Персиянка

Он встал. И его взор, как железо к магниту, вновь привлёк пожираемый огнём корабль, на который он возлагал большие надежды.

17. Гибель «Орла»

Пламя наступало от кормы, и ещё не добралось до носовых якорных канатов. Якоря пока удерживали корабль в стороне от настила причалов, и огонь пожирал только его, как бы вымещая на нём ожесточение за свою не способность преодолеть широкую водную преграду и перекинуться на другие суда и судёнышки.

Чтобы перевезти команду «Орла» на берег, приходилось использовать обе спущенные на воду лодки. Бутлер твёрдо руководил своими людьми, и ему удавалось поддерживать строгий порядок. Использовались обе сброшенные с палубы канатные лестницы, а тяжелораненых обвязывали, спускали ещё и отдельными верёвками. Сначала одна перегруженная ранеными лодка, тревожа блеск огня на воде, отплыла к берегу и быстро вернулась с гребцами и офицером, стукнулась о борт под гроздьями мужчин у носовой лестницы, потом и вторая появилась в красном освещении у другой лестницы, чтобы забрать последних моряков. Казалось, на палубе не осталось ни одной живой души. Внезапно капитан, который сидел в этой лодке, вспомнил о запертом пленнике.

– Дьявол! – в сердцах ругнулся он в сторону охваченной пламенем кормы. Но возвращаться за одним человеком, значило рисковать многими, и он искренне добавил: – Если ты ещё не задохнулся, желаю тебе изжариться легко, не мучась. – Он зажал ноздрю, звучно высморкался тем, что в неё попало, на шипение падающих в реку искр и горящих обломков. И рявкнул гребцам: – Шевелитесь, ребята! Склад порохом набит, чёрти вас всех побери!

Но он ошибался, полагая, что на корабле остался только пленник.

Когда моряки и казаки подхватывали раненых, бросились от мест сражения к противоположным бортам, теснились возле них и заботились лишь о спасении, в голове Плосконоса зашевелился червь сомнения. Прибыв на корабль в вечерних сумерках, он с нетерпением ждал появления князя Прозоровского, без которого капитан Бутлер отказывался допустить его к пленнику, ссылаясь на решительный приказ воеводы, своего непосредственного начальника. Воевода так и не заявился, и Плосконоса обеспокоили подозрения и вопросы. Отчего тот задержался? Точно ли пленник на корабле? А что, если Прозоровский нашёл с ним общий язык, обделал свои делишки и отпустил ради примирения с царём, а корабельным пожаром воспользуется, чтобы отвертеться от выполнения договорённости с ним, Плосконосом? Подозрения набирали силу вместе с пожаром, мучили подступающей злобой на князя, и он решился проверить, насколько они обоснованы.

Он отступил к кормовой надстройке, спустился к развороченной ногой капитана дверце и глянул вглубь задымлённого прохода. Отсветы пламени, как в тумане, освещали проход до самого тупика, до двери складского помещения, запертой железным засовом. За нею должен был находиться его враг. Страстное желание убедиться, что он там, валяется беспомощно связанный, и собственными глазами насладиться таким зрелищем, с хохотом пожелать ему в лицо весёлого пути в ад, стать последним, кого тот увидит перед мучительной смертью, овладело им с такой силой, что он, словно от толчка в спину, бросился туда, забыв об опасностях. Сквозняк горячего воздуха тянул из других помещений, выветривал дым и гарь, и он мог дышать по всей длине прохода. Пробравшись до тупика, он вырвал обжигающий засов из гнезда, распахнул дверь и впустил в склад пляску красных отсветов, как сопровождающую его свору диких кровожадных тварей.

Удача в нетерпении ожидал, что кто‑то должен прийти за связанным пленником воеводы, намеренного любой ценой вернуть письмо Морозова. Но возникновение на пороге, в ореоле пламени вооружённого саблей Плосконоса, словно тот явился за ним из преисподней, было опасной неожиданностью. Однако он заранее приготовился, чтобы сразу же действовать, и бросил ему на обнажённую саблю, на голову всё подобранное с полу тряпьё. Тут же пихнул ногой тугой живот, оттолкнул недруга от проёма и, проскользнув за его спину, побежал через наполненный треском горящего дерева проход к выходу на палубу. Злобно ругаясь на собственную неосторожность и расшвыривая тряпки, Плосконос с неистовым топотом кинулся за ним.

Преследуя беглеца, он выскочил из клубов дыма прохода, и вдруг его левое плечо, как когти тигра, схватили цепкие пальцы. Они рванули плечо назад, а при невольном повороте на ногах его потряс короткий удар кулака в ухо, от которого в голове зазвенел гулкий колокол и он опрокинулся грудью на ступени. Подошва сапожка Удачи оттолкнулась от его ягодиц, тень врага перепрыгнула через него на палубу и сделала это с таким проворством, что он не успел дотянуться, подцепить её голень сабельным остриём.

Пламя большими и красными языками жадно облизывало борта, окружало палубу, кормовую надстройку и мачты с подвязанными на реях парусами. Свет от пляшущего в хороводе огня достигал берега. Там выделялись две только что брошенные лодки, а от них скоро удалялись члены корабельной команды, как пастухом, преследуемые или подгоняемые капитаном Бутлером. Они спешили укрыться за складами и в улочках посада, будто за ними гналась с косой в замахе сама костлявая смерть. Бегло глянув на них, Удача сообразил, что на корабле больше никого нет, после чего подхватил брошенный кем‑то моток каната, развернулся навстречу бегущему Плосконосу. Разящий свист рассекающей гарь сабли прервался после хлёсткого обхвата клинка всей слабиной каната, и резким боковым движением сабля была вырвана из руки Плосконоса, отброшена вместе с канатом в пламя. Обезоружив недруга, Удача прыгнул на верёвочную лестницу, которая обгорела внизу, оторвалась от борта и с тлеющими концами болталась возле главной мачты, и ловкой обезьяной полез кверху. Он намеревался добраться до нижней реи, пробраться по ней до края, чтобы оттуда спрыгнуть в реку. Однако не успел. Пламя дотянулось до краёв перекладин, и подвязанные сухие паруса тут же запылали.

Ему поневоле надо было пробираться выше, к смотровой корзине "вороньего гнезда", в надежде там укрыться от Плосконоса, который лез за ним с зажатым меж зубами длинным ножом. Забравшись в корзину, он живо осмотрелся. Высокое пламя обхватило корабль, словно с намерением не выпустить хотя бы две жертвы из своих всё сжигающих объятий. Оно распалялось и дышало жаром, а красными отсветами широко плясало на тёмной поверхности реки, ревниво отгоняя от неё ночь с её мрачными ласками. Челны казаков и струг их атамана темнели выше у берега, казались брошенными, как лодки и суда у пристани. Зато посад бурлил пожарами и мечущимися тенями множества людей. Татарская слобода, как и корабль, разгоралась, превращалась в огромный костёр, который с помощью ветра неумолимо расширялся, приближался к другим слободам, к главной посадской площади. Доносились пронзительные визг и крики женщин, плач детей, беспорядочная стрельба из ружей и пистолетов. Можно было легко догадаться, что купеческие улицы терзались грабителями.

Теряя надежду обнаружить, найти способ для спасения, Удача отвернулся к реке. Напряжённый взор неожиданно привлекло темное крошечное пятно, которое перемещалось на речной поверхности. Оно было похожим на странного зверя, приближалось речным течением и постепенно заворачивало к кораблю. Приглядевшись, он различил облик головы парня и отруб... Шорох за спиной заставил его живо развернуться. Плосконос уже перебросил левую ногу в корзину, помогал себе левой рукой, а в правой сжимал рукоять боевого ножа, которым изготовился, как жалом, нанести разящий насмерть выпад.

Клинок рассёк воздух, пресёк в самом начале попытку Удачи приблизиться для отпора, и лицо Плосконоса обезобразилось злобным оскалом, оно было страшным и казалось безумным в кроваво‑красных отсветах пылающего корабля. Не давая ему передышки, не позволяя залезть в корзину второй ногой, Удача вновь попытался сблизиться, и вновь нож полоснул горячий воздух, зацепил ствол мачты, который остался единственным препятствием между ними. Нож давал Плосконосу преимущество. Обманным выпадом Плосконос заставил Удачу уклониться за мачту и рывком перегнулся в корзину, почти залез в неё, и на миг открылся. Удача в полной мере воспользовался этой последней возможностью остановить его. Обхватив ствол, он живо подтянулся и обеими ступнями, что было сил, ударил противника в грудь. Нож полоснул по левой голени, но не смог помешать удару, которым Плосконоса вышвырнуло из корзины. Нелепо размахивая руками и ногами, Плосконос по дуге полетел к корме, и вдруг под ним как будто разверзлось нутро ада, которое взревело и заглушило его жуткий душераздирающий вопль ужаса.