Мятный поросенок

   - Но ты ведь знаешь, Мериголд: все мое семейство я обшиваю свои­ми руками, а эта двуколка напрокат взята.

   Вид у мамы был расстроенный, пристыженный, и Полл так обозлилась на миссис Багг, что, кажется, пришибла бы ее на месте. Двуколка катилась по пригородным проселкам, сытый пони бил копытами - хоп-хоп-­хоп - по мягкой пыли; все разговаривали без умолку и хохотали вовсю, лищь для того, чтобы поддержать друг дружке настроение. После миссис Багг все чувствовали себя недоумками, которые ни с того ни с сего вырядились по-воскресному, как на парад, себя показать. Словом, ребята, все четверо, были только рады, когда поход наконец кончился и дву­лка остановилась у их дома. Папа вместе с мальчишками отправился возвращать экипаж фирме «Ангел», Лили, не промолвив и слова, убежала в дом тети Сары, а Полл вслед за мамой поднялась к ней в спальню.

   Стягивая перчатки, Эмили Гринграсс проговорила, обращаясь то ли дочке, то ли к самой себе:

   - Что ж, поделом мне, дуре: расфрантилась, будто леди, а у самой ни гроша за душой.

   Откалывая и снимая шляпу перед зеркалом и втыкая в тулью длинныe булавки, она сама себе состроила гримасу. Полл подошла к ней сзади, глянула на мамино отражение и даже перепугалась:

   - Мама, не плачь!

   - Да нет, - ответила мама, - я ничего.

   Но голос у нее дрожал, а когда она обернулась и прижала дочку к себе, Полл слышала, что дыхание у мамы прерывается и китовый ус поскрипывает в ее корсаже. Тогда Полл тоже немного поплакала, для солидарности, пока мама не сказала:

   - Все, довольно. Кончаем оросительные работы. Только бы папа не догадался, какие мы обе дурехи. Ему и без того нелегко оставлять нас всеx, а тут мы еще свалим на него свои печали. Нет уж, сделаем-ка веселые лица, чтобы он уехал с легкой душой.

ГЛАВА 3

   Всю мебель, оставшуюся от их лондонского жилья, поставили в маленькой гостиной. Ценные вещи были проданы - круглый ореховый стол, и дедушкины часы, и красивые, в стиле «чиппендель», стулья. Остался только книжный шкаф, отделанный бронзой и с потайным ящиком, который сам выскакивал, если нажать кнопочку сбоку. Шкаф перевезли в Норфолк, а заодно мамину ножную швейную машинку и старый кожаный диван, который в лондонском доме помещался на кухне - чересчур обшарпанный для гостиной.

   - Поставим-ка его под окошком, - сказала мама. - Будет наш наблю­дательный пост.

   Все коттеджи на их улице имели позади маленький садик, а фасадами выходили на Маркет-сквер. И этот диван, если встать коленками на его скользкую кожу, был как ложа в театре: за окном все время что-нибудь разыгрывалось - люди шли, кто в магазин, кто в церковь, кто в общест­венную пекарню печь пироги; сновали повозки фермеров и цыганские ки­битки; охотники спускали здесь своих собак; оркестр Армии спасения иг­рал дважды в неделю, а то и чаще; облаченный в мантию городской глашатай выкрикивал сперва: «Слушайте! Слушайте!», а потом зачитывале объявление.

   А за неделю до рождества на площади появился медведь-плясун с поводырем. Медведю поднесли пива, и он встал на задние лапы, мотая большой черной башкой и покачиваясь, как подвыпивший моряк. Лили сказала, что это бесчеловечно - давать животному алкогольный напиток. Но Полл и Тео считали, что зверь как раз доволен, и вышли взглянуть него поближе.

   Едва они вышли, подъехал почтовый омнибус, из него вышел какой­-то толстяк-коротышка. Полл только разок на него глянула и со всех ног вокруг фургона - к медведю. Тео поймал ее за передник:

   - Полл, кто этот человек?

   Она уже рассматривала зверя, его маленькие красные глазки, здоро­венные свирепые когти, как железные грабли.

   - Не знаю, - отвечала она рассеянно. - То есть нет, знаю. Это, ка­жется, старик Роуленд. Ой, как хорошо, что на нем намордник!

   - Что-о?!

   Она рассмеялась:

   - Да не на старике - на медведе!

   - Полл!..

   В его голосе звучала такая тревога, что она оторвалась наконец от мед­ведя и поглядела на брата. Лицо его побледнело, он промолвил:

   - Ступай поговори с ним, пока я предупрежу маму.

   И пулей, огибая улицу, задами - домой.

   Полл глядела ему вслед, озадаченная. Но застенчивостью она никогда не отличалась, к тому же старый Роуленд однажды подарил ей шести­пенсовик. Омнибус отошел, и Полл подошла к Роуленду. Если улыбнуть­ся ему по-доброму, смекала она, то он, может, даст еще шесть пенсов, ко­торые можно отдать медвежьему поводырю, когда он станет обходить пуб­лику с шапкой.

   - 3дравствуйте, - сказала она, - мистер Роуленд.

   Он оглянулся на нее, его толстый, поросший жестким волосом загри­вок лег красными складками на воротник. Что-то, кажется, переменилосьв этом человеке, но она не могла понять что. Он сказал:

   - Ба! Да ведь это младшая дочка Джеймса, не так ли? Полл-пончик!

   Она улыбнулась в ответ, а про себя подумала: «В прошлый раз, про­изнеся это имя, он тут же и монету вручил». Но на сей раз он только голо­вой покачал и вздохнул, будто грусть его одолела.

   - Твоя мама дома? - спросил он.

   В это время передняя дверь отворилась, мама стояла на пороге, чуть слишком румяная, поправляя прическу рукой. Старый Роуленд промолвил:

   - Вы разрешите мне войти, миссис Гринграсс?

   Он снял шляпу и держал ее в руке; вид довольно жалкий. Мама кив­нула, впуская его.

   - Полл, проведи мистера Роуленда в гостиную, пока я готовлю чай,­ - сказала она.

   Старый Роуленд посторонился, пропуская Полл впереди себя, как взрослую леди. Это ее смутило, и она теперь стояла на одной ноге и че­сала ее другой ногой, носком башмака, потому что икра у нее вдруг заче­салась. А старый Роуленд оглядел комнату, потом повернулся к Полл исказал:

   - А что, если мы глянем в это окошко? Я давным-давно не видел, как медведь пляшет.

   Он стоял рядом, а она - коленями на диване, приплюснув нос к стеклу.

   Медведь, уже на всех четырех лапах, семенил вразвалку вслед за хозяи­ном, который теперь шел с шапкой по кругу. Но публика быстро рассеи­валась. Полл сказала:

   - А по-моему, это подло с их стороны - уйти, не заплативши, правда?

   Но старый Роуленд намека не понял. Он только вздохнул опять и проговорил:

   - Ну как, Полл-пончик, нравится тебе здесь жить?

   И она поняла наконец, что в нем переменилось. В тот раз, когда она видела его, он был весь такой жизнерадостный, а теперь унылый какой-то. Известно, что вежливая хозяйка должна поддержать и приободрить гостя, когда он такой несчастный, поэтому Полл сказала:

   - О да, нам всем здесь нравится. Даже Лили не возражает жить по соседству у тети Сары, потому что она может спокойно готовить свои уро­ки и мы с Тео ей не мешаем. А мне даже кажется, что здесь интересней, чем в Лондоне, особенно сейчас, когда холода настали. Тетя Гарри обещала, как только подморозит, взять нас на каток.

   Он глядел на нее, не понимая.

   - А разве ты не скучаешь по своему отцу?

   Вот уж глупый вопрос! Она даже не знала, что ему сказать. Любой будет скучать по своему отцу, который уехал в Америку, - неужели ста­рый Роуленд сам этого не понимает? Она ответила уклончиво:

   - Ну, он ведь еще недавно уехал.

   - Да, да, - согласился Роуленд. -  Не очень давно, я так и думал.

   Мама вошла с подносом. Она позаимствовала у тети Сары ее праздничный сервиз.

   - Не хотите ли чего-нибудь поесть, мистер Роуленд? - спросила она. - Вы, наверное, проголодались, пока ехали из Лондона?

   Мама поставила поднос на тот стол, который остался непродан, потому что у него одна ножка шатается, и улыбнулась мистеру Роуленду. Холодно улыбнулась, натянуто. А старый Роуленд опять издал протяжный вздох:

   - Ах, если б вы знали, миссис Гринграсс, с каким разговором я приехал, вы не захотели бы сесть со мной за один стол. Беда в том, что я не знаю, с чего и начать...

   Мама ответила: