Страница 2 из 14
Возможно, развитие твоей планеты тоже пройдёт через долгую эпоху жизни отдельных государств. До единого всепланетного государства у нас пока не дошло. Не скоро дойдёт и у вас. Может, пригодятся вам наши печальные уроки?
…Шестой мой — искусственный! — палец начинает набухать болью. Точнее, не он сам, а соединение его искусственных нервов с моими живыми. Неохотно разжимаю я кулак, опускаю на столик инопланетную коэму, рассчитанную на шесть пальцев. Теперь резким движением можно откинуть зажим искусственного пальца, снять мыслеприёмник, залепить прокол на ребре ладони стрептимиоловым пластырем и подождать, пока заживёт. А потом снова — прокалывать кожу, прилаживать искусственный палец, натягивать мыслеприёмник на голову и смотреть да слушать воспоминания Нур-Нура. Может, и доберусь когда-нибудь до их конца. Пять коэм передо мною! На сколько рассчитана каждая — понятия не имею. Пока что меня хватило на десять минут.
Путь к чтению был извилистым. И начался он совместной охотой трёх племён на стадо ломов, которую затеял Фор, отец Тили, новый вождь племени ту-пу. Два стада ломов спустились с севера в леса племени, и Фор пришёл к купам с предложением охотиться вместе. А купы, понятно, позвали айкупов. Последнюю точку в охоте довелось поставить мне — уложил выстрелом в глаз крупного самца, загнанного в ловушку. Тор говорил, что ловушку вырыли очень давно и рыли очень долго — купы вместе с ту-пу. Ещё при прежнем вожде «пещерных крыс»… Именно в ловушке ломы всегда становились чрезвычайно опасными. Понимали, что выхода нет, что смерть близка. Ни одна такая охота не обходилась прежде без жертв. Добить копьями громадного толстокожего мохнатого зверя куда трудней, чем загнать его в глубокую яму с кольями на дне. Но моему крупнокалиберному карабину хватило одного выстрела. Никто не погиб. Никто даже не был ранен.
Собственно, лома можно было подстрелить и раньше, хоть в полёте на ранце. Но ведь тогда племена не получили бы удовольствия от охоты…
В горячке дня и познакомился я с Ларом, молодым вождём айкупов, и заговорил с ним безо всяких мыслеприёмников. Не до них было! И оказалось, что мы прилично понимаем друг друга. А чего не понимаем — договариваем жестами. Пришла, наконец, долгожданная пора!
Лар пригласил в своё племя. Дальше откладывать визит было невозможно. Полетели мы туда на вертолёте вместе с Лу-у, привезли два контейнера подарков — всем возрастам и на любые вкусы. Может, когда-нибудь айкупы будут вспоминать этот визит так же, как купы до сих пор вспоминают визит Ната Ренцела и Неи Нгуен. Мы постарались для всех быть хорошими…
Весь второй день этой поездки провёл я с колдуном племени. Звали его Чат, лет ему было много — он сам не знал, сколько! — но двигался он легко и сам предложил отвести меня к могиле Нур-Нура. А по пути наставлял — как старший колдун младшего:
— Если хочешь, чтобы люди тебя слушались — сначала приучи их просто тебя слушать. Рассказывай что-нибудь полезное. Потом начнут слушаться. И гляди в их глаза. Темноглазые слушаются раньше. Светлоглазые — позже. Могут и совсем не послушаться. Но в опасности светлоглазые не побегут от тебя в разные стороны, а прикроют и защитят.
Чат был сероглазым и совершенно седым. Как я… Может, поэтому мы с ним сразу почувствовали взаимное доверие?
Могила Нур-Нура оказалась всего в трёх с половиною километрах южнее селения айкупов. На тяжёлой неотёсанной глыбе красноватого гранита была выровнена — видимо, чем-то вроде пескоструйки! — небольшая площадочка, и по ней шли выбитые буквы, какие-то до удивления простые и с детства знакомые.
Не нужно было долго чесать затылок, чтобы вспомнить: почти такие же знаки видел я на корректурах отцовских книг. Отец всегда требовал корректуры и неторопливо читал их — вылавливал ошибки. Особенно боялся он ошибок в цифрах и формулах. Ибо одна такая ошибочка порой меняла суть дела — состав пластмассы. Это всё-таки химия!
Такими же угловатыми значками ошибка помечалась в тексте, выносилась на широкие поля, и рядом ставилась правильная цифра, буква, формула.
Но в корректурах значки не имели смысла, не обозначали звук, не были ни буквами, ни иероглифами. Они оставались всего лишь обозначением места ошибки и с лёгкостью заменяли друг друга. Отец называл их корректурными знаками.
Здесь же, на гранитной глыбе, они явно были буквами. Может, даже словами.
Я сфотографировал эту надпись, передал в Город по факсу и через неделю получил расшифровку: «Когда вы сможете прочесть это — сдвиньте камень».
Оказалось, что буквы на гранитной глыбе очень близки к знакам самого простого на Земле алфавита, о существовании которого я и не подозревал. Ещё в средние века корейский учёный Со Чжон предложил его для замены сложных и трудных иероглифов китайского типа. Но даже несмотря на то, что Со Чжон был придворным, алфавит не сразу прижился. Хотя простота и доступность его была удивительна!
Большего лингвисты сказать не могли. В досье звездолётов корейская история начиналась лишь с середины двадцатого века, с восстановления независимости после японского владычества. И среди астронавтов всех трёх кораблей не отыскалось ни одного корейца. Спросить было не у кого. Как уж так на Земле прошляпили?..
Поэтому я мог только гадать: откуда взялась такая невероятная близость алфавитов из разных планетных систем? Был Со Чжон чужим астронавтом или их потомком? Посещали или нет средневековую Корею «летающие тарелки»? Наконец, как проник средневековый алфавит Со Чжона с Дальнего Востока в книгопечатание европейского Запада и обернулся там корректурными знаками?
Ответов на эти вопросы не было. Но одно стало мне ясно: «коренному» наследнику местных императоров, с детства грамотному, не было острой нужды вводить простенький буквенный алфавит вместо сложных смысловых иероглифов. Это было сделано ради женщины-императора и сработало на всеобщую народную грамотность. Но откуда появился такой учёный в средние века в глухом азиатском углу? Не космонавтом ли он был?
Так на далёкой планете вырисовывается вдруг любопытнейшая загадка земной истории. И нет шансов разгадать её. Может, на следующих кораблях прилетит кто-нибудь из Кореи?
…Могильную глыбу сдвигали мы вместе с Бруно и Натом О'Лири — на всякий случай в скафандрах. Сдвигали переносными квантовыми антигравитаторами, которые сжигали много энергии. Два контейнера с почти опустошёнными батареями оставили мы возле этой могилы. Под глыбой оказался небольшой склеп, выложенный мелкими необработанными щитами песчаника. Каждая весила примерно столько, сколько три-четыре стандартных кирпича. Подмытый обрыв из точно такого же мелкого песчаника нашёл я позже над ближним ручьём.
В нише склепа лежали рядком пять чёрных коробочек из пластмассы, отчётливо прошитой блестящими металлическими нитями. И рядом пластинка из такой же пластмассы, с процарапанными на ней теми же простенькими буквами, что и на глыбе. Лингвисты прочитали её в тот же день, что и получили по факсу: «Не ищите нас — не найдёте. Нур-Нур».
Дальше вход был замурован глиной. Мы вскрыли его и обнаружили полусгнивший гроб из толстого горбыля, грубо срубленный «в лапу», без гвоздей, и стянутый лианами. Всё это мы обернули плёнкой, плотно запечатали края и погрузили в вертолёт, который пришёл с Материка. Потом обезвредили ультрафиолетом скафандры, я сбросил свой и прыгнул в вертолёт. Мой скафандр Бруно и Нат запечатали точно так же, как и гроб Нур-Нура, и тоже увезли на Материк, И сами улетели в скафандрах.
А через сутки мы узнали, что предосторожности были излишними. Микробиологи не нашли ни на скафандрах, ни в гробу никаких неизвестных дотоле микробов. Видно, слишком долго жил Нур-Нур на этой планете. Если и были на нём неведомые микробы, то отсеялись задолго до смерти.
Заодно Бруно сообщил:
— Похоже, Нур-Нур оставил что-то вроде твоих коэм. Тут уж по твоей части. Прилетай — разберёшься.
— Привезу Лу-у, — сообщил я. — По-моему, пора учить её на птичницу. Психологическая подготовка проведена.