Страница 4 из 50
А Блок… Блок, для которого туман необходим, как воздух бродит, не зная покоя по ночному городу. Для него туман – это вечный спутник, понимающий его лучше родных и близких. Поэт стоит на набережной Невы и не отрываясь смотрит на черные воды реки. «Когда же наступит осень, – думает Блок, – туман снова окутает город. Все верно… Это самый отвлеченный и самый умышленный город на земле. Еще Достоевский сказал: „Мне сто раз среди этого тумана задавалась странная, но навязчивая греза: А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посереди его, пожалуй для красы, бронзовый всадник вдруг проснется, кому это все грезится, – и все вдруг исчезнет…“»
И все же… Этот красивый, холодный и даже слегка отстраненный город постоянно навевал на Блока такие далекие, но такие прекрасные картины прошлого. Того прошлого, которое, увы, не возродится уже никогда. И тотчас, словно по мановению волшебной палочки перед ним возникло видение.
Лето… По широкой Неве от Академии медицины до Академии наук идет пароход, на котором великий Менделеев, создатель «периодической таблицы» едет в гости к своему приятелю профессору Бородину, известному химику, имевшему престранное хобби – сочинять музыку. Вот так, вечерами, после многих часов, проведенных в лаборатории, г-н Бородин взял да и сочинил «Князя Игоря». Впрочем, два химика не обсуждали пассажи мира искусства, а любили чаевничать и беседовать, как нынче говорят, про жизнь. А за окном на набережной кипела университетская жизнь, тем более что ни в одной столице мира на берегу реки не находилось столько учебных заведений, сколько в блистательном Санкт-Петербурге. «Как же пустынна набережная, – думает Блок, возвращаясь в реальность своего времени, – будто все умерло. Все мертво». И снова перед ним возникают две фигуры – Менделеев и Бекетов. Каждый занят своим делом… В своих уютных и просторных квартирах, в забитых книгами библиотеках, в лабораториях с новейшим для того времени оборудованием, они трудились во славу дела их жизни, во славу российской науки. А в то же время их жены, весьма эмансипированные дамы, тоже старающиеся идти в ногу со временем, жили собственной напряженной жизнью. Воспитывали детей, отдавали и наносили визиты, и читали, читали, читали.
Дети подрастали, и девочки – эти юные воздушные создания, уже не видели смысл жизни только в счастливом замужестве, а пытались найти свой собственный путь в этом мире. Девушки были умны и прекрасно образованы, любили Листа и Берлиоза, переводили Бальзака и Виньи, читали братьев Гонкуров, а еще… Обожали светское общество и устраивали потрясающие вечеринки, на которые приглашали студентов из учебных заведений их родителей.
Такие приемы любили устраивать в шумном, веселом и хлебосольном доме профессора Бекетова – ректора Петербургского университета. На них всегда царила непринужденная веселая обстановка, шутки и розыгрыши. Вот как их описывает Нина Берберова: «Пожилые профессора, бородатые и длинноволосые, в долгополых сюртуках, играли в карты. Дамы за самоваром судачили обо всем на свете: педагогике, литературе, семейной жизни. А молодежь – будущие светочи науки – одни еще неуклюжие, а другие, напротив, чрезвычайно светские, приглашали на вальс барышень с осиными талиями, большей частью уже предпочитавших Шатобриану Стендаля».
Младшей дочери Бекетовых – Александре едва исполнилось семнадцать. Бойкая, веселая, наделенная живым умом, она была всеобщей любимицей. И все же у девушки, несмотря на столь юный возраст, уже сформировались вполне серьезные интересы. Отец привил ей любовь к систематическим занятиям и энциклопедическим знаниям, а мать – переводчица французских романов – любовь к литературе. Александра пишет стихи, у изголовья ее кровати лежат рассказы Доде, а под подушкой – «Воспитание чувств» Флобера.
Что ж тут удивительного, если Александра выросла очень романтичной девушкой. Почти живая иллюстрация пушкинской Татьяны: «Ей рано нравились романы, они ей заменили все». И дальше шло почти по тексту. Молодые люди, бывавшие в доме Бекетова, казались ей скучными и пресными. Душа ждала романтичного героя, чем-то похожего на Онегина или Печорина. В нем должно быть нечто эдакое, холодное, отстраненное и чуть демоническое. Такое, от чего бы затрепетала ее душа, какая-то загадка, которую хотелось бы разгадать, лед, который нужно было бы растопить. В общем – некто очень выделяющийся из привычного круга. И, естественно, если чего-то очень хочешь, – оно непременно сбудется. Демон собственной персоной не замедлил явиться.
Вечная боль и тайна поэта – его отец. Всю жизнь Блок пытался понять этого человека, с настороженностью наблюдая за собой, боясь увидеть его черты в себе, и приходил в бешенство, когда отчетливо их видел. Он, практически не видевший и не знавший отца, постоянно вел с ним диалог… И когда его обвиняли в излишней нервозности и буйности, отвечал: «Должно же мне хоть что-то остаться от отца…», а потом добавлял: «Мы с ним связаны кровно».
Александр Львович Блок появился в доме Бекетовых зимой 1877 года. Он уже был юристом, оставленным в университете, чтобы подготовиться к профессуре. Немец по национальности, Блок отличался довольно тяжелым характером и весьма романтичной внешностью. Статный красавец, с печальными глазами и грустной улыбкой, он, шутя будоражил девичьи сердца, до поры до времени скрывая, что ему присущи все пороки конца девятнадцатого века. Педантичный во всем, вплоть до мелочей, скупой до неприличия, обладающий буйным нравом, он прятал худшие стороны характера за маской безразличия и отстраненности. И все же… опытный психолог вполне мог заметить, что слишком судорожны были порывы молодого юриста, слишком часто в тонкую линию сжимались его губы и ходили желваки на лице.
Привычка постоянно анализировать свои эмоции, чувства и даже высказывания сыграла с ним злую шутку. Блок подчас не мог даже пошевелиться, борясь с охватившим его оцепенением, не мог довести задуманное до логического конца. А еще… Была у него своя навязчивая идея… И звалась она «сжатые формы». Человек небывалой эрудиции, Блок впустую растрачивал силы, ища для своих философских и социологических трудов новые и непременно «сжатые формы», а не найдя их, не мог завершить задуманное.
Отец будущего поэта ни в чем не знал полумер. Середина его не привлекала ни в каком виде. Он любил крайности, всегда и во всем. Любовь Блока больше напоминала ненависть, чем нежность, заботу и поддержку близкого человека, он отрицал все существующие идеалы и требовал полного и безоговорочного подчинения собственной персоне.
Но всего этого юная Саша Бекетова, разумеется, не знала. Она видела перед собой лишь парадную сторону портрета, а увиденное ей нравилось все больше и больше. Он вскружил ей голову своей загадочностью и грустной, таинственной улыбкой. Да и в самом деле, как было устоять перед таким умным, противоречивым, поскольку холодность в нем уживалась с пылким нравом, таким очаровательным мужчиной. Сашенька влюбилась в него со всем пылом юности. Да, впрочем, ладно она! Он очаровал все семейство Бекетовых. Блок действительно казался «новым человеком», точно глоток свежего морозного воздуха.
Блок тоже не остался равнодушным к младшей дочери профессора и вскоре просил ее руки. Саша не могла поверить. Нет, такого просто не может быть! Она не сможет составить ему счастье! Она недостойна его! Глотая слезы, девушка отказывает Блоку, не замечая, как сжимаются его кулаки, как подергивается уголок рта. Блок круто разворачивается и, глубоко оскорбленный, молча уходит прочь из этого дома.
А Саша, оставшись одна, поняла, как же ей грустно без этого странного человека. Как ей бесконечно дороги его блестящие выпады, ироничные замечания и безупречная логика. Впрочем, и Блок не мог долго таить обиду на эту живую и непосредственную девушку. Его тянуло к ней. Это не поддавалось никакой логике и здравому смыслу. Он и сам толком не понял, как снова оказался в доме профессора. Молодые люди объяснились и больше уже не скрывали своих чувств. На этот раз Саша приняла предложение юриста. Однако радости профессор Бекетов по этому поводу не испытал. Да, он, безусловно, симпатизировал Блоку, но выдать свою любимую дочь за такого, мягко говоря, нестандартного человека, был неготов. Но… Устоять против уверения Александры, что только с ним она будет счастлива, тоже не смог. И вскоре сыграли свадьбу.