Страница 52 из 89
Елена просто грезила Индией. Очарованная однажды этой страной, она позже писала: «Индия – страна легенд и таинственных уголков. Нет в ней развалины, нет памятника или леска, чтобы не было у него своей истории. А главное, как обыкновенно ни опутана последняя паутиной народной фантазии, все гуще свиваемой с каждым последующим поколением, но трудно, однако, указать хоть на одну такую, которая не была бы основана на каком-нибудь историческом факте. С терпением, а главное, с помощью ученых браминов, раз войдя в их доверие и дружбу, всегда возможно докопаться до истины. Но уж, конечно, не англичанам, с их высокомерием и явно выказываемым презрением к «побежденной расе», ожидать чего-либо подобного. Поэтому-то между официально расследованной Индией и (если дозволено так выразиться) подземной, настоящей Индией такая же разница, как между Россией в романах Дюма-pèpe (Дюма-отец. – Авт.) и настоящей русской Россией».
По прибытию в Бомбей Елену встретил чела, представившийся посланником Учителя. Он стал ее сопровождающим до тех самых пор, пока они с большими трудностями не добралась до какого-то монастыря, затерянного меж высокими горами.
Узкая дорога шла по крутым, обрывистым склонам, где с трудом проходила лошадь, и, казалось, что она в любую минуту оборвется. Успокаивало лишь сознание, что поскольку дорога существовала, значит, она куда-то должна была привести. Но вскоре путникам все чаще стали попадаться просеки и открытые площадки, где становилось светло, как днем. Елена с восторгом описывала свои впечатления: «Миллионы кузнечиков трещали по лесу, наполняя воздух металлическим звуком, напоминающим гудение губной гармоники; гоготали совы, и стаи испуганных попугаев метались с одного дерева на другое. Временами доносилось до нас издалека, из глубины поросшей дремучим лесом пропасти, долгое, громоподобное рычание тигра, могучий рев которого, по словам шикари (охотников), можно слышать в тихую ночь за много миль. Освещенная, словно бенгальским огнем, панорама изменялась при каждом повороте. Реки, поля, леса и скалы, расстилаясь у ног наших на необозримом пространстве, волновались, дрожали, облитые серебряным светом, переливались, как волны марева… Фантастичность этой картины просто захватывала дух; кружилась голова, когда заглядывали мы в эти глубины вниз, при неверном свете луны; а бездна так и тянула к себе…»
Елена поинтересовалась у своего сопровождающего, почему они так скрывают свои монастыри, на что тот ответил: «Иначе бесконечное шествие с запада и с востока, с севера и с юга наводнит наши уединенные места, куда без разрешения никто не дойдет и не потревожит наши занятия. Большего я вам сказать не могу».
У стен монастыря Елену приветливо встретили монахи и… оставили жить у стены, не пригласив внутрь. Ей поневоле сначала пришлось наблюдать только за тем, что происходит вне стен монастыря. Монахи объяснили распорядок жизни обители, тотчас включив ее в процесс освоения духовных начал, а также приставив к ней челу – помощника и одновременно переводчика.
Стена, отделяющая монахов от мирской суеты, выглядела необычно. В ней были отверстия, через которые они, не выходя из обители, беседовали с теми, кто подходил снаружи. Чела объяснил, что через отверстия монахи изрекают пророчества, философские истины или дают практические советы, а если за стеной никого нет, то они беседуют непосредственно с ветром. Оказалось, таков был их метод работы: оставаясь неузнанными, сообщать внешнему миру об учениях мира внутреннего.
Елена также узнала, что «во время этих бдений монахи живут в одиночестве в нише, находящейся в стене, и записывают все, что им приходит из глубин их естества. А некоторые из монахов просто сидят и записывают все, что идет у них изнутри, и затем откладывают в сторону записи, никому не дав их прочитать. Это один из способов написания монастырских книг. Когда книга закончена, она сжигается в соответствии с ритуалом, заставляющим ее отобразиться во внутреннем эфире, называемом акашей. Gрочесть книги во внутреннем эфире мог только тот, кто овладел искусством такого чтения. Книги, написанные подобным образом, не имели автора. Они сохранялись посредством определенных вибраций и попадали в грандиозные библиотеки, накопившиеся за годы существования монастырей».
Елене объяснили, что новички и вновь прибывшие, желающие получить разрешение на доступ в монастырь, в ожидании собеседования стоят в течение дня за внешней стеной, прося о разрешении войти и оказывая некоторые услуги, вроде сбора хвороста или доставки воды.
«Все прибывшие и монахи монастыря обходились друг с другом очень любезно. Дело в том, что в обличье кого угодно, стоящие у стены могли встретить гуру – главного духовного учителя. Как и многие другие, он мог приходить к стене, окружавшей каждый монастырь, и просить разрешения войти. Так он наблюдал за общим настроением новичков и их подготовкой. Часто он служил в монастыре, выполняя рядовую работу с монахами, не знавшими, кто он есть на самом деле. Таким образом, он мог тренировать их тайно. Например, юного монаха могли попросить научить другого монаха доить животных, но не говорили, что это гуру, поэтому все действия не выходили за рамки привычного монастырского поведения. Гуру, если хотел, мог выступить в любой роли. Часто гуру путешествовали анонимно и встречались во время паломничества. Поскольку каждый гуру мог возглавлять множество монастырей, иногда он оставлял один монастырь и возвращался инкогнито через несколько дней, принимая другой облик. Поэтому монахи никогда не знали, в каком монастыре гуру пребывал в своем физическом теле, и очень уважительно относились к каждому встречному».
Посетители монастырей знали и то, что представители Гималайского Братства временами тоже появлялись в миру. Даже сам Ригден Джапо однажды мог явиться в мир в человеческом теле и неожиданно возникнуть в святых местах, монастырях, где в определенный срок, ночью или до восхода солнца, намеревался возгласить свои пророчества. Монахи говорили, что, «когда Владыка Мира прибывает в Храм, где в глубоком почтении собираются ламы, сразу же сами собой возжигаются все лампады. Ламы с величайшим вниманием слушают пророчества о будущем, а те, кого нет в Храме и с кем у Владыки Мира существует телепатическая связь, слышат его голос, где бы они ни находились».
Прибывшие в монастырь могли оставаться у его стен до девяти месяцев, стремясь адаптировать свои вибрации, как внешние, так и внутренние, к вибрациям монастыря, стараясь добиться их полного соответствия. «Некоторые приходили сюда на короткое время, не более чем на шесть лун, но, будучи однажды допущены, они получали от гуру дисциплинирующее задание, например, высечь большую статую; затем для совершенствования способности к концентрации, высечь меньшую, и так до тех пор, пока скульптура не поместится на ладони».
С особой тщательностью практиковалась здесь Ашрама садхана – поддержание чистоты в монастыре. Считалось, что уборка и мытье подсознательно оказывают очищающее действие на ум.
Длительное пребывание у стен монастыря служило первым экзаменом на искренность новоприбывших, а первые месяцы испытаний – периодом внутреннего приспособления к групповой вибрации. Этот экзамен Елена выдержала.
Прошло несколько месяцев, прежде чем у стен монастыря впервые появился Махатма Мория. Он, как и обещал, приехал не один. С ним прибыл еще один Учитель, представившийся Махатмой Кут-Хуми, и еще несколько человек. Сопровождение Учителя Мория напомнило Елене индийскую делегацию, которую она когда-то видела в Англии. Оба Учителя, как она позже узнала, были Великими Учителями знаменитого «Братства Мудрецов» – «Хранителей Божественной Мудрости» и оказались теми самыми гуру, о которых с благоговением говорили у стен монастыря. Когда Учителя появлялись среди людей в своем обычном теле, что случалось крайне редко, это для тибетцев считалось событием особого значения.
Одетые в белоснежные одеяния и с чалмой на голове, Учителя выглядели как два иконописных изваяния с глубокомысленным выражением на красивых лицах и огромными, выразительными глазами. Они предложили Елене пройти в маленький, скрытый деревьями дворик, удалившись от любопытных глаз, и только тогда начали разговор.