Страница 27 из 60
Владимир подошел к Марине, поднял ее, накинул ей на плечи свою черную длиннополую, украшенную черепами куртку и вывел из комнаты в полутемный двор огромного, еще дореволюционной постройки, дома.
— Извините меня, если сможете. Они вообще-то хорошие ребята, даже не знаю, что с ними такое сегодня случилось. Все из-за этой проклятой демонстрации. Не ходили бы вы ночью в таком виде по улицам.
Обшарпанная дверь, из которой они только что вышли, распахнулась и на фоне освещенного прямоугольника появился один из чернорубашечников, державший Марину за руки.
— Барахло пусть свое заберет, — сказал он и швырнул что-то к ногам Марины.
Дверь захлопнулась. Молодой человек поднял сумочку и, протянув ее женщине, спросил:
— Вас проводить?
Марина отрицательно покачала головой, взяла сумочку и, кутаясь в куртку, пошла со двора. Завернув за угол, она достала из сумочки газовый баллончик, которым она так и не смогла воспользоваться. Сжимая его в руке, стараясь держаться темных переулков и шарахаясь от одиноких прохожих, Федорова добралась до своей машины. Только приехав домой, и забравшись в горячую ванну, она дала волю своим чувствам. До чего же паскудно была устроена жизнь, что за чертово невезение…
Встречу, в воскресенье девятого июня, Артист назначил на десять часов утра. Для Валентина Александровича это была ужасная рань, он не привык вставать раньше одиннадцати. Мало того что киллер, наотрез отказавшись говорить с помощником Маркова о деле, назначил такое время для встречи, так еще и настоял на встрече в помещении какого-то полуразрушенного склада. Все это здорово раздражало не выспавшегося Маркова, но ничего не поделаешь, с причудами Артиста (никто не знал его настоящего имени) приходилось считаться. Он стоил того.
— Он уже здесь, — влетел в помещение склада запыхавшийся помощник и условным жестом показал, что гость проверен на оружие и наличие электронных записывающих устройств.
Марков взглянул на часы. Ровно десять. Что ж, Валентин Александрович тоже любил точность. Он поднял голову. Рядом с его помощником стояла какая-то старая карга в дурацкой черной шляпке с вуалью.
— А это еще кто такая? — раздраженно спросил «главный сутер».
Женщина положила руку в перчатке на плечо помощнику Маркова и вдруг неожиданно низким мужским голосом сказала:
— Иди погуляй, я бы хотел побыть с «мамочкой» наедине.
В этом месте Артист снял свою шляпку, и Валентин Александрович, поняв свою ошибку, улыбнулся:
— Неплохо.
— Мне не хотелось, что бы еще кому-нибудь стало известно о нашей встрече. Я не люблю афишировать свои связи. Всегда найдется человек который может прикинуть кое-что к носу и сделать кой-какие выводы. Это и в ваших интересах.
— Если вы так блюдете свою и мою репутацию, почему не согласились договориться обо всем с моим помощником.
— Он для меня никто, а вы личность серьезная, значит не меньше меня заинтересованы в сохранении конфиденциальной информации.
— О вас говорят, что вы быстро и с большой фантазией решаете многие проблемы. Я сам человек с воображением и ценю людей способных поставить себе интересную задачу и решить ее до конца. Они большая редкость в нашем обществе недоразвитого капитализма и социализма.
— Это смотря, что вам надо, и с каким исходом.
— Возможно, в другой раз было бы достаточно просто поставить человека на место, но в данной ситуации мы упустили время для переговоров и мирного решения вопроса, поэтому мне требуется самое кардинальное решение.
— Понял. Могу ли я узнать его имя?
Марков вынул из кармана фотографию и протянул киллеру.
— Знакомая личность, — улыбнулся он. — Думаю, что если бы все, кому он встал поперек горла, скинулись мне по десять баксов, я мог бы сразу после этого выступления с чистой совесть выйти на пенсию.
— Надеюсь, вы обойдетесь без стрельбы и взрывов.
— Вы меня обижаете, — Артист элегантным жестом перекинул через плечо один из концов мохнатого шарфа. — Я художник и не опускаюсь до подобных тривиальных методов.
— Вот и хорошо. Когда вы намерены покончить с этой проблемой?
— В народе говорят, что спешка нужна только при ловле блох. В таких же деликатных делах она просто противопоказана.
— В моем случае она как раз очень даже желательна. Я дам вам одного молодого человека, он ознакомит вас со всем, что у нас есть на нашего клиента. Заодно и прикроет, если что. Ему можно доверять как мне самому.
— Я работаю один и мне не нужны помощники.
— Вероятно вам забыли сообщить, что я плачу по двойному тарифу, — Марков вынул из бокового кармана пиджака плотный конверт и протянул «киллеру». — Здесь половина.
— Это другое дело. Но боюсь, что раньше чем через три дня все равно ничего не выйдет. Слишком много заказов. Народ спешит перед периодом летних отпусков избавиться от головной боли.
— Что ж и на этом спасибо. Мне сказали так же, что вы большой мастер по компромату. Если наше первое сотрудничество пройдет хорошо, я бы хотел ангажировать вас еще несколько раз в самое ближайшее временя.
— О, пренепременно, но вначале мы закончим этот танец. — Артист надел на голову свою дурацкую шляпку, — Ну я пошла. Целую дорогой, — и он, жеманно повернувшись на высоких каблучках, послал через плечо Маркову воздушный поцелуй.
Николаев сидел на диване и тупо смотрел в стоявшее на столике зеркало.
Да, видончик. Сколько раз себе говорил, больше не появляться в ЦДЛ и не хлестать там с литераторами водку, ан — нет, опять приплелся туда. Боже, как болит голова! Может, в этом и заключается основное предназначение русского писателя — испытывать боль за весь свой народ. Слышал бы кто, какую чушь я порю, точно бы сразу в «кащенко» загремел. Все, завязал, больше пить не буду. «Меньше — тоже,» — сказал бы старый приятель Николаева Владимир Соков.
Раздался стук и тут же, не дожидаясь ответа, дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла соседка. Ну это было уже верхом наглости.
Николаев открыл было рот, чтобы в доходчивой для нее форме объяснить правила хорошего тона, как она вдруг необычайно ласково и даже с испугом обратилась к нему:
— Сереженька, к тебе сам президент приехал.
— Крыша поехала, старая карга? Почему врываешься без спроса? — прикрикнул на нее, прикрываясь одеялом, Николаев.
Два дюжих мужика выдернули старуху из дверей в коридор, протиснулись в комнату и быстро обшарили ее глазами. Один даже заглянул за зеркало.
— Ты, что ль, Сергеем Николаевым будешь? Принимай гостя, — сказал старший из них и показал на дверь.
Сергей взглянул туда и ахнул.
В дверях стоял сам Президент, собственной персоной. Вот это дела!
Николаев посильней натянул на себя одеяло. Мать честная, такое только во сне может привидится. Не иначе как какая-нибудь компания в связи с выборами или перевыборами. С похмелья Николаев никак не мог вспомнить, прошли они или только намечались. Особенно тяжело это было вспомнить, потому, что сам он никакого участия в подобных мероприятиях даже в советское время никогда не принимал. Сергей считал, что от перемены мест слагаемых сумма в его кармане не увеличивается, а только уменьшается, так как ни один из дорвавшихся до власти чиновников и не думает об проблемах своих избирателей, а, тем более, о своих предвыборных обещаниях, он мечтает только побольше загрести под себя и подольше удержаться у кормила. А тут такое дело, первый человек в стране, взял и так просто заявился к Николаеву.
Дорогой гость тем временем подошел к стоявшему возле письменного стола креслу. Охранник одним движением руки смел с него на пол николаевские рукописи, брюки с рубашкой и пододвинул под Президента. Тот сел, даже не заметив, что наступил на рубашку, и обратился к все так же сидящему с открытым ртом Сергею:
— Проси что хочешь.
— Гаркните на мою соседку, чтобы она без штанов и в неглиже по коммуналке не бродила. Она же не Бриджит Бардо, меня и вырвать может, — вдруг ни с того ни с сего, вырвалось у Николаева. — И по холодильникам не шастала. И по карманам перестала лазить. И народ не доставала, — понесло его.