Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 36



Исчезновение Бориса, девушки и монгола объяснялось лишь подводным ходом внутрь горы. И Вырви Хвост вызвался первым начать поиски этого хода. Раздевшись до гола, он нырнул, быстро осмотрел подводный участок стены. Остальные казаки и атаман наклонились над обрывом берега, с вопросительным молчанием глядели, как он появился на волнуемой им самим поверхности озера. Никто из них не решался задать вопрос, который их беспокоил. Вырви Хвост отрицательно покачал головой, и они разочарованно распрямились. Ему помогли выбраться на берег. Он схватил свою одежду, принялся до покраснения кожи растирать загорелое и поджарое тело.

– Холодная, чёрт, – ругнулся он, объясняя своё поведение.

– Да где‑то здесь они исчезли! – в сердцах заметил атаман, вновь осматриваясь и припоминая, как они спускались с ребра горы. – Мы же все это видели?!

– Ну что. Я следом? – скидывая одежду, громко проговорил Ворон и с берега вниз головой сорвался в прозрачную воду, пронырнул до самого дна.

Он проплыл у обрыва под берегом дальше того участка, который осматривал Вырви Хвост, и в тени козырька увидел своды проходов внутрь горы – сначала два, потом все четыре. Красноватые солнечные лучи пронизывали водную толщу у начала сводов, как будто приглашали заглянуть под каждый из них. Но Ворон вынырнул, не спеша, набрал полные лёгкие воздуха, только после этого снова ушел вниз, уже зная куда. На этот раз он поднырнул под ближний свод и в сгущающемся беспокойном сумраке плыл и плыл до тупика. Дотронулся, убедился, что пред ним стена, и, сильно оттолкнувшись от нее ногами, быстро, надеясь успеть, поплыл обратно. Задыхаясь, он вырвался из‑под свода и, отчаянно работая всем телом, устремился к воздуху, к поверхности – она бликами играла на солнце.

6. Главная тайна сокровищницы

Такую схватку Настя видела впервые. Под непрерывный лязг стали о сталь она жалась к стене возле хвоста могучего каменного дракона, который вместе с другими драконами, казалось, превратился в зрителя обещающего кровь и смерть зрелищного поединка, подобного бою гладиаторов на ристалище. Он возвышался рядом с нею, из пасти тянулись к пасти другого дракона бронзовые цепи с дюжиной сундуков на них, а возле и вокруг подвешенных сундуков яростно бились зрелые мужчины. Она смотрела во все глаза, так как исход их поединка должен был решить её участь. Когда ей чудилось, Борис пропускает выпад мелькающего клинка легкой сабли, она резко отворачивалась в сторону, под замирание сердца веки ее плотно смыкались… Но звон коротких мечей и сабли продолжался, она приоткрывала глаза, с облегчением убеждалась, что теперь отступает от взмаха тяжелого меча и чудом избегает опасной раны Бату.

Сабля легче, удобнее, не так утомляет руку в продолжительной схватке, она длиннее и опаснее при поединке без доспехов и на свободном пространстве, но два меча пока справлялись с ней, успевали закрывать Бориса от ее ударов. Бату не мог воспользоваться преимуществами сабли, – противник навязал ему необходимость сражаться вокруг подвешенных на массивных цепях сундуков. Ему приходилось следом за Борисом запрыгивать на сундуки, нападая делать ненадежные шаги по цепям, затем спрыгивать за оказавшимся на полу противником, не успевая достать его, – тот, прокатываясь под сундуками, оказывался за цепями, недосягаемый для стремительных, как броски кобры, выпадов смертоносного острия сабли, и вновь проворно вскакивал на ноги. При этом приходилось следить за опасными замахами страшных своей тяжестью мечей, избегать их ответных разящих ударов.



И все же Бату надеялся, что мечи измотают Бориса раньше, чем он сам устанет работать саблей. И эта надежда постепенно начала оправдываться. Его противник допустил серьезную ошибку в перемещениях и оказался вытесняемым, отрезанным от цепей. Бату тут же воспользовался преимуществами сабли, заставил его медленно отступать к полосе дневного света, и тогда огромная тень Бориса заметалась по всему помещению. Еще пара шагов, и прижатому к стене Борису отступать станет некуда!

Но в следующие мгновения Бату впервые за все время схватки испугался быть поверженным. Борис мгновенно напрягся всем телом; при яростном выкрике из его правой руки с замаха вырвался страшно закрученный меч, промелькнул Бату в ноги, на долю секунды лишив его мужества. Монгол едва успел отпрыгнуть в сторону, но не удержался на ногах, опрокинулся на пол. Меч заскользил по каменному полу через весь зал, и сквозь пронзительный скрежет царапающей пол стали послышалось предательское звяканье сабли, – отлетев от руки упавшего Бату, она острым концом ткнулась в стену!

Борис, как лев, рванулся вперёд и прыгнул, не позволяя монголу подняться. Однако тот успел прижать ноги и сильнейшим толчком ступнями в живот отшвырнул его обратно к стене, лопатками на полосу света. В зале мрачно потемнело. Обе драконьи лапы, которые торчали по краям щели, разве что не обхватывали Бориса, а головой он вскользь ударился о брюхо дракона, и оно нависло над ним, выступая бронзовым мордой к цепям с сундуками. Лучшей для него ловушки трудно было представить, она делала его совершенно беспомощным! Желая скорее покинуть её, он раскинул руки, уперся в драконьи лапы и со всей силы оттолкнулся, но… лапы рычагами подались книзу! Вместо того чтобы вырваться из ловушки, он опрокинулся на спину. Вместо того чтобы оказаться на ногах, повалился на каменную плиту под щелью. Плита от толчка спины качнулась, поддалась, начала вываливаться наружу, увлекая его с собою, не позволяя ему подняться. У шеи дёрнулась, зазвенела свисающая от пасти дракона цепь и, как будто от рывка, натянулась тетивой лука.

Поток солнечного света ударил в глаза Борису, ослепил его. Затем, словно в красном тумане, он увидал, что над ним возвышается стена почти отвесной скалы. Он лежал на плите, которая замерла вровень с полом зала, как бы продолжением шершавого пола наружу, к обрыву в ущелье. Удерживалась она натянутой в струну бронзовой цепью, а цепь от пасти дракона спускалась к кольцу в этой плите. Борис резко присел, чтобы сразу же подняться, и кольцо вдруг заскрежетало и дернулось. После многих веков воздействия непогоды и попадающего внутрь пещеры влажного и сырого воздуха штырь, которым бронзовое кольцо крепилось к плите, не выдержал рывка мужского тела, его выдернуло из места крепления. Вмиг провалившись под Борисом, плита устремилась вниз, и ему ничего не оставалось, как схватиться за кольцо на цепи, выпустить из руки и второй меч. Он невольно глянул под себя, где меч, медленно проворачиваясь в воздухе, полетел следом за плитою, оставив его совсем безоружным.

Он беспомощно висел на обрыве высокой серой кручи, мертвой хваткой вцепившись в кольцо у последнего звена бронзовой цепи, и осторожными движениями тела проверял надёжность цепи, одновременно искал глазами трещины, изломы, за которые можно было бы схватиться в случае, если бы подвела и она. По ущелью прокатился гулкий удар плиты о крупные валуны, затем разлетевшиеся каменные осколки стали шумно хлюпать по бурлящей воде. Он опять глянул вниз. Там, далеко под ним, вокруг влажных серо‑черных клыков валунов пенилась горная речка. На его глазах летящий меч стукнулся об один из клыков, раскололся надвое, а когда звон раскола достиг его ушей, обломки уже поглотились быстрым течением. Острые выступы серо‑черных клыков, как будто жадно поджидали и его падения.

Речка была той самой, берегом которой они вышли к водопаду. Однако в этом месте берегов не было, и сколько удавалось видеть её изгиб, она прорезала глубокую и довольно узкую теснину. Противоположные круче горы утёсы теснины были значительно ниже, и шедшее к западным вершинам солнце через проём, который образовался после откинутой упором его спины и сорвавшейся со штыря плиты, заглядывало прямо в зал сокровищницы. Из верхней грани проёма, как в пасти старого чудища, безобразно торчали два бронзовых зуба, – они‑то прежде и удерживали каменную плиту, соединяясь внутри стены с драконьими лапами. Стоило посильнее надавить на лапы, которые служили рычагами, лапы проворачивались, выдергивали зубья из гнёзд, и плита опрокидывалась простым толчком ноги. За счет тщательной обработки и ступенчатых граней плита в стыках со стеной не пропускала свет, ничем не выдавала своего назначения. И только посвященные могли знать об этой тайне.