Лейб-гвардеец

Это замечание вызвало удовлетворение у тех, кто проигрался Шуйцеву.

– Что‑то здесь не так, – вдруг оторвался от своих карт, задумчиво произнёс светловолосый офицер за другим столом.

Его не поддержали, и он не стал настаивать.

18

Солнечный дневной свет заливал рабочий кабинет, из которого за окном были видны несколько зданий деловой части города и банк на углу перекрёстка. За прикрытой дверью, в приемной комнате приглушенно стучала пишущая машинка, позвякивая перед окончаниями строк. Шуйцев присел на край тяжелого стола из красного дерева. Одной ногой упираясь в пол, со скрещенными на груди руками он без обычного внимания выслушивал разъяснения адвоката и сдерживал отражавшуюся в глазах улыбку чему‑то своему, глубоко личному. Адвокат стоял, что называется, руки в брюки, и вся его ладная фигура тридцатилетнего выпускника престижного университета выражала деловитость и привлекательное здоровье. Но Шуйцев смотрел не столько на него, сколько на старательно подобранный красивый галстук.

– ... Надо на время отменить, перенести эту встречу, – убеждал его адвокат. – Распускаются грязные слухи, а он весьма щепетильный бизнесмен.

– Сэм, – мягко ответил ему Шуйцев, – вы хороший адвокат и мой приятель. Я доверяю вам. И всегда вас слушался. На этот раз я позволю себе закапризничать, быть непослушным.

Сэм пожал плечами, предположил, что он не знает чего‑то важного, что известно Шуйцеву, и потому его покинула большая часть уверенности в своей правоте.

– Я не понимаю... – начал он.

– Сэм, прервал его Шуйцев, – у вас замечательный галстук. Его выбирала Нора?

– Да, – растерялся несколько сбитый с толку Сэм. – А что?

Он поправил узел галстука.

– А мне приходится выбирать самому. – И отметая всякие возражения, Шуйцев объявил. – До завтра, Сэм.

Сэм снова пожал плечами, прихватил свой пиджак, закинул его на плечо, сделал пару шагов к двери, остановился.

– Я не понимаю... – повторил он.

Но Шуйцев уже не слушал и не слышал его, весь в мыслях о предстоящей встрече.

Он прибыл на нее вовремя, но его уже ждал тот, о ком они говори с Сэмом.

Респектабельный ресторан парадными окнами выходил на главную, залитую огнями большую дорогу города. Был вечер, и они одни сидели в отдельном кабинете и присматривались друг к другу. Напротив Шуйцева на мягком стуле удобно устроился человек, которого без сомнения можно было охарактеризовать, как деятельного, именно русского капиталиста: в глазах читался бойкий ум и чисто русская смесь осторожности и размаха интересов и намерений. Он приближался к шестидесяти годам с красивой седой шевелюрой, с крепкими собственными зубами, так, кажется, всерьез и не поверив в существование иных болезней, кроме легкой простуды. Они ничего не заказывали, столик уже был сервирован на четверых, в середине стояла ваза с белыми розами. Вновь заглянул официант в белых перчатках и с меню, помедлил, но распоряжений не дождался, поклонился и исчез.

– Если бы слухи пошли раньше, я бы не согласился на встречу с вами, – начал визави Шуйцева. – Но не в моих правилах отменять раз принятое решение. Я наводил о вас справки. Вы темная лошадка, господин Михайлов. Кстати, это ваша настоящая фамилия?

– Нет, – сказал Шуйцев, ничуть не смущаясь.

– Ага. Кажется, Петр Алексеич именно под этой фамилией обучался и проживал за границами? – полюбопытствовал его собеседник.

– Совершенно верно, именно под этой.

Визави Шуйцева задумчиво побарабанил пальцами по столу, вздохнул с сожалением.

– У меня солидная репутация, – доверительно объяснил он. – Я сохранил ее даже при том безумии, которое охватило Россию. Ваше предложение заманчиво. Но... Надеюсь, мне не надо произносить слова, которые могут вас обидеть? Всяких вам успехов в этой стране. Так и не поворачивается язык, назвать ее своей. Впрочем, вы достаточно молоды, может, еще научитесь быть американцем.

Он хотел было подняться, но Шуйцев неожиданно схватил его за руку, удержал за столом.

– Вы пригласили дочь, как обещали?

Что‑то в живом и искреннем движении Шуйцева заставило его подчиниться, и он вновь опустился на стул.

– Да... Но я не понимаю...

Но Шуйцев уже не слушал его. Он смотрел в щель между шторами, через которую видна была часть общего зала ресторана, и он видел только шедших к их кабинету в сопровождении официанта Анну и Арбенина.

– Я не понимаю, – еще раз повторился ее отец, но заинтригованный смолк.

Арбенин ладонью отстранил штору, пропустил к ним Анну, и Шуйцев откинулся от света в тень.

– Что за таинственное приглашение, отец? – сказала она, осматривая в кабинете все, начиная от цветов в вазе. – Муж так убеждал меня не идти...

Она взглянула на скрытого тенью голову Шуйцева, замерла, потом внезапно порывисто развернулась, быстро пошла к выходу. Оттолкнув Арбенина, Шуйцев скорым шагом последовал за ней. Она побежала, чем вызвала удивление у многих в общем зале. Привлекая их любопытствующее внимание, побежал и Шуйцев.

Он выскочил мимо сверкающих чистым стеклом парадных дверей ресторана на большую дорогу. Был поздний вечер, горело множество ярких разноцветных огней. Анна быстро уходила, почти бежала по тротуару, он бросился следом. Возле нее услужливо затормозило такси, она села в него, и такси сорвалось с места, влилось в беззаботно оживленный поток автомобилей. Шуйцев бегом вернулся к своему автомобилю. Ему пришлось набрать скорость больше, чем разрешалось, чтобы нагнать такси с Анной, не потерять его из виду. На перекрёстке засвистел бдительный полицейский, но он не остановился.

Он настиг такси, обогнал его и резво крутанул руль вправо. Такси с визгом затормозило и поддело, слегка подтолкнуло его автомобиль. Затормозили следующие за ними машины, однако их водители не желали разбираться, в чем дело, принялись объезжать столь малозначительное происшествие. Не слушая русскую ругань таксиста, он распахнул заднюю дверцу, за которой отвернулась, жалко и несчастно вытирала платком слезы под глазами красивая женщина…

– Что все это значит? Кто он? – между тем по привычке требовательно спросил Арбенина отец Анны.

Арбенин сидел возле него в ресторане, в том же кабинете и не отвечал; смотрел перед собою в пустую тарелку и в такт тягостным мыслям постукивал ручкой ножа по столику. Внезапно злобно швырнул нож в тарелку, решительно и мрачно поднялся. Он направился из ресторана с вполне сложившимся и раз и навсегда окончательным решением. На улице осмотрелся, сжал кулаки, но взял себя в руки. Торопиться в опустевший дом не имело смысла – там нечем будет заняться, станет только хуже. Он зашагал по тротуару веселой городской дороги, и мысли становились более размеренными, упорядоченными. Цинично и с горечью думалось, что времени на подготовку достаточно, вся ночь, именно та, в которую Анна по‑бабьи безответственно будет счастлива с другим. Он не сомневался, что она отправится с Шуйцевым и к нему…

Шуйцев увозил и привез ее к себе в пригородный особняк.

Окно спальни было распахнуто. В парке вокруг большого дома все представлялось странным и таинственным из‑за голубоватого света полумесяца, который при тихом безветрии застыл на деревьях, на лужайке. Она приблизилась к распахнутому окну, и наконец заговорила.

– Почему я такая несчастная? Столько раз верила, смогу забыть тебя... Однажды показалось, увлеклась другим. Потом с ужасом заметила, в его голосе ищу твои интонации, в походке пытаюсь отгадать тебя... Почему, почему ты не появился раньше?

– Как? Кем я оказался в той жизни? Теперь я сделал состояние. В России произошла революция. И я почувствовал, все препятствия между нами рухнули.

– Это были твои препятствия, не мои...

– Поверь мне, я искал тебя. Как мог, искал. А на днях узнал, ты приехала сюда.

У неё опять на глазах проступили слёзы.

– У меня не было даже твоего ребенка… какого‑то смысла жить, просыпаться по утрам...