Русская рулетка

Кроме псиных клыков, в беспомощном положении меня удерживали наручники. Запястье правой руки стягивал тугой браслет, а спаренный с ним цепко обхватывал ствол молодой берёзы. Я стал жалким трофеем для победителей затихающей схватки. Попытался взвесить, прикинуть, кому бы предпочёл достаться, но для гудящей головы это была непосильная задача. Да и как решишь, какие из этих мерзавцев отнесутся ко мне с большей снисходительностью? Стрельба прервалась, стало подозрительно тихо. Доберман навострил уши, с явным неудовольствием отвёл от меня морду. И вдруг бросился прочь, словно надеялся принять участие в торжестве или поражении своих двуногих подельников. Я от всего сердца пожелал ему подохнуть смертью героя. Это пожелание исполнилось очень уж быстро. После короткой очереди раздался жалкий визг, который ослабел и пропал. Мужские игры требовали жертв. Надо это знать, раз уж влез в них.

Я получил возможность двигаться и сразу этим воспользовался. Стараясь не бередить рану, присел, привалился спиной к берёзе. Ствол можно было сломать, и так освободиться от связующих нас уз в виде наручников. Однако в том не было смысла, я не видел контейнера, а без него свобода мало что значила. Пальцами левой руки я нащупал под штаниной, вынул из‑за стяжки носка кассету и, не долго думая, закопал её в корнях дерева. Подгрёб и разровнял листья на утрамбованной ладонями земле, после чего другими, влажными листьями стёр с кожи все следы земельной работы. Я успокоился, словно с плеч свалился груз тяжкого греха. Стал замечать, от прохлады лесной ночи и голова гудела меньше, и перестало подташнивать. Это вдохновляло на искреннее сочувствие горожанам, которые не сидят под берёзами и не наслаждаются сырыми запахами и видами мрачного водохранилища.

Отвлёк меня шелест травы и листьев. Я повернул голову и не удивился, когда из‑за осины обретающей облик тенью появился Эдик со следами боевого крещения. Его плащ был измят и порван, лицо поцарапанное, и на всём пятна грязи. Несмотря на пистолет в руке, он напоминал драного мартовского кота. Я поприветствовал победителя взмахом левой руки.

– Как видишь, ещё жив, – громко сказал я. – Однако не вижу восторга.

Он не ответил. Что‑то выискивал, всматривался вокруг меня и задержал взор лишь на трупе низкорослого убийцы. Потом включил фару мотоцикла, отступил, пропустил мотоциклиста и усатого, безоружных и жалких на вид. За ними из темноты вышагивали кавказец и верзила с перебитым носом, оба с короткоствольными автоматами наизготове. У верзилы за спиной болталась знакомая мне винтовка с глушителем. Пока я валялся, она успела сменить хозяина. Я решил, что всё воинство в сборе, но свет притянул ещё одного представителя зондер команды Эдика. Именно он прошлой ночью гнался за мной через сквер и подобрал в кустах чёрную кожаную папочку, которую я ловко выронил. Теперь он ковылял, рукой придерживал себя за разорванный плащ у правого бедра. Судя по разрыву плащевой кожи, доберман не бесславно отдал свою собачью жизнь. Мне даже стало жаль погибшую псину. Морщась от боли, парень глухо предупредил Эдика:

– Спущусь к катеру. Мне нужна перевязка.

– Иди, – согласился Эдик, продолжая осматриваться.

Пленных поставили напротив света. Лицо усатого украсили синяк и в кровь рассечённая бровь. Его сообщник выглядел похуже. Придерживал рукой распухшую челюсть, будто сама по себе она могла отвалиться, а когда решил что‑то сказать, издал лишь нечленораздельное мычанье.

– Как вы нас нашли? – вынужден был нарушать субординацию усатый. – Вас же отвлекал вертолёт?

Эдик не удостоил его ответом, подошёл к низкорослому киллеру, перевернул его на спину. Расстегнув на трупе куртку, из неё вынул плоское устройство с крошечной антенной и красным светящим диодом. А, когда выковырял батарейку, диод потух.

– Подрабатывал и у него, – объяснил я усатому, хотя объяснения были излишними, все итак всё поняли.

Усатый сплюнул в сторону трупа и ругнулся:

– Сука!

– Кто его прикончил? – поинтересовался Эдик.

Остальные молчали, пришлось мне признаться.

– У нас была дуэль. Это дело личное.

Эдик присел на корточки, небрежно кивнул на мой правый бок.

– Он угостил? Попёрло ж тебе.

– Такой уж я везучий парень, – буркнул я.

– Да уж, – растягивая слова, заметил он. – Редко кому удалось надуть меня.

– Ты извини. Но так жалуется прожженная проститутка, когда клиент умудряется не заплатить за услуги.

Он разглядывал меня, словно не мог решить, что ж со мной делать.

– Попёрло тебе. Крупно попёрло, – повторился он и поднялся. – Нашёл, что искал? Что там было?

Мне его безразличие показалось напускным, обманчивым.

– Это у них спроси, – кивнул я на усатого и мотоциклиста, – куда они дели контейнер?

Эдик отвернулся к ним, перевёл взор с одного на другого. Усатый сглотнул и показал на кустарник за низкой сосной.

– Принеси, – распорядился Эдик с помощью взмаха пистолета.

Усатый помедлил, затем на ватных ногах отправился к тому кустарнику. Там нагнулся, разгрёб листву и вернулся с контейнером в руке. Эдик не тронулся с места, и усатый подошёл ближе, выронил контейнер ему в ноги, после чего отошёл к сообщнику, который ничем не выказал порицания. Эдик сразу потерял к ним интерес, присел и развинтил крепёжные винты. Сняв и отложив верхнюю часть, он вынул большой пакет с бумагами. Пакет оказался разрезанным. Эдик вопросительно глянул на меня.

– Твои?

– Бумаги мои. Но пакет вскрыли они. В нём был ещё код какого‑сейфа.

Эдик опять отвернулся к усатому. Тот издевательски ухмыльнулся.

– Тю‑тю, – сказал он. – Я сжёг записку. А радиотелефоном воспользовался только раз: чтобы отправить код. Вы не могли его засечь и перехватить. Придётся смириться, мы урвали у вас крупный кусок.

Эдику такое известие не понравилось, и он сорвался на мне:

– Где плёнка?

– Была там же.

– Так. – Эдик вернул мои бумаги в контейнер, тяжело поднялся и в четыре шага приблизился к усатому. – Она при тебе?

– Врёт он, – грубо отрезал усатый. – Не было никакой плёнки.

Эдик вскинул левую руку, словно хотел схватить его за горло. Но сдержался, глянул на кавказца. Тот зашёл усатому за спину, вынул из ножен нож.

– Я вырежу у тебя яйца, – рявкнул он. – Если не будешь отвечать, что спрашивают.

– У меня её нет, – хмуро ответил усатый.

Эдик вскользь глянул на мотоцикл и спросил:

– Может его обыскать?

Усатый дёрнулся, когда остриё ткнуло его ягодицу.

– Обыскивай.

Эдик отступил и поднял пистолет.

– Решил поиграть со мной? Что ж, пусть эта тайна умрёт с вами обоими.

– Но мы сдались по джентльменскому соглашению, – хрипло возразил усатый.

– К чёрту! – рявкнул Эдик. – Есть вещи поважней соглашений. Считаю до пяти. Ра‑аз. Два‑а. Три‑и…

Мотоциклист заволновался, сквозь стиснутые зубы невнятно выговорил:

– Отдай. Что толку, если нас похоронят?

Усатый приподнял руку.

– Ладно. Я отдам.

Он неохотно направился в темноту, где был спуск к водохранилищу.

– Проводи его, – негромко распорядился Эдик, обращаясь к верзиле.

Сам же застыл истуканом, и никто не смел прервать его мрачное молчание. У воды раздался всплеск, другой, затем там опять стихло. Вскоре из темноты появился усатый, за ним вышагивал верзила. Усатый остановился, и верзила обошёл его, передал пакет с кассетой Эдику. Пакет был мокрым, а усатый раскатывал рукав на мокрой руке.

– Под водой был, в иле, – расслышал я очень тихое объяснение верзилы. – Чтоб собака не нашла.

Эдик тщательно вытер пакет белым носовым платком, после чего засунул кассету в карман под плащом. Он вновь стал невозмутимым.

– Ключ от наручников, – спокойно приказал он усатому, указав в мою сторону.

Тот больше не возражал, сразу полез в кармашек брюк, вытянул короткую цепочку с ключом и швырнул мне. Цепочка звякнула в траве у моих кроссовок. Мне стоило усилий дотянуться до неё, – никто и не думал помочь. Я отомкнул браслет сначала на берёзе, затем на запястье. Откинув наручники к переднему колесу мотоцикла, осторожно, чтоб не тревожить рану, встал на затёкшие ноги и первым делом удостоверился, что меня не собираются приравнивать к пленным, мешать закрыть контейнер с бумагами, оспорить на них мои права. Рана продолжала ныть, однако не превращалась в боль при ходьбе и наклонах. А главное, не чувствовалось кровотечения. Оставив контейнер возле берёзы, я тропой спустился к пляжу, подобрал весло и насос, а по следам на песке нашёл кусты, куда была оттащена резиновая лодка. Дырочка от пули была незаметной, но я свернул лодку и оставил на месте, под неё упрятал разобранное весло и насос. Она представлялась слишком тяжёлой и неудобной, разумней было беречь силы для предстоящего обратного пути в город. Решив, вернусь за неё, когда получится, или заплачу цену приятелю‑механику, я забрал только мешок с наплечным ремнём.