Заговор князей

Леваш глубоко вздохнул, посмотрел куда‑то в сторону, потом покивал головой и ласково, по‑отцовски сказал Богадуру:

– Послушай‑ка меня, сынок. Я провел на войне большей дней, чем ты прожил на этом свете, и вот что я тебе скажу. Сколько бы ни было свидетелей, мы с тобой никогда не узнаем, кто первым обнажил оружие на том броде. Очевидцы с твоей стороны и очевидцы с их стороны всегда буду видеть один и тот же бой по‑разному. И самое интересное, это то, что каждый из них будет прав. А знаешь почему? Потому что на войне не бывает виновных. Те, кто идут в бой, знают лишь одно – перед ними враг, и если врага не убить, он убьет тебя. А откуда они это знают? Потому что им это когда‑то сказали. А кто же им это сказал? Их вожди, короли, ханы да великие князья. Они говорят тебе: вот твой враг, иди и убей его. Ты идешь и убиваешь. Или он тебя убивает. Разве ты виноват? Или он виноват? Ты понимаешь, о чем я говорю, сынок? В том, что произошло на броде через Угру, нет ничьей вины!

– Чего ты хочешь? – холодно спросил Богадур.

– Твои люди правильно сделали, что взяли Настю, когда отступали перед превосходящими силами противника. Я их понимаю – я сам часто брал заложников в таких случаях! Но теперь все позади. Они живы, и им уже ничего не грозит. Анастасия Бартенева – жена моего молодого приятеля, с отцом которого мы воевали спина к спине на многих войнах в Европе и Азии. Отпусти ее и ты поступишь, как благородный воин!

– Я не могу этого сделать, – отрицательно покачал головой Богадур, однако, после короткого колебания добавил – Точнее, могу, но на определенных условиях.

– Каких же?

– За жизни девяти моих людей я мог бы потребовать девять жизней московитов, и это было бы справедливо. Но я великодушен. И я почти согласен с тобой насчет того, что на войне не бывает виновных. Поэтому я готов поступить так: жизнь за жизнь. Я верну Настасью Бартеневу взамен на того лучника, который убил моих людей.

Леваш пристально посмотрел на Богадура:

– И что же ты с ним сделаешь, с этим лучником? – спросил он.

Богадур впервые улыбнулся.

– Наверно, ты полагаешь, что я велю казнить его какой‑нибудь страшной восточной казнью… Но ты ошибаешься. Я отношусь с уважением к противнику, особенно сильному. Если один лучник в течение минуты убивает девятерых воинов – он мастер. Однако, тебе, вероятно, неизвестно, что я сам считаюсь одним из лучших стрелков Сарай‑Берке. Я предложу этому московиту поединок на луках. И пусть Аллах рассудит, кто из нас лучше владеет этим оружием.

Леваш Копыто опрокинул очередной кубок меда в свою глотку, вытер рукавом рот и расхохотался. Леваш хохотал долго и до упаду, а Богадур с презрением смотрел на него. Когда спазмы хохота стали утихать, он брезгливо спросил.

– Что так рассмешило тебя в моих словах?

Леваш Копыто мгновенно стал серьезным. Он склонился поближе и шепотом, как бы опасаясь, что их услышат, спросил:

– Ты можешь себе представить, что станут говорить во всей Золотой Орде, и особенно в славной ее столице Сарай‑Берке, когда узнают, что сын великого хана и лучший лучник города вызвал на поединок восемнадцатилетнюю девчонку?

Лицо Богадура стало белым как снег за стеной шатра.

– Что ты сказал? – прошептал он.

– Да‑да, – так же шепотом подтвердил Леваш. – Это правда. Всех твоих людей убила Анница Медведева, жена другого моего молодого приятеля, сестра Филиппа Бартенева, а стало быть, дочь того самого друга, с которым мы вместе воевали, когда тебя еще и в помине на этом свете не было! Я знаю ее с детства, она стреляет с пяти лет, и в этом искусстве во всей здешней округе ей нет равных!

– Я не верю! – сквозь зубы сказал Богадур. – Я не могу поверить в то, что какая‑то московитка, тем более, столь юная, как ты говоришь, могла… Нет‑нет я не верю!

– Тем не менее, это так, – развел руками Леваш.

И вдруг какая‑то мысль осенила Богадура.

– Очень хорошо! – Воскликнул он. – Замечательно! Тогда я предлагаю другое решение. Разумеется, я никогда не унижусь до того, чтобы вступать в прямой поединок с женщиной, но я могу сразиться с ней иначе! Вот здесь на опушке леса мы устроим состязание в стрельбе из лука: с пятидесяти шагов – на дальность, скорость и меткость! Если она меня победит – я тут же отпускаю Настасью Бартеневу и на следующий день покидаю эти места. Но если выиграю я… Ты внимательно меня слушаешь? Так вот – если Аллах дарует победу мне – обе женщины перейдут в мой гарем!

– Это несправедливо, черт возьми! – возмутился Леваш и опрокинул очередной кубок. – В случае нашей победы мы получаем одну женщину, а ты в случае своей – сразу двух!

– Это мое окончательное слово, – отрезал Богадур. – состязание состоится в присутствии всех твоих и моих воинов, а чтобы ни у кого не было сомнений в его честности, Саид и ты сам будете судьями. Согласен на эти условия?

Леваш покрутил длинные усы.

– Я‑то согласен, но ты же не со мной хочешь состязаться! А потому, сынок, мне кажется, мы должны выяснить, что об этом думает сама Анница.

– Жду до вечера, – сказал Богадур и встал.

– Хорошо, – ответил Леваш и тоже встал.

Вдруг он резко схватил Богадура за шею и, притащив к себе вплотную, прошептал на ухо:

– Только запомни, сынок, с Левашом Копыто шутки плохи, очень плохи! Если за все время, пока Настенька находится у тебя, кто‑нибудь хоть пальцем к ней прикоснется или чем‑нибудь обидит… Никаких состязаний не будет! Нет, сынок, я тебя не убью… Я посажу тебя на кол, причем на достаточно толстый, чтобы ты мучился подольше, а сам сяду напротив и, не торопясь, буду пить мед и петь казацкие песни, глядя как твои окровавленные кишки вылезают из твоего рта, пока кол не проткнет тебя где‑то между лопатками, и ты совсем перестанешь трепыхаться!

– Ты мне угрожаешь? – просипел Богадур.

Леваш отпустил его шею, и аккуратно расправляя примятую одежду и стряхивая невидимые пылинки, ласково сказал:

– Ну что ты, сынок, что ты! Ни в коем случае! Я просто тебя предостерегаю. От ошибок. Мы ведь должны помогать друг другу, верно? Хан Ахмат и король Казимир друзья и союзники, и мы с тобой тоже друзья и союзники, правильно я говорю, а? Ну, вот и хорошо, сынок! Вот и замечательно!

Богадур пришел в себя, и ярость охватила его.

– Не пугай меня, я тебя не боюсь, а если ты сам, или кто‑то из твоих многочисленных московитских друзей либо их жен, пойдете на хитрость и попробуете хоть какой‑то малостью навредить мне или моим людям, я не задумываясь, вот этой рукой перережу заложнице глотку, но после того, как ею воспользуются все мои воины! И даже если потом мы все погибнем, то и твоих людей заберем несчитано!

Леваш Копыто одобрительно рассмеялся.

– Вот это правильно, сынок, это по‑нашему! Достойный ответ! Я всегда знал, что ты настоящий воин и мужчина! – Он поклонился. – Спасибо за угощение – мы славно посидели! А ответ ты получишь к вечеру – не сомневайся. Кстати, если Анница примет твои условия, – когда намечается состязание?

– Завтра, – ответил Богадур. – Ровно в полдень.

… Два часа спустя в горнице Медведевского дома Леваш подробно рассказывал Аннице о встрече с Богадуром.

Возвращаясь домой после страшного боя на льду, Анница узнала, что происходило во время ее отсутствия.

Когда кортеж с Настенькой и провожающими ее, покинул Медведевку, Гаврилко Неверов с Максимкой Зыковым, которые несли в этот день караульную службу, согласно принятому обычаю, сопровождали отъезжающих, оставаясь незаметными для них и держась на почтительном расстоянии. Когда кортеж благополучно достиг брода, и Настенька уже прощалась с матушкой, Гаврилко и Максимка повернули обратно и разделились.

Максимка возвращался в Медведевку по той же дороге, а Гаврилко решил проехаться по тропинке, ведущей по самому берегу Угры.

Когда он спустился вниз, и оглянулся, ему из‑за поворота реки уже не виден был сам брод, но зато оказался виден сбоку противоположный берег и вот там‑то вдали он вдруг увидел Саида и пятерых его людей сидевших в засаде на опушке леса.