Страница 53 из 76
В могилевский реестр можно занести и Валентина Вольпина, автора пресловутой «Памятки» о Есенине. Он — напомним — неплохо знал местную литературную жизнь, с семнадцати лет — с 1908 года — печатаясь в газете «Могилевский вестник», участвуя в работе здешних революционных кружков. Окончательно говорить о сознательном антиесенинском характере выступлений Вольпина у нас нет достаточных оснований. Он в соавторстве составил; библиографию для четвертого тома собраний сочинений: поэта(1927), но приглядеться пристальнее к окружению этого человека, считающегося ныне нейтральной фигурой, не помешает.
Еще одна новость: мать сексота Эрлиха — Анна Моисеевна, как удалось установить, родилась в местечке Дубровны (Дубровно) Горецкого уезда Могилевской губернии. Разумеется, этот факт ни о чем не говорит, но, не сомневаемся, скажет, когда мы узнаем ближайший круг ее родственников и знакомых, повлиявших на формирование ее; нравственно уродливого сына.
Софья Толстая наивно писала М. Горькому 6 мая 1927 го-; да, надеясь на его посмертную моральную защиту Есенина: «Вы не можете себе представить. Сергей уже стал "фашистом", по отзывам особенно ретивых».[156] Честь своего мужа она защищала и перед Михаилом Калининым (29 мая 1929 года): «На имени Есенина [много. — В. К.) неверных истолкований, что трудно говорить в оглохшие уши <… > Одернуть Лебедева-Полянского…»[157] Известно письмо (1937) Зинаиды Райх к Сталину, в котором она, не сомневаясь, называла убийцами Есенина и Маяковского «троцкистов». Сталин читал это письмо, подчеркнул строки о злодеях, но встретиться с корреспонденткой не смог; в 1939 году Зинаиду Райх зверски убили в ее собственной квартире.
И все же в Советской России находились литераторы, поднимавшие свой смелый и честный голос в защиту оболганного поэта. Пожалуй, первым из них следует назвать Бориса Лавренева. Кроме известной статьи «Казненный дегенератами»,[158] ему принадлежит записка в «Красную газету», в которой он прямо говорит об убийстве Есенина и Маяковского (информация не была отправлена в редакцию). «К есенинской славе немедленно потянулись со всех сторон грязные лапы стервятников и паразитов <…> За ними потянулись десятки мелких хищников…»
Отважно защищал личность и творчество Сергея Александровича Владимир Правдухин,[159] пожалуй, впервые давший тонкий и правдивый анализ серии стихотворений «Москва кабацкая» (критик был репрессирован). Нельзя забывать доброжелательно относившихся к поэту Я. Брауна, Б. Волина, И. Грузинова, Н. Соловьева, П. Касаткина и еще немногих из тех, кто останавливал зарвавшихся пропагандистов «есенинщины», видевших в поэте худшие национальные черты русского народа. Прав был Николай Клюев, писавший 28 января 1922 года Есенину «Страшная клятва на тебе, смертельный зарок. Ты обречен на заклание за Россию».[160]
Среди «ласковых» врагов поэта издательский работник предшественника «Иностранной литературы» журнала «Интернациональная литература», ответственный секретарь Анна Абрамовна Берзинь, распускавшая пустейшие слухи о том, как она безуспешно разыскивала его в Ленинграде.[161] В 1938 году ее арестовали по «делу» ее мужа, «польского шпиона» писателя Бруно Ясенского, европейского коминтерновца. Берзинь поддерживала тесную связь с чекистами троцкистского толка. Из официального постановления: «…является участницей антисоветской правотроцкистской организации».[162] Допрашивавшийся ее чекист подчеркнул: «А. Берзинь не допускала и мысли о том, чтобы правительство подбиралось с русскими фамилиями».[163] Привлекавшийся к «делу Берзинь» Г. Д. Державецкий-Розенбаум свидетельствовал, что «.. она в свое время была связана крепко с рапповским периодом советской литературы, то есть когда [было. — В. К.] полное влияние группы Авербаха. <…> У нее было много знакомств среди работников НКВД. Она любила этим хвалиться». Жила на широкую ногу: имела комфортабельную квартиру, строила новые хоромы, имела дачу в Переделкине, автомобиль… Из протокола судебного заседания 452-го военного трибунала Белорусского особого военного округа (Минск) от 20 июля 1939 года: «Жена Бруно Ясенского — это была развращенная советская барыня…» Упрятали ее за решетку на пять лет (Коми), освободилась в 1956-м.
Есенин сторонился таких людей. «Он национален и умел писать только о русском, — отмечал Воронский, — в своем заветном слове "Россия" он слышал — "роса", "сила", "синий". В статье " Быт и искусство" поэт говорил своим знакомым: "У собратьев моих нет чувства Родины во всем широком смысле этого слова, поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния"». В то же время он был далек от устаревающего уклада прошлой крестьянской жизни. «Жизнь, по-настоящему жизнь нашей Руси, — делился он с другом-поэтом Ширяевцем в 1920 году, — куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Все это, брат, было, вошло в гроб, — так что не нюхать эти колодовые останки». Он не прятал любовь к своей Родине, открыто говорил о ней. Инскрипты на книгах близким ему духом людям: «Николаю Хорикову за то, что он. русский. Есенин» («Новый журнал», Нью-Йорк, 1972, кн. 10). «Евгений! Сокол, милый, люблю Русь. — Прости, но в этом я шовинист» (кн. «Ключи Марии»). «Александру Васильевичу Ширяевцу с любовью и расположением. Я никогда не любил Китежа, нет его и не было, — также, как тебя и Клюева. Жив только русский ум, я его люблю и кормлю в себе» («Исповедь хулигана», 1921).
Есенинские песни о России широко известны: «О Русь — малиновое поле //И синь, упавшая в реку. // Люблю до радости, до боли Твою озерную тоску». Или: «Но более всего // Любовь к родному краю // Меня томила, // Мучила и жгла». Поэт резко критически относился к тем инородцам, которые заставляли русских жить по-своему, и молил: «Защити меня, влага нежная, // Май мой синий, июнь голубой. // Одолели нас люди заезжие, // А своих не пускают домой». Такая откровенная вера вызывала нескрываемую злобу «заезжих людей» — всех этих Сосновских, Родовых, Коганов и прочих Лелевичей. Его называли националистом, шовинистом, фашистом, антисемитом (слою «националист» до 1917 года вовсе не имело негативного оттенка; это понятие в положительном смысле употребляли Федор Достоевский, Михаил Меньшиков, Петр Струве, Иван Ильин, Николай Бердяев, Василий Розанов и другие). Ненавистники поэта думали иначе.
Александр Ревякин находил у Есенина «шовинистический патриотизм», Петр Смидович подглядел у него «антисемитизм». Сумбурный Петр Лавров был уверен: «…национальность <…>- случайная помеха социализма». Ему вторила некая Г. Горшкова. «Любовь Есенина к родине в наше время, — талдычила она, — …в результате социологического анализа <… > является зовом назад. В этом узком патриотизме, быть может, сказалось на Есенине владение замкнутости крестьянской обстановки».[164] Бегавший от одной партии в другую и в конце концов примкнувший к большевикам Д. Заславский настрочил большой труд «Евреи в русской литературе» («Еврейская летопись», СПб., 1923, вып. 1-й), где приговорил к жидоненавистникам чуть ли не всех русских писателей XIX века; в частности, он глаголел: «Гоголя, как и Пушкина, можно называть антисемитами». Забравшись на гребень власти, «заславские» начисто отвергли общепринятые успехи великой русской культуры. А почему не называют Маркса и Ленина ярыми антисемитами за их известные на эту «скользкую» тему статьи?.
156
Письмо Софьи Толстой Максиму Горькому (1927).
157
Письмо Зинаиды Райх Михаилу Калинину от 29 мая 1929 года.
158
Борис Лавренев. «Казненный дегенератами», «Красная газета», 1925 29 декабря.
159
Владимир Правдухин. «Сибирские огни» (статья «Сергей Есенин»). 1926,№ 1/21, с. 174–193.
160
Поэт Николай Клюев о Есенине как жертве борьбы за возрождение России. Письмо от 22 января 1922 г. — «Вопли», 1988, № 2, с. 278.
161
Об антисоветской троцкистской деятельности А. А. Берзинь см. статью Куняева «Умоляю вас о помощи…» — «Наш современник», 1993, № 6, с. 157.
162
Там же, с. 157.
163
Там же.
164
Г. Горшкова. Опыт социологического анализа творчества Сергея Есенина. — В кн.: Есенин. Жизнь. Личность. Творчество. М., 1926 («Любовь Есенина к родине в наше время является зовом назад. В этом узком патриотизме, быть может, больше всего сказалось влияние замкнутости крестьянской обстановки…» (с. 209).