Страница 35 из 76
Любопытна новая деталь: в начале 20-х годов Ионов (в прошлом наборщик) в качестве коммуниста-пропагандиста в 1922 году состоял на партучете на Печатном Дворе — не он ли сагитировал наборщика Николая Горбова поступить на службу в Активно-секретное отделение УГРО? Если гипотеза подтвердится, появится еще одна ниточка криминальной связи рыцарей троцкистского плаща и кинжала.
Ионов охапками писал барабанно-революционные стихи (в 1926 году — автор трех сборников); движение лирической страсти подменял энергией интерфанатизма. Его опусы в одном ряду с «железной» стихопродукцией 20-х годов. Два примера по одной строфе из двух его поделок:
Автор этих тирад — видная партийная персона Ленинграда, шурин Г. Зиновьева (Радомысльского), здешнего хозяина (сестра бывшего каторжника — Злата Лилина — символ местного политпросвета — его жена). Нет, никак Ионов не мог быть другом Есенина, о чем трещали в декабрьские дни ленинградские газеты!
Завершая беглый эскиз портрета буйного в политике и крайне скрытного человека, поделимся двумя принципиальными соображениями. Первое: после XIV съезда Ионов пригрел в Госиздате многих из тех, кто заметал следы убийства Есенина. Второе: в одном из архивов сравнительно недавно исчезло уголовное «дело» Ионова, которое КГБ передало туда за ненадобностью на хранение.
Настоящую главу закончим неожиданной «новостью». Оказывается, Лев Разумникович Иванов (р. 1904), сын критика и историка литературы, «скифствующего» Р. В. Иванова- Разумника (последнему Есенин одно время поклонялся), в Гражданскую войну служил в войсках ВЧК, являлся заместителем секретаря политшколы ВЧК им. Энгельса в Петрограде, а с 1923 года трудился под началом все того же Ионова. Эти сведения взяты из разысканной нами его «Анкеты». Есть над чем поразмыслить. Конечно, отец за сына не ответчик, однако уж очень «крутой» поворот сюжета. Впрочем, может, и не столь дивный, если знать, что Разумник Васильевич проявлял милостивое внимание к масонству — это видно из его неопубликованных писем к Михаилу Лемке. К чести «скифа», позже он прозрел, достойно вел себя на допросах следователей НКВД (их протоколы нам известны по оригиналам), написал о своих мытарствах и скитаниях правдивые книги. (Где-то затерялись его воспоминания о Есенине, о чем свидетельствует письмо критика к В. Бонч-Бруевичу.) Неужели и этот близкий поэту и неглупый человек верил в казенный миф о его самоубийстве?..
Глава 9. Чекисты в белых халатах
Вольно или невольно врал, конечно, Валентин Вольпин в есенинской «Памятке». Действительная хроника «англетеровских» событий выглядела, по-видимому, следующим образом: убийство поэта на последнем допросе в доме по проспекту Майорова, 8/23 — перетаскивание тела в соседнюю гостиницу — срочный вызов в «Англетер» коменданта — организация кровавого театра с самоубийством — телефонный звонок Назарова в милицию — приезд агентов Активно-секретного отделения УГРО — составление фальшивого протокола Горбовым — прибытие «скорой помощи» — отправка трупа в Обуховскую больницу.
Теперь приглядимся к одному из малоизвестных звеньев — кровавой цепи — «скорой помощи». Первым это ранее недостающее звено обнаружил есениновед Эдуард Хлысталов. Он поведал о московском враче Казимире Марковиче Дубровском, публично признавшемся, что 28 декабря 1925 года он, тогда брат милосердия станции № 2 ленинградской «неотложки», выезжал в «Англетер» и помогал констатировать смерть Есенина. Правда, начинающий эскулап утаил свое сотрудничество с «органами». Мы проверили по остаткам архива «Скорой» сообщение Э. Хлысталова. Подтвердилось! Заведующий ленинградской «Скорой помощью» Меер Абрамович Мессель 8 января 1926 года издал приказ № 34, его четвертый параграф гласил: «Полагать больным брата милосердия станции № 2 Дубровского Казимира с 8 января». Параграф третий того же приказа удостоверяет: «братец» и до официального разрешения заведующего уже на работе не появлялся, а с 13 января его продолжал замещать сотоварищ Бунин. За усердие и молчание Дубровскому, видимо, позволили отдохнуть и подкрепить разгулявшиеся нервишки.
Милосердный «брат», разумеется, выезжал в гостиницу не один, а сопровождал какого-то врача. Кого? Пришлось вновь погрузиться в старые архивные залежи и попытаться «вычислить» потенциального чекиста в белом халате.
В конце 1925 года на станции № 2 ленинградской «Скорой помощи» работали врачи: Г. П. Благовещенский (заведующий), Н. В. Балдин, М. М. Волк, Е Б. Горенштейн (Геренштейн), О. И. Торкачева. Подозрение падает на троих из них. Почему-то из архивного хранения изъяты «личные дела» Марии Матвеевны Волк и Григория Борисовича Горенштейна — факт настораживающий. Согласны: доказательства шаткие. Третий в нашем списке — Николай Владимирович Балдин — представляет больший интерес. В сохранившейся «Алфавитной книге врачей» Ленинграда, кроме прочего, указана его временная должность: врач медпункта типографии им. Володарского, а здесь на партийном учете стояло не одно лицо, причастное к «тайне "Англетера". В 1925 году Балдин жил на «чекистской» Комиссаровской улице (д. № 55), позже (1928–1929 годы — точно) в квартире № 119 по улице Красных зорь, 26/28,—в том самом партийном доме, где отдыхал от трудов неправедных второй в Ленинградском ГПУ человек, Иван Леонтьевич Леонов, которого мы уже представляли. Соседство с ним само по себе показательно — далеко не каждый удостоится такой чести (напомним, в том же доме жил С. М. Киров). Предполагаем, Леонов лично не отдавал приказ Балдину «не поднимать шума» при виде ужасной картины в 5-м номере «Англетера», порекомендовать кому-то включить его вспец бригаду «Скорой помощи» он, полагаем, мое Кому?..
Первое, что приходит на ум, — главному врачу «Скорой помощи». Он-то в первую очередь мог, кстати, сформировать нужную для «дела» бригаду «тишайших» медиков. Ищем какие-либо биографические сведения о главвраче М. А. Месселе. Его фамилия и служебная обязанность, как и тысяч других, открыто обозначены в справочной книге «Весь Ленинград -1925».
И вот наконец-то найдены «Анкетные листы» (1937,1940) и прочие документы заинтриговавшего нас эскулапа. Из них узнаем: Меер Абрамович Мессель родился в 1893 году в городе Петрозаводске Олонецкой губернии. Отец владел портняжной мастерской, мать — модистка, имела шляпный магазин. Учился вначале Меер Мессель в Петербургском психоневрологическом институте, затем в Юрьевском университете. В его «Автобиографии» (1937) записано: «С 1918 и до 1923 года служил на фронтах в Красной Армии (Мурманский фронт, Южный фронт, под Перекопом)». Далее, там же, настораживающая пометка: «Начальник 171-го эвакуационного пункта VI Армии (Южный фронт)». Эта должность, как нам известно, — чекистская. Многозначительна следующая строчка: «Начальник санитарной части южной завесы войск ГПУ Карельского района». Явно тянуло нашего доктора к тайному учреждению. В 1922–1923 годах он — старший врач 2-го Петроградского конвойного полка войск ГПУ (в другом документе указан 3-й полк, с которым были связаны критик-чекист П. Н. Медведев, подмахнувший милицейский протокол, и другие замешанные в есенинском «деле» лица).
Оставаясь охранителем здравия гэпэушников, Мессель с сентября 1922 года возглавлял петроградско-ленинградскую «Скорую помощь». Его вполне можно назвать чекистом в белом халате. Такой служака наверняка имел связь с начальником Секретной оперативной части (СОЧ) ГПУ И. Л. Леоновым и по его сигналу (или чьему-то другому) отправил в «Англетер» «своих» людей.