Персиянка

– Теперь лишь бы у него всё выгорело, – пробормотал под нос Мансур, и зубы его опять клацнули, как у голодного и чующего смертельно раненую антилопу шакала.

– На этот раз только за рубль, – нагло заявил Плосконосу веснушчатый коротышка.

Сидя раскорякой на завалинке ветхой и кажущейся заброшенной избы, которую окружал небольшой участок земли и покосившийся забор, он стёр пальцем с широких и тонких губ яблочное варенье и слизнул его. Вокруг была самая отдалённая окраина слободы – дальше начинались пригородные виноградники простых астраханцев. Царские виноградники были в другой стороне, на лучших почвах и ближе к реке, для них нанимались сторожа, – а от избы коротышки не виделось ни одного сторожевой вышки. Держа обеими руками наполовину съеденный яблочный пирог, он впился в него мелкими, но острыми, как у волчонка, зубами и, откусив, зажевал неторопливо, растягивая удовольствие, на его скуластом лице отразилось счастливое умиротворение.

– Пироги люблю, – с полным ртом, однако внятно объяснил он Плосконосу.

Плосконос стоял перед ним с широко расставленными ногами и, хмурясь, разглядывал его и прикидывал обоснованность запрошенной оплаты за несложную и одновременно непростую услугу. Наконец, согласился:

– Пусть так. Получишь свой рубль.

Рыжий коротышка ухмыльнулся с плохо скрываемым недоверием.

– Половину вперёд, – он вытянул к Плосконосу мальчишескую ладонь, ясно показывая, что иначе не сдвинется с места.

Плосконос мгновение колебался, но решил, что выгоднее заплатить. Вынутый и подкинутый вверх полтинник коротышка поймал с завидной сноровкой, попробовал на зуб и быстро, как будто опасаясь, что плосконосый передумает, спрятал в карман под латаным кафтаном. Беззаботно повеселев, он снова откусил от пирога, однако от звонкого удара хлыста по завалинке испуганно подпрыгнул и поперхнулся. Закашлявшись до слёз, невольно выплюнул, что не успел прожевать и проглотить.

– Пошевеливайся, сука, раз деньги заплачены! – рявкнул Плосконос, за воротник кафтана сдёрнул его и приподнял с завалинки.

С вытаращенными, ошалелыми глазами извиваясь в подвешенном состоянии, коротышка выглядел червяком на крючке, он задёргался, завертелся и выскользнул из кафтана, дотянулся носками сапог до земли.

– Ладно. Ладно, ты... – произнося слова взахлёб, выговорил он без тени испуга.

Отпущенный Плосконосом, он оправился и посмотрел на выплюнутые крошки пирога. Гнусавым, то ли искренне, то ли наигранно готовым сорваться в плач голосом сказал с укором:

– Денег же стоит!

– Ещё купишь, – холодно отрезал Плосконос. И пояснил: – Когда отработаешь.

Он отвернулся, направился вон с запущенного двора и между почерневшими от времени и растрескавшимися верейными столбами, на которых не осталось и воротных петель, вышел к окончанию кривой улочки. Он не оборачивался, не прислушивался к шагам, уверенный, что после выволочки коротышка догонит и пойдёт за ним прямо к посадской площади. Нагнав его уже на улочке, коротышка не пожелал идти рядом, а засеменил следом, на ходу доедая остаток куска пирога, при этом показывая в спину плосконосому сжатый кулак и строя ему рожи.

Полчаса спустя они подошли к широкой площади. Плосконос грубо подтолкнул коротышку к постоялому двору, а сам отстал и быстро зашагал обратно.

Коротышке повезло. Ждать в укрытии в сенном дворовом сарае ему пришлось недолго. В щель между створками он увидел въезжающего в подворье Удачу и, когда тот спустился с седла усталого и запалённого аргамака и доверил его заботам конюшенного, поспешил следом к входу в дом для постояльцев и желающих перекусить. Войдя в столовое помещение, Удача не стал подниматься наверх, а уселся на свободном месте, скинул чёрный плащ и жестом подозвал широкоскулого хозяина. Хозяин сразу же отвлёкся от другого занятия, а, выслушав заказ, обслужил царского порученца с подобострастным уважением. Наблюдая за Удачей через низкое окно, коротышка дал ему возможность начать утолять голод, после чего прошмыгнул мимо раскрытой двери к столу и подсел напротив.

Удача ничем не выдал, что вспомнил, из‑за кого на рынке ввязался в драку. Коротышка не мог знать, что благодаря ему Удача тогда обернулся и заметил Плосконоса с ножом, он лишь ощутил отсутствие враждебности к себе и сразу перешёл к делу. Хотя никто из немногих едоков за столами не обращал на них внимания, он поманил Удачу пальцем, чтобы тот наклонился. Знак не возымел ожидаемого им действия, и он сам привстал коленами на лавку, потянулся через стол и многозначительно сообщил:

– А я пироги люблю.

Без тени удивления Удача оторвался от жареной утки, подозвал хозяина. Широкоскулый хозяин опять заторопился к столу и изобразил всем видом полную готовность выполнить любую новую просьбу гостя, который и деньги имеет и может защитить его от казачьего произвола. От небрежно показанной на рыжего коротышку руки он стал похож на цепного пса.

– А тебе что здесь надо? – рыкнул он на воришку, решив, что тот пристаёт к важному постояльцу.

– Пирог ему, – вмешался Удача, спокойным голосом остудил такой пыл готовности вцепиться в малорослого проходимца.

– С чёрной икрой, – живо вставил коротышка и облизнулся.

Удача слабым кивком подтвердил заказ. Хозяин поклонился лишь ему и отправился в поварскую, неодобрительно качнув головой и навострив уши, прислушиваясь, о чём заговорят постоялец и явный плут. Но коротышка начал разговор, когда он исчез в поварской.

– Тогда, на рынке, ты сам был виноват, – в его словах не было и намёка на раскаяние. – Не надо было попадаться у меня на пути. – Он потянулся головой к лицу Удачи, и шёпотом продолжил: – Они поймали твоего приятеля, Антона. Я тебе покажу дорогу. Но ты туда не входи. Засада там на тебя.

Удача приостановил работу челюстей, внимательнее посмотрел на собеседника. Потом медленно отодвинул блюдо с остатками от птицы и нахмурился. Коротышка деланно вздохнул, распрямился за столом.

– Что ж делать? Я тоже хочу жить хорошо. – Он пожал узкими худыми плечами, затем громче заметил: – Дай уж и ты рубль, раз предупреждаю о засаде плосконосого.

15. Пленник врагов

Северные тучи ползли им навстречу, ветер холодно облизывал лица, а близость сумерек обезлюдила слободскую окраину, когда они вдвоём, верхом на скоро шагающем аргамаке приближались к ветхой избе коротышки, окружённой старым и местами проломленным, но в основном довольно плотным забором. Ворот не было, и проём между воротными столбами, казалось, позабыл, когда и чем его закрывали в последний раз. При подъезде к нему коротышка схватился за заднюю луку седла и сполз с лошадиного крупа, спрыгнул на землю. Он отстал, но не слышно было, чтобы убегал.

В небольшом запущенном подворье Удача остановил коня. Предательская тишь в избе как раз этим и была подозрительной, чудилось, будто за ветхими стенами от какой‑то опасности затаились даже крысы. Не проявляя внешней настороженности, он спешился, оставил поводья на гриве аргамака и шагнул напрямую к проёму с давно отвалившимися дверями. Плавным, но быстрым движением руки вынул из‑за пояса заряженный пистолет с серебряным драконом на ручке, клацнул отведённой собачкой. После чего переступил через подгнивший узкий порог, и старые, грубо обработанные половицы тяжко завздыхали под грузом его перемещающегося тела. В дверной проём из‑за спины и в дыру бывшего окна слева от него, как бы с неохотой, проникал тусклый сумеречный отсвет уходящего дня, бледно высвечивая голую внутренность передней. Она показалась бы заброшенной и покинутой людьми, если бы не запах человеческого проживания. И запах этот не имел никакого отношения к тем, кого он увидел у противоположной стены, возле закрытой двери в другую, жилую половину избы.

Лицо Антона было бескровным и цветом сравнимым с мелом. Рот ему плотно зажимала, как когтями хищной птицы, стискивала жилистыми пальцами загорелая темноволосая рука, а в правый висок упиралось дуло пистолета. Взведённый курок пистолета обхватывал указательный палец, и тот, чьим был этот палец, не шутил.