Страница 59 из 70
— Дай мне знать, если найдешь подходящее учебное заведение, и тебе понадобятся деньги для оплаты обучения или же появятся какие-либо другие непредвиденные расходы. Но самое главное — ты должна постоянно держать меня в курсе того, чем занимаешься. Ты должна писать мне каждую неделю, а по дороге в Ниццу отправлять мне письма на каждой остановке, чтобы я знал, где ты находишься и все ли с тобой в порядке. Заботься о себе и не принимай никаких важных решений без моего совета.
— Может, я смогу присоединиться к одной из русских балетных групп во Франции или записаться на уроки пения, — сказала я.
— Нет. Ничего подобного! Даже не думай о такой карьере — я не позволю, чтобы моя фамилия была таким образом опозорена! — ответил он, отрицательно качая головой и размахивая руками.
— Ты шутишь? Я просто не могу в это поверить! — воскликнула я в негодовании. — Что же такого позорного в профессии оперной певицы или балерины? Искусство благородно — это прекрасные достойные профессии! Ты же знал, что я была балериной, но все-таки женился на мне. Я уверена, что со временем смогу присоединиться даже к балетной труппе Дягилева. Или буду тренировать свой голос и стану певицей, как обе мои знаменитые тетки. В любом случае я могу выступать под своей девичьей фамилией или под любым другим выдуманным именем.
Видкун смотрел на меня с ужасом, а потом очень взволнованным голосом заявил:
— Забудь об этом, я тебе говорю! Нет ничего благородного в мире искусства, по крайней мере в той области, которая связана со сценой. У тебя есть норвежский паспорт, и не имеет значения, какую фамилию ты выберешь для выступлений на сцене — рано или поздно выяснится, что твоя фамилия Квислинг. Кроме того, несмотря ни на что, никогда не теряй свое норвежское подданство, это твоя самая надежная опора.
Я кивнула головой и улыбнулась, Видкун успокоился. Наш последний разговор друг с другом подходил к концу. У меня снова появилось чувство, что этот человек, который предал меня и причинил мне столько боли, все же был самым близким во всем этом страшном мире. Он стал частью меня. Я знала, что Видкун чувствовал то же самое. Вот почему мы всегда могли открыто говорить друг с другом. По этой причине я все еще доверяла ему и была убеждена, что он искренне желает мне добра, несмотря на то, что манипулирует моей жизнью.
Именно это чувство близости позволяло Видкуну управлять моей жизнью в течение пяти лет после этой последней встречи в доме Йоргена. В то время я не имела никакого представления о том, до каких крайностей доводят человека личные амбиции и политические манипуляции. До сих пор я не знаю, было ли его желание оставаться в тесном контакте со мной с помощью переписки лишь предосторожностью, целью которой было держать меня под постоянным наблюдением, или же это была искренняя забота о моем благополучии. Возможно, как это часто бывает, он руководствовался обеими причинами.
Несмотря на то, что меня пугала неизвестность и мне было грустно из-за всего произошедшего со мной за последнее время, все же я чувствовала невероятное облегчение от осознания того, что вскоре я смогу избавиться от всей этой путаницы вокруг меня. Я была на пути к моей тете Жене.
Последовав совету Видкуна, я пошла в бюро путешествий, где меня направили к человеку, который говорил по-французски. Он объяснил, что, поскольку в это время года очень многие едут во Францию, почти невозможно сейчас доехать туда прямым путем. Однако существовали иные способы добраться туда. Он рекомендовал ехать поездом до Бергена, а затем, насколько я помню, сесть на корабль до Бельгии, откуда я смогла бы на поезде доехать в Париж и Ниццу.
В ходе нашей беседы мы выяснили, что нам не нужно говорить друг с другом по-французски, так как мы оба из России. Мы перешли на русский язык, и агент объяснил мне детали моей предстоящей поездки. Он дал мне адреса хороших гостиниц в городах, где мне, возможно, нужно будет делать пересадку. Он также сказал, что у меня в дороге будут хорошие спутники, которым он недавно организовал путешествие тем же маршрутом. Одним из них будет дама из Норвегии, направляющаяся в Испанию, а другим моим попутчиком будет русский господин, некий граф Баранов, который будет ехать с нами большую часть пути.
Я сказала ему, что довольна его планами, после чего он начал выписывать билеты и спросил мою фамилию. Когда я сказала, что я госпожа Квислинг, он вскочил и набросился на меня с такой яростью, что в этот момент я была рада лишь тому, что у него не было пистолета, так как он мог застрелить меня, не колеблясь.
— Ага. Так вот вы кто! Квислинг? Жена капитана Квислинга? — заорал он, двигаясь в моем направлении.
— Да, я его жена, — промолвила я, пораженная его странной реакцией.
— Вы супруга этого ужасного человека? Этого изменника? Человека, который ненавидит свою собственную страну? Человека, который поклоняется большевикам и уже сам, вероятно, стал большевиком? Тот, кто постоянно ездит в Россию для поддержки этого бесчеловечного режима? Кто убеждает этих несчастных беженцев, остатков Белой армии, забытых в этих ужасных лагерях на Ближнем Востоке, вернуться в Советскую Россию, посылая их на верную смерть? Вы его жена и хотите, чтобы я продал вам эти билеты? Нет, мадам. Я не хочу иметь ничего общего с вами. Идите и ищите кого-нибудь другого, кто продаст вам эти билеты.
Я ждала, когда он остановится, чтобы перевести дух.
— Успокойтесь, пожалуйста. Вы, вероятно, плохо информированы — мой муж ездил в Россию, чтобы спасти людей от голода. Его направил туда Нансен. Я была там вместе с ним и знаю, что он всегда относился к коммунистам критически. Вы не понимаете, что говорите. Успокойтесь, пожалуйста! — повторила я снова. Меня стало смущать внимание окружающих, которых привлек наш громкий и взволнованный разговор. Я чувствовала себя сбитой с толку. Это был первый раз, когда я услышала, что кто-то обвинял Видкуна в симпатиях к коммунистам.
— Нансен — это Нансен, а Квислинг — это Квислинг. Ваш Квислинг ездил в Россию со времен большевистского переворота. Когда он был еще членом норвежской миссии, уже тогда он поддерживал дружеские связи с советскими главарями. Он по-прежнему продолжает иметь дела с ними.
Его разглагольствования привлекли внимание одного пожилого агента фирмы, который подошел к нам и заговорил с моим собеседником по-норвежски, очевидно спрашивая, что случилось. Они продолжали говорить по-норвежски несколько минут, после чего мой спаситель неодобрительно покачал головой и пожал плечами, вероятно, удивляясь странностям русских.
В конце концов я получила свои билеты. Как сидящая в клетке птица, которая увидела вдруг распахнутую дверцу в клетке, остановившись лишь на мгновение, я была готова выпорхнуть.
Глава 28. ПЕРВЫЕ ГОДЫ МАРИИ В КАЧЕСТВЕ ГОСПОЖИ КВИСЛИНГ
Имеющиеся сведения показывают, что Мария была в Европе до тех пор, пока не отправилась в Осло до приезда Александры летом 1924 года. В Норвегии она находилась до отъезда Александры в Ниццу в конце лета. Однако нет никаких сведений о том, что делала Мария долгое время после этого. Арве Юритцен нашел много пробелов, когда пытался выяснить, чем она занималась и где жила несколько лет как госпожа Квислинг. Он также заметил, что Видкун и Мария виделись очень редко после того, как Александра уехала в Ниццу, то есть со второй половины 1924 по 1928 год[119].
Те скудные сведения, которые Мария пожелала сообщить о себе за этот период, коротко представлены в записях, датированных начиная с 1952 года: «Почти три года я жила одна в Париже и в Норвегии, пока мой муж был в России. Квартира в Осло большей частью пустовала»[120]. Ясно, что она и Квислинг не проводили много времени вместе в те годы. Учитывая то, что Квислинг не имел постоянного места службы с лета 1924 года до следующей весны, когда он снова стал работать с Нансеном, возникает вопрос об источнике его доходов, которые давали ему возможность часто путешествовать вместо того, чтобы скромно жить с родителями в Телемарке или на Эрлинг Скалгссонсгат, 26.
119
Juritzen, Privatme
120
NB, Quisling Archive, Ms. fol. 3920:X.