голосе».

   —  Осторожней,   Полли,   не  то  ты   испачкаешь  шоколадом  свою  руба­шечку,— предупредила она.

   Полли посмотрела вниз, и ее подбородок исчез в пирамиде из подбо­родков.

   —  Ах,   Полли,   Полли,   какая   же   ты   замарашка! — пожаловалась   она так комично,  что Мэри не смогла сдержать смех.

   Верней, она только начала смеяться. Но тут же остановилась, с от­крытым ртом замерла на месте, потому что над ними раздался голос:

   —  Поллианна, Поллианна...

   Будто обращались к одному человеку.

   —  Я должна идти...— прошептала Мэри,  но не успела она сделать и шага, как на верхней ступеньке появился какой-то мальчик.

   —  Поллианна! — Он  спустился  по  ступенькам  и  уже  шел  по  пляжу. Тяжелая корзинка кренила его в сторону и била ему по ногам.— Я же ска­зал вам не ходить на пляж. А что это вы едите? —Манерой говорить он больше походил на взрослого, чем на мальчика, хотя был, решила Мэри, не намного старше ее. Повыше, пожалуй, более худой, с беспокойным ли­цом в веснушках и рыжими волосами.— Шоколад! — грозным голосом ска­зал он.

   —  Это она нас угостила,— объяснила Полли.

   Он поставил корзинку на землю и вытер о штаны руки.

   —  Сколько раз мама должна твердить вам, что нельзя брать сладости у чужих?..— Он посмотрел на Мэри и тем же взрослым, но уже извиняю­щимся   тоном   добавил:—Пожалуйста,   не   взыщите   за   причиненное   вам беспокойство.

   —  Это   не   ее   шоколад,   она   его   украла,— сказала   одна   из   девочек. Какая именно,  Мэри не поняла,  потому  что у  них  были  одинаковые  го­лоса, а она смотрела не на них, а на мальчика, который вдруг начал крас­неть.  Сначала краска залила ему шею — он был в открытой голубой ру­башке,— потом перешла на щеки,  и весь он стал почти такого же цвета, как его волосы.

   —  Это ложь.— Мэри задрожала и, чтобы не упасть, прижалась к сте­не спиной.

   —  Поллианна! — позвал   мальчик,   и   близнецы   посмотрели   на   него широко раскрытыми невинными глазами.

   —  Мы   углядели   ее,   Саймон,— объяснила   Аннабел.— Мы   смотрели, как она покупала сахарную вату, а когда продавец отвернулся, она схвати­ла шоколадки.

   —  Я заплатила за них, гадкие лгунишки!

   И хотя Мэри удалось вложить в эти слова все свое презрение, как бы­ло бы хорошо, подумала она, если бы стена разверзлась и она могла бы провалиться в дыру. Или если бы ей было известно какое-нибудь вол­шебное слово, которое сделало бы ее невидимой. В сказках, которые она читала, когда была маленькой, всякий раз, когда действие заходило в ту­пик, происходило нечто подобное, и, несмотря на то что Мэри нынче уже не интересовалась подобным чтением, резонно считая, что феи и про­чие чудеса — это ерунда, тем не менее она провела пальцами по скольз­кой стене в надежде отыскать какую-нибудь кнопку или ручку...

   Но ничего такого не произошло. Она стояла, как стояла, над головой у нее было серое небо, под ногами скользкая галька, а близнецы и явно смущенный мальчик не сводили с нее глаз.

   —  Так  нельзя  говорить,— упрекнул  ее   мальчик.   Лицо  у  него  горело по-прежнему.— Они никогда не лгут.  Они, может,  и маленькие,  но всегда говорят только правду.

   —  Ложь хуже воровства,— самодовольно ввернула Полли и, доев свою шоколадку, вытерла руки о рубашку и шорты.

   —  Смотри,   что ты  наделала! — ахнула  Мэри,   надеясь  тем  самым  от­влечь внимание мальчика от собственной особы.

   Он, наверное, был обязан присматривать за Полли и Аннабел и не да­вать им пачкаться. Но мальчик лишь мельком глянул на Полли и сказал, что теперь уж ничего не поделаешь, но, мол, это не беда: шоколад легко отстирывается, не то что мазут.

   И снова повернулся к Мэри. У него были похожие на камешки голубо­вато-зеленые глаза в коричневую крапинку. Мэри всегда обращала внимание на глаза. Она считала, что по глазам можно догадаться, о чем человек думает,— между прочим, мысли не всегда совпадают со сло­вами.

   Но глаза этого мальчика ее озадачили. В них было удивление и, как ни странно, жалость. Почему ему жалко ее, Мэри понять не могла.