Заговор князей

Долгий путь немного утомил Картымазова, но близость цели и открывшийся перед ним изумительный вид придали бодрости.

А восхищаться было чем, потому что никогда еще за пятьсот лет своего существования Углич – этот небольшой городок на берегу Волги не достигал такого небывалого расцвета как в годы правления князя Андрея Большого. Именно князь Андрей затеял огромную работу по обновлению ветхих от времени, но красивых, по старине выстроенных стен и палат древнего кремля, это он построил необыкновенной красоты собор Покровского монастыря, это при нем город наполнился мастерами и ремесленниками, торговцами и строителями, жизнь кипела и бурлила и, казалось бы, что еще надо, а вон, поди ж ты – гордый и вспыльчивый нрав князя толкал его к сопротивлению старшему брату, гордыня не позволяла ему смириться с нарушением навсегда уходящих в прошлое старых порядков, она неуклонно вела его к гибельному бунту, который в конечном своем итоге погубит и князя и его семью и его любимый город, который никогда уже не будет таким прекрасным как сейчас!

Но не дано человеку знать грядущего… Не дано…

– Ты ли это, Федор Лукич?! – Услышал вдруг Картымазов за своей спиной какой‑то странно знакомый, будто недавно слышанный голос.

Он обернулся.

– Зайцев?! Макар! Откуда ты здесь?

– Да уж видно судьба так хочет, чтоб я то с тобой, то с зятем твоим непрерывно встречался – давеча снова меня чуть не пришиб, великан чертов, но на этот раз, он был в лучшем настроении, и мне даже кажется, что мы подружились!

Они обнялись, как старые приятели, и Зайцев рассказал ему о том, как Филипп сам‑один хитроумно схватил князя Оболенского и доставил его воеводе Образцу.

У Картымазова потеплело на душе, и он внутренне порадовался за успехи зятя, который, к тому же, был ему почти сыном, – да и хорошо, что закончилась, наконец, эта странная и тягостная история с князем Оболенским и его посланцами, хотя еще неизвестно, какие она будет иметь последствия.

– … И вот прискакал я в Волок Ламский, – закончил рассказ Зайцев, – а там пусто – князь Борис, вся семья его и весь двор со служивыми людьми – все в Углич поехали. Говорят, в гости к брату…

– С дороги! С дороги! – раздались вдруг впереди крики, и все стали сбиваться к обочине.

Навстречу им, двигался большой кортеж, выехавший из городских ворот. Нарядно разукрашенные кибитки и сани, около сотни вооруженных всадников сопровождения – вся эта шумная толпа промчалось мимо Картымазова и Зайцева, стоящих на обочине в снегу по самые животы лошадей, обдавая их грязными брызгами черной смеси земли с подтаявшим снегом.

– Я узнал их! – сказал Зайцев Картымазову. – Это княгини Ульяна Волоцкая и Елена Углицкая со всеми княжескими детьми и всеми своими придворными… В отдельных повозках все их вещи, уложенные, как в дальнюю дорогу… Что это значит?

– Это значит, – сказал Картымазов, – что князья отправили своих жен и детей в безопасное место. Мужчины поступают так только в одном случае…

– Когда готовятся к войне – негромко продолжил Зайцев.

– Совершенно верно, – глубоко вздохнул Картымазов. – И должен сказать тебе честно – все это мне очень не нравится…

… В то время когда Картымазов и Зайцев приближались к Угличу, Филипп с Данилкой приближались к Новгороду.

Пушки мастера Аристотеля стреляли теперь значительно реже, в городе еще шли одиночные бои, но главари мятежников были схвачены, архиепископ Феофил уже отправлен под конвоем в Москву, где будет заточен в Чудов монастырь, откуда больше никогда не выйдет, составлялись списки сотен семей, неблагонадежных жителей, которых навсегда вывезут из Новгорода и расселят по самым дальним и необжитым уголкам московского княжества, и, наконец строились на Волхове плахи, где будут казнены сто главных московских врагов со всеми их семьями.

Филипп, житель лесов, привыкший к тишине, едва не оглох от грохота, шума и криков в огромном военном стане московитов под стенами Новгорода, пока путем длительных расспросов добрался, наконец, до шатра верховного воеводы.

Ларя Орехов сказал, что воевода сейчас в городе, они еще два часа ждали, слоняясь по округе в поисках чего‑нибудь съестного, с чем, как оказалось, тут были большие трудности, потом, наконец, появился Патрикеев, но сразу Филиппа не принял, а когда принял, то выглядел настолько уставшим, что чуть было не уснул, чем очень разочаровал Филиппа, который думал, что будет встречен воеводой как настоящий, герой и начал было подробно рассказывать о своих подвигах.

– Короче, Бартенев, – раздраженно перебил его Патрикеев, вдруг встрепенувшись – ты мне прямо скажи – ты схватил Оболенского или нет?

– Йо‑х‑хо! А как же иначе? Конечно, схватил сам… один и доставил воеводе Образцу. А вот его грамота о том.

– Ну, так давай ее сюда и не морочь мне голову дурацкими байками!

Он покосился на тяжелый большой ливонский щит Филиппа, прислоненный к столбу шатра, небрежно сломал печать, чертыхнулся, пробежал глазами грамоту и швырнул на стол.

– Молодец! – воскликнул он. – Я так и знал, что ты справишься. У меня нюх на людей! Потому государь только мне и поручает их подбирать. Я доложу о тебе великому князю. Он давно хотел прищемить хвост этому Лыку, чтоб не бегал туда‑сюда, да знал кто в княжестве хозяин! Слушай, это твой щит? Мне кажется, я его уже видел когда‑то…

– Этим щитом пожаловал меня Боровский наместник Образец, за то что я притащил к нему этого Лыко!

– Ах да, вспомнил, – мы были вместе в том походе, когда Образец нанес сокрушительное поражение ливонцам, а магистр ордена, покидая поле боя, швырнул этим щитом в Образца, но к счастью не попал! Великий князь очень смеялся, когда ему рассказывали эту историю! Ну, ладно, иди, отдыхай – Ларя тебя устроит!

– А это… – замялся Филипп.

– Что еще? – раздраженно спросил Патрикеев.

– Не вели казнить, воевода, да помниться ты шубку со своего плеча обещал, тому кто…

– Ах, да, верно! Но ты хотел коней, и мы остановились на полтиннике!

– На рубле, князь, – поклонился Филипп.

– Что ты говоришь? Дорого, черт возьми, обходится московской казне ловля изменников! Ладно, придешь завтра утром – дам тебе твой рубль!

– Благодарю, воевода, – поклонился Филипп, – И еще я хотел спросить, – тут шурин мой – Василий Медведев, не появлялся?

– Что? – Зарычал Патрикеев так, будто ему сунули палец в свежую рану, – Медведев? Под стражей твой Медведев! И, надеюсь, ему в ближайшее время отрубят голову за его преступления!

– Какие преступления? – поразился Филипп.

– Какие? А вот какие: я поручаю ему встретиться с одним человеком и кое‑что у него узнать. Вместо этого он ухитрился так напугать беднягу, что тот должен обратиться за помощью к нашему войску, что стояло поблизости: прибегает и кричит – мол, пришел человек, машет мечом, грозится меня убить – спасите! Сотник посылает десять людей для выяснения дела и, – что же ты думаешь? – Медведев, не моргнув глазом, всех их убивает! Нет, ты только подумай! Это у себя на Угре ему дано право казнить и миловать, кого он хочет, но не тут! Перебить целый десяток наших собственных воинов! Да это предательство! За это плаха грозит! Но этого мало, – пока он своих убивал, кто‑то прикончил человека, от которого Медведев должен был получить ценные сведения! Таким образом, государственное дело оказалось загубленным! Великий князь еще ничего не знает – и только это пока сохраняет твоему дружку жизнь! Государь занят – к нему срочные гонцы из Пскова прибыли, но как только он освободится, и я ему обо всем доложу – уверен, он тут же распорядится отрубить твоему шурину голову, тем более что плахи готовы – завтра будут казнить на Волхове новгородских изменников, но я лично сегодня же распоряжусь, чтобы изготовили еще одну – отдельную плаху – специально для Медведева!

… Новость была совершенно неожиданной и очень тревожной – измученные, израненные и уставшие гонцы сообщили великому князю, что ливонское войско внезапно напало на псковскую землю крупными силами.