Берег мародеров

Наверное, я уже успел настроиться на драку нынешней ночью. Клянусь, что я мог бы спокойно выбраться из камеры и взорвать эту базу. Но планировать такое дело за 16 часов до его начала – в этом было нечто разжигающее в моей душе неистовый протест.

О сне не могло быть и речи. Я лежал в темноте и думал, думал, думал, пока наконец голова не пошла кругом от обилия самых разнообразных и одинаково бессмысленных планов. По мере того, как я уставал, планы эти все больше превращались в фантазии, окончательно теряя связь с реальностью. Я задумал пробить скалу, стреляя из шестидюймового орудия, как из пулемета, потом решил выбираться через грот в водолазном костюме, потом подумал о постройке заграждений, чтобы не погибнуть, когда база взлетит на воздух. Вспомнил даже о найденном мною пласте известняка и подумал, что в нем можно было бы пробурить ход к главному стволу, после чего, помнится, мне в голову пришла мысль поджечь кучу промасленного тряпья, чтобы удушить Фульке...

И вдруг, сам не знаю отчего, я проснулся, выявление причины ушло совсем немного времени. Все эти планы, которые я строил в полусне, крепко отпечатались в сознании, и вскоре до меня дошло, что мой мозг как‑то связал пласт известняка с горящей ветошью.

Я потянулся к Большому Логану и растолкал его. Он проснулся мгновенно, я слышал, как он сел на кровати.

– Что случилось?!

– Слушай! – возбужденно заговорил я.– Знаешь, что происходит с известняком при нагревании? Он выделяет двуокись углерода.

– Ну, а нам‑то что до этого?

– Неужели непонятно? Углекислый газ, вытесняя воздух, оказывает отравляющее действие. Вот что случилось с командиром «У‑21» сегодня вечером. Вдоль четвертого дока тянется известковый пласт, уходящий в пещеру, где у них склады. Возле самых складов пласт становится мощнее, футов пять в ширину. На этом пласте и лежала куча горящей ветоши. От нагрева выделился углекислый газ, командир отрубился, и даже на нас немного подействовало. А теперь представь, что будет, если разжечь на этом известняке действительно сильный пожар!

– А потом попросить коммодора Тепе устроить возле этого костра слет бойскаутов,– с издевкой произнес Логан.

– Нет, я серьезно...

– Я знаю,– сказал он.– Ты лежишь и строишь немыслимые планы. Как бы и дело сделать, и самому уцелеть, верно?

Это было прямое обвиненне в трусости, и я возмутился – в основном потому, что оно оказалось в немалой степени справедливым.

– Я просто пытался выработать схеме которая оставляла бы нам шанс,– заявил я.А смерть мне не страшна.

– Ну а мне страшна,– ответил Логан, – Особенно если гибнешь ни за грош.

– Тогда придумай что‑нибудь лучшее,– сказал я и отвернулся. Логан промолчал, и я, мало‑помалу успокоившись, начал обдумывать свой план во всех подробностях. В этот миг Логан повернулся ко мне и спросил:

– Как именно действует углекислый газ? Он может убить человека?

– Он не то чтобы ядовитый,– ответил я.– Не как светильный газ, например. Просто двуокись углерода использует для своего образования атмосферный кислород. А ее действие ты сам сегодня видел. Сперва начинает кружиться голова, потом наступает потеря сознания. Если вынести человека на свежий воздух, он снова приходит в чувство. Однако при длительном воздействии можно и окочуриться.

Потом Логан принялся задавать мне те вопросы, которые я уже задавал себе сам: как устроить пожар, как уберечься от удушья самим, что делать с Морин и ее спутниками. Чем больше мы обсуждали этот план, тем явственнее убеждались в его неосуществимости. Чтобы защититься от удушья, нужен кислородный баллон. Где его взять? На базе их хватает, но где гарантия, что они окажутся под рукой в нужный момент? Как быть с четверкой пленников? Впрочем, тут Логан предложил рискнуть.

– В запертых камерах обморок может оказаться не таким уж глубоким,– сказал он.– Да и кислород у нас будет, оживем в случае чего.

Система вентиляции базы состояла из двух отверстий. Через первое, прорезанное в скале над гротом, поступал свежий воздух. Отработанный вытягивался через отдушину, пробитую в своде над верхними галереями. Таким образом углекислый газ, по утверждению Логана, должен был заполнить всю пещеру.

Вскоре я, признаться, пришел к выводу о непригодности схемы. Я устал и расстроился. Мы обсудили разные способы выведения из строя часовых у складов с боеприпасами в те минуты, когда их двери будут открыты, однако Логан почему‑то все время возвращался к моему плану и продолжал расспрашивать меня о нём. Похоже, я совсем выбился из сил, потому что мои ответы становились все бессвязнее. Помню только, как часовой поднимал меня, тряся за плечо: часы показывали семь, и мой завтрак, состоявший из хлеба, овсянки и повидла, уже стоял на полу возле койки.

Глава 2

СРАЖЕНИЕ

Логан уже сидел на койке и уплетал свою овсянку. Как только за стражем закрылась дверь, я спросил:

– Ну, надумал что‑нибудь?

Продолжая жевать, Логан мотнул головой

– Придется воспользоваться первой же возможностью, какая представится,– ответил он. О моем плане Логан молчал, и, откровенно говоря, я решил, что план этот никуда не годится: слишком уж много слабых мест было в нем. Я нервничал и испытывал гнетущее чувство. Ничего определенного мы не придумали, а между тем в ближайшие двенадцать часов предстоит как‑то действовать.

Покончив с завтраком, Логан извлек из тайника ключ.

– Зачем он тебе? – спросил я, когда Логан сунул ключ в носок и принялся надевать не успевшие высохнуть со вчерашнего вечера ботинки.

– Может пригодиться,– ответил он.

Не успели мы поесть, как вернулся часовой. Однако вместо того, чтобы, как обычно, погнать нас на чистку гальюнов и на камбуз, немцы отвели нас прямо в доки и поставили на погрузку «У‑54», которая со вчерашнего вечера лежала в первом доке. Это было многообещающее начало, если учесть, что первый док находился ближе всех к складам боеприпасов. Мы забирали грузы из кладовой № 1, прямо против дока. Приходилось пересекать главную галерею и углубляться в освещенный электричеством тоннель, укрепленный стальными плитами. Ворота кладовой были распахнуты, а ключ торчал в замке. Захлопнуть и запереть двери было делом нескольких секунд. Таким образом, можно отрезать интенданта и четверых матросов «У‑54», работавших в кладовой. Опасность грозила со стороны двух часовых на самой лодке; наша охрана уже привыкла к нам и считала вполне безобидными созданиями:      ведь для немцев Логан по‑прежнему оставался больным.

Один часовой стоял на мостике, второй – на носу. Кроме того, несколько человек опускали принесенные нами припасы в кормовой люк лодки. Даже если мы справимся с ними, все равно оставалась еще охрана у складов боеприпасов, в которые пропускали далеко не всех. Двое часовых стояли по обе стороны тоннеля, отходившего от доковой галереи против дока № 1. Бесполезно было и рыпаться. Логан тоже ничего не предпринимал, он не оживился даже после того, как к нам присоединились трое мужчин, одетых в такие же, как у нас, рабочие брюки. Их охраняли двое матросов и старшина. Скорее всего, это были горняки, спутники Морин Уэстон. Стража осложняла положение; в отличие от нас, новичков стерегли бдительно. И все‑таки шахтеры были солидным подкреплением, особенно если учесть, что более мрачной и зловещей троицы я в жизни не видывал. Один из них – старший, судя по всему,– говорил с валлийским акцентом, двое других были корнуоллцами.

Я шепотом спросил Логана, готов ли он к действиям.

– Нет еще,– ответил он.

Вскоре нас послали в литейную мастерскую принести крышку люка боевой рубки. Работа в галерее и большинстве доков кипела, особенно в доках 3 и 4. «У‑21» заправляли пресной водой из передвижной цистерны, а с тележки для боеприпасов краном поднимали торпеды. Механики возились с одним из пулеметов.

Прислушавшись к болтовне немцев, я выделил в ней две темы: предстоящая операций и присутствие на базе женщины. Насчет вчерашней тревоги не было сделано никаких объявлений, но, по слухам, она была связана с прибытием на базу новых пленников, в том числе и женщины. Морин уже успела стать предметом скабрезных историй и шуточек однако главное внимание уделялось предстоящему пиратскому налету на нашу эскадру.