Страница 41 из 63
– Вы дядя Андрей?
Я не отрицал этого факта, и мы обменялись рукопожатиями. Парень мне понравился, и я окончательно решил, что появление преследователей на даче не связано с этой семьёй.
– Хороший конь, – похвалил я, когда мы окружили мотоцикл, замызганный грязью в утренних передрягах. – Выдержал дьявольскую лесную гонку.
– На что‑то спорили?
– Знаешь, так бывает. Тебя хотят обогнать, а ты почему‑то сопротивляешься.
Он улыбнулся.
– Знаю. А потом увлекаешься и не можешь остановиться.
– Вот‑вот.
– А какая была марка?
Я пожал плечами.
– Может «харлей» какой‑нибудь. Мощная иностранка с широким рулём. Два ездока, а настоящий зверюга. На дороге они бы задрали меня в два счёта.
– Здорово. И они отстали?
– Я проскочил по бревнам через речку, а они сорвались.
– Жаль, я не видел. – Он обошёл мотоцикл, потрогал бак. – Ещё горячий.
– Так что я твой должник. Понадобится «шевроле», – я показал рукой на свою машину, – звони.
– Спасибо. Мне пока этого хватает.
Он взялся за руль мотоцикла.
– Классный конь, – согласился я и отдал ему ключи от мотоцикла и дачи. – А ты почему не в школе?
– А‑а, – ему не хотелось отвечать. – Я вроде как приболел. Мне друг новую игру дал на сутки.
– Компьютерную? – спросил я, отпирая дверцу «шевроле».
– Ну да. Ночь сидел… Даже крыша немного поехала. Проветрится надо.
– Ты извини. Я его не успел протереть, а он этого заслуживает…
– Да ладно, я сам протру.
Я опустился в салон, махнул ему рукой и завёл двигатель. Выезжая подъездной дорогой, я внимательно посматривал по сторонам, а когда свернул на улицу и пристроился за «москвичом», поглядывал в зеркальце заднего обзора, не прицепился ли хвост. Кто за мной так настойчиво охотились, отнюдь не идиоты. Они же видели номерной знак мотоцикла, быстро наведут справки. Надо было предупредить парнишку, как отвечать на расспросы. Мол, мотоцикл угнали и позже вернули, а в милицию не звонил, – не сразу обнаружил и подумал, может, дружки пошутили. Но потом я сообразил, что тогда ему пришлось бы врать и про дачу. Пусть уж ответы будут естественными. В конце концов, в чём можно обвинить моего знакомого адвоката? Он же ничего не знает, и они это поймут.
Время подбиралось к полудню. Овсяная каша совсем не та еда, которой можно было удовлетвориться при таком образе жизни. Направляясь в восточную часть города, я часто менял путь движения, пока не увидал в незнакомом проулке возле станции электрички скромную вывеску нового кафе. По всем правилам конспирации, чтобы убедиться в отсутствии слежки, честно проехал до перекрёстка, развернулся и затем съехал в тихий проезд, где застыли, дожидались хозяина грязно‑белые «жигули». Я объехал «жигули» и остановился как раз напротив окна кафе. С минуту посидел, посчитал наличные деньги, прикидывая, сколько потребуется для задуманных приобретений. По грубым прикидкам, должно было хватить на всё про всё, и ещё оставался запас на непредвиденные расходы, в том числе на вполне сытное суточное питание. Это не могло не поднять настроение. С таким настроением я и вышел из машины. Но пока на ходу всматривался в полумрак за окнами заведения, которому полагал доверить свой желудок, градус настроения стал быстро понижаться. Показалось, там уют цыганского пошиба, столь милый тёмным инстинктам загадочной русской души. Я уже подумывал, не поискать ли что‑нибудь получше.
Однако внутри кафе оказалось не так уж скверно. Было довольно чисто, негромко играла западная музыка – за стойкой на экране телевизора скакали темнокожие исполнители модного клипа: очевидно, прокручивались видеозаписи. Вечерами оно, наверное, привлекало немало постоянных и случайных посетителей, в их числе особых представительниц женского пола, не безвозмездно жаждущих расширить круг ночных знакомств. Те несколько посетителей, которых я застал в это время, как будто не стремились познакомиться, – что меня вполне устраивало. Надо было поесть и насколько удастся расслабиться. Заказав салат из свежей капусты, жареное мясо с яичницей, пирожное и кофе, я отошёл к свободному столику у окна и уселся так, чтобы видеть свой автомобиль.
– Извините, – вдруг раздалось за моей спиной.
Откинув голову, я встретился глазами с молодой женщиной, привлекательной, но худой, как жердь. На ней был свободный костюм кремового цвета, золотисто‑коричневые очки и такие же туфли. Рубашка была белоснежной, а галстук подобран к костюму. Коротко подстриженные и гладко причёсанные волосы дополняли впечатление – не женщина, а мечта модельера. Вот только руки занимали тетрадь и шариковая авторучка.
– Мы проводим выборочный социологический опрос, – вежливо объяснилась она. – Не могли бы вы ответить на вопросы.
Опасности она не представляла, да и знакомство со мной как будто не было её целью.
– Если не помешаете есть, присаживайтесь.
Я указал ей на стул напротив, она кивнула и присела, занесла ручку над тетрадью. Я приостановил её поднятым пальцем. Молодой мужчина в жёлтой рубашке и с галстуком бабочкой принёс на подносе салат и хлеб, горячее мясо с яичницей. Выложив всё передо мной, он предупредил:
– Кофе сейчас? Или горячий – позже?
– Позже, – попросил я.
Когда он отошёл, а я принялся за салат, моя соседка перешла в наступление.
– Вы женаты?
– Нет.
Она поставила в тетради минус.
– У вас есть дети?
– Нет.
– Скажите, – сделав вторую отметку, поинтересовалась она. – К какому социальному слою вы себя относите?
– Вольных стрелков. – И пояснил: – Волей обстоятельств я человек свободной профессии. Но заработок у меня сдельный и я не слишком обманываю налоговую инспекцию.
– Хорошо. Как вы относитесь к компетенции руководителей страны, которых избирали?
Она приготовилась поставить очередную заметку, но я ни на секунду не забывал, во что был втянут последние дни, и мне не захотелось играть ещё и в демократию.
– Можно я вам задам тот же вопрос?
Она поправила очки и объяснила со снисходительной улыбкой:
– Понимаете, я занимаюсь изучением настроений граждан, а не беседую.
– Странное же место вы выбрали для изучения, – заметил я.
– Почему же? Конечно, можно просто звонить по телефону. Это самый простой и удобный способ. Но он страдает значительными погрешностями. Люди смотрят телевизионные новости или читают газету, и на них влияет мнение, которое они только что услышали или прочитали. Влияет и фактор родных стен, ремонт или ребёнок расстроил. А многих беспокоит, что их могут найти по телефонному номеру, и они не хотят быть искренними.
– То есть боятся?
– Зачем боятся? – Она говорила так, словно запомнила это на лекции. – Просто инстинкт самосохранения. И согласитесь, если человеку задать одни и те же вопросы, в разное время, в разные дни, на работе или дома, после ссоры или наоборот, примирения в семье – мы получим разную структуру ответов.
– Да‑да, понимаю, – согласился я. – И вы решили опрашивать по кафе. Но здесь тоже ответят по разному. Я, например, был раздражителен до еды, а поел – и у меня другое отношение к жизни.
– Не вы один такой, все мужчины одинаковы… Однако не будем отвлекаться. Я всех спрашиваю, когда начинают есть. Итак, как вы относитесь к компетенции руководства страны?
– Вы готовите статью? Диссертацию?
– Диссертацию. И статью.
– А я могу не отвечать на вопрос?
– Конечно, можете.
Она чуть скривила тонкие, ровно окрашенные губы.
– Вы не так поняли. Я не боюсь за собственное мнение. Гордость не позволяет пугаться того, что исходит от людей власти. В этом я скорее язычник, чем последователь христианской традиции…
Нас прервал молодой человек с бабочкой, уж не знаю, сам хозяин или бармен. Он опустил на стол блюдце с двумя пирожными, рядом поставил чашечку. От кофе поднимался пар.
– Повторите, – я обвёл указательным пальцем то, что он принёс. Он ничего не сказал и оставил нас одних. Я подвинул блюдце и чашечку к социальной исследовательнице. – Только не отказывайтесь. А то мне неловко. После меня ведь никто не зашёл, так что торопиться вам некуда.