Страница 61 из 89
Хозяева фермы, братья Эдди, были простыми малограмотными фермерами. Но, поскольку их прапрапрабабка в 1692 году была осуждена как ведьма, братья широко использовали это немаловажное событие в качестве рекламы спиритических сеансов, которые они проводили на собственной ферме. Хозяева не брали денег с посетителей за свои демонстрации, только небольшую плату за кров и стол.
В то время спиритизм в Америке был новым повальным увлечением во всех домах, начиная от фермеров и кончая самыми модными салонами высшего общества. Спиритические сеансы проводились даже в Белом доме. Супруга Линкольна тоже была страстной спириткой. Известно, что она порекомендовала своему мужу медиума Нетти Колберн. Нетти, когда ее «тестировали», удивила президента тем, что четко описывала события, о которых не могла знать заранее. Например, она точно рассказала, что происходило в кабинете президента до начала сеанса, сообщила о делах на фронте, а также о событиях, известных только президенту. Позже Нетти служила своего рода «информатором», которым пользовался президент.
В те годы спиритизм как увлечение возник не на пустом месте. На то были основания, которые созрели в недрах общества, готового воспринимать новые теории научного развития. Спиритизм представлял собой альтернативу материализму и должен был заставить людей задуматься, что мир заполнен не только материальными предметами. Спиритизм вызвал настоящий переполох в общественном мнении, а также тревогу среди ученых, так как вера в существование одного лишь физического мира была сильно подорвана.
Полковник Олкотт, написавший статью о госпоже Блаватской, которая интересовалась фермой Эдди, а также спиритическими явлениями, был ярым поклонником спиритизма. На последние средства он издал спиритический трактат «Люди с того света». Однако трактат был написан столь непонятным языком, что даже в период спиритического бума весь тираж издания осел на складах книжных магазинов и не только не принес никакой прибыли, но даже не вернул вложенных в него денег.
К братьям Эдди Олкотт попал случайно. Однажды, во время обдумывания важного дела, полученного от нью-йоркского муниципалитета, которое не касалось ни духовности, ни духов, ему неожиданно пришла в голову странная мысль, что «вот уже многие годы он не обращает внимания на спиритическое движение». Проще всего тему о любом «движении» можно было раскрыть на улице. Поэтому он вышел на ближайший угол и купил номер популярного журнала, в котором прочел о совершенно невероятных феноменах, происходящих на ферме Эдди. Поразмыслив, Олкотт пришел к выводу, что, «если все, о чем там написано, правда», то речь идет о важнейшем явлении современной науки, и «ему надо непременно поехать туда и во всем убедиться самому». Он так и сделал. Отправился на ферму Эдди, провел там три или четыре дня и был совершенно потрясен увиденным. Вернувшись в Нью-Йорк, он написал статью в журнал «Дейли Грэфик», которая буквально всколыхнула всю страну.
Окрыленный успехом редактор «Дейли Грэфик» поручил Олкотту снова отправиться в Читтенден и написать серию статей, взяв с собой какого-нибудь художника, который мог бы зарисовать происходящие там явления.
Олкотт поселился на таинственной ферме и в течение двенадцать недель ежедневно переживал сверхъестественные вещи, а его газета дважды в неделю печатала статьи про «духов Эдди», иллюстрированные великолепными рисунками. Стоимость «Дейли Грэфик» достигла фантастических размеров – один доллар за экземпляр, но, несмотря на это, тираж расходился мгновенно. Нью-йоркские газеты живо обсуждали модную тему в своих статьях и почти все отправили репортеров в Читтенден, провозглашая: «Что бы ни происходило на ферме Эдди на самом деле, не подлежит сомнению, что общественное мнение чрезвычайно волнует вопрос, действительно ли духи умерших возвращаются к нам или нет».
Учителя Елены, вероятно, тоже читали нью-йоркские газеты и следили за общественным мнением, поэтому она, словно «агент иностранной разведки» неведомой страны под названием Шамбала, получила от Учителя Мория срочное задание поехать в Читтенден, где на прославившейся ферме Эдди полковник Олкотт производил свои исследования, и завязать с ним контакт.
«Наше знакомство началось в дыму, но оно вызвало большое неугасимое пламя, – вспоминал позже полковник Олкотт. – Мой взгляд привлекла алая гарибальдийская рубаха новой гостьи, резко выделявшаяся среди здешних тусклых красок. Ее волосы стояли густой белокурой копной, не доходя до плеч. Они были шелковистые и кудрявые, как руно котсуолдской овцы. Эти волосы и алая рубаха так завладели моим вниманием, что я не сразу разглядел ее. У нее было массивное калмыцкое лицо, на котором читались сила, культура и властность; в окружении самых заурядных физиономий оно выглядело так же необычно, как и ее алое одеяние… Е1омедлив на пороге, я шепнул Каппесу: "Боже милостивый!" Я прошел через комнату и сел напротив, намереваясь, по своей излюбленной привычке, тут же разгадать ее характер. Дамы разговаривали по-французски…
Обед кончился, дамы поднялись и вышли на улицу, госпожа Блаватская скрутила себе сигаретку… Я произнес: "Permettez moi, madam" ("позвольте, мадам". – фр.) – и поднес огонь к ее сигаретке…»
Знакомство состоялось.
Елену тоже заинтересовал респектабельный сорокадвухлетний полковник, пишущий интересные статьи: благородное лицо, добротный дорогой костюм, темные очки, блестящая ученая лысина в дополнение к солидной окладиетой бородке. Он показался ей энергичным, умным, не лишенным остроумия человеком, а судя по героическому прошлому, о котором он ей поведал, еще и неутомимым борцом. Елене вообще нравились энергичные люди, борющиеся за свою идею. Она выяснила, что уже в двадцать с небольшим лет Олкотт приобрел мировую известность, работая на Опытной агрономической ферме. Правительство Греции даже предлагало ему кафедру агрономии в Афинском университете, а правительство Соединенных Штатов – руководить сельским хозяйством, но он отказался, предпочитая работать независимо. Когда началась Гражданская война, он вступил добровольцем в армию северян, участвовал в нескольких военных кампаниях, после чего был назначен особым уполномоченным по расследованию коррупции и взяточничества в министерстве обороны. Здесь он получил звание полковника. После убийства Линкольна его включили в комиссию из трех человек по расследованию обстоятельств этого преступления. По окончании войны он три года изучал юриспруденцию, стал членом коллегии адвокатов в Нью-Йорке. Но, что было самым замечательным, несмотря на свое бурное прошлое, он слыл ревностным поклонником спиритизма и магнетизма.
После первой же встречи Олкотта и Елену охватила «внезапная и взаимная любовь». Хотя в привычном понимании это чувство не вязалось с натурой ни одного, ни другой. Олкотт считался убежденным холостяком, обожая прежде всего себя самого (хотя где-то у него рос сын, которого он финансово поддерживал). А Елена, будучи дамой экспрессивной, непредсказуемой и непостоянной, всегда оставалась верна только своему внутреннему миру. Внешний мир служил ей в основном для того, чтобы удовлетворять желания своего внутреннего эго. Поэтому возникшую между новыми знакомыми страсть можно было
бы скорее назвать необыкновенным «магнитным притяжением». В то время полковник еще не знал, что Елена, поступая согласно полученному заданию неведомого Братства, сознательно добивалась знакомства. Но она не могла и предположить, какой невероятно ценной для ее «дела» станет эта встреча.
Посмотрев на сеансы, которые проводили братья Эдди, Елена с удовольствием начала принимать в них участие, а потом стала демонстрировать собственные возможности, постаравшись, как и в Ругодево, превратить их не просто в «вызывание духов», а в развлекательное шоу.
Посмотрев на «чудеса», показываемые госпожой Блаватской, зрители наперебой рассказывали:
«До того как на сцене появилась мадам Блаватская, возникавшие фигуры были либо индейцами, либо американцами, либо европейцами. Но в первый же вечер ее пребывания на ферме перед нами явились другие призраки – грузинский мальчик-слуга с Кавказа, купец-мусульманин из Тифлиса, русская девушка-крестьянка и прочие; слышались звуки колокольчиков, играла музыка и передвигалась мебель».