Страница 36 из 44
Боль бесконечна. Но я нашел способ, как ее обмануть. Я погружаюсь в темные воды страдания, туда, где в мрачных глубинах тяжело ворочаются бесформенные глыбы воспоминаний, устремляюсь я своим истерзанным разумом, там, в легких потоках струящихся слез, выискиваю я островки незамутненной радости и пасторального покоя. Легко прикасаясь к бугристым бокам обожженных отчаянием кусков моего прошлого я определяю, что за мгновение жизни скрыто за чернотой спекшейся поверхности. К сожалению, я новичок в этом путешествии и, бывает, ошибаюсь, но все же удача чаще сопутствует мне. Найдя подходящее воспоминание, я возвращаю себе счастливые минуты жизни, бегу в свое прошлое от мучительного существования в настоящем. Так я скрываюсь от бдительных глаз моих тюремщиков.
Я принадлежу к королевскому роду. Мой дед был королем и пал в битве на Поле Кровавых слез, мой отец служил императору Кроку. Старый кровопийца жил долго, всем своим существованием насмехаясь над многочисленными жертвами, принесенными им во имя возможности властвовать. Десять лет я служил ему, сначала простым схоларием-щитоносцем, затем доместиком схол. Признаюсь, он выделял меня, отчасти благодаря заслугам отца, к тому времени уже умершему, но в большей степени из-за моей нерассуждающей верности. О, я был готов исполнить любой приказ моего императора, я беспрекословно следовал за ним и рад был отдать за него свою жизнь. Когда я тот умер? Может быть, тогда, когда он приказал мне арестовать его лучшего друга? Или когда я прижимал к себе хрупкое тельце мальчишки, безуспешно пытаясь закрыть ему глаза, чтобы он не видел забрызганные кровью стены и распростертые на инкрустированных полах трупы его родителей и родственников? Может быть тогда. Но, может быть, это были только кирпичи в возводимом храме моей ненависти, а настоящее прозрение наступило, когда я нашел завернутые в чистую тряпицу ограненные кристаллы черного радаманта и понял, что я сын короля и мог бы быть королем, если бы это чудовище не уничтожило свободу моего народа. Я, Занг, из рода Ястреба, мог претендовать на престол империи, однако, вместо этого безропотно служил равному мне по положению Кроку, из рода Ворона, по праву сильного провозгласившего себя императором северных племен. Странно, почему мой отец не уничтожил эти кристаллы, почему он оставил их у себя. Насколько я знал своего отца, он никогда не посмел бы заявить о своих королевских корнях. Он был искренен в своем отношении к Кроку. Не раз он говорил мне, что если бы не Крок, то кто-нибудь другой все равно объединил бы детей севера в один народ.
- Ради величия империи я готов простить Кроку все его преступления, - так говорил мой отец.
Перекатывая на ладони антрацитово сверкающие камни, я горько усмехался. Правда предстала передо мной во всей своей неприглядной красе. Отец был предателем. Он предал деда, предал свой народ, он сражался против своих соплеменников и за это получил награду от губителя его родины. И он до самой смерти страдал от совершенного им предательства. Только так можно объяснить то, что он хранил символы царственного происхождения.
У радаманта есть одно исключительное свойство. Будучи вживленным в кожу, он сохраняет жизнь потомку царственной династии и убивает любого другого. В древности претендующих на власть проверяли таким образом; делали надрез на пальце и прикладывали к нему кристалл радаманта. Если испытуемый оставался жив, его признавали властителем, ну, а если умирал, труп его бросали в выгребную яму. Позже всем детям правителей стали делать татуировки на предплечье - силуэт тотемного животного. Глазами животных были вживленные в кожу радаманты.
Сама мысль о татуировке была государственным преступлением. Я пошел дальше. Конечно, я мог проверить себя, воспользовавшись способом древних, сделав надрез и приложив к нему камень. Но что-то случилось со мной. Я страстно возжелал совершить обряд приобщения по установленным канонам. Я нашел татуировщика. Я заплатил ему огромные деньги и сказал, что от него хочу. Он взял деньги, но сквозь алчный огонь в его глазах я разглядел скверну предательства. Несмотря на полученные деньги, он был готов выдать меня императорским фискалам. Нанеся на предплечье абрис ястреба, он сделал ритуальным кинжалом две крестообразные насечки и винтообразным движением вогнал в кожу кристаллы радаманта. Он ждал моей смерти, но я был жив. Его лицо побелело. Глаза наполнил животный страх. Я взял лежащий на столике рядом с ним кинжал и по рукоять вогнал ему в горло. Священная жертва во имя будущей свободы.
Выйдя на улицу, я остановился. Я не знал, что мне делать дальше. Теперь, переступив за роковую черту, я уже не мог жить прежней жизнью. Тем более, во дворце. Там мое разоблачение было лишь делом времени. Но мне было некуда идти. Я возвратился во дворец, к своей службе, решив быть очень осторожным. Святая наивность. Не зря говорят, что человек предполагает, а судьба располагает. Сначала мне удавалось хранить мою тайну, но потом... Потом мне начали сниться сны. Видимо, камни обладали способностью пробуждать родовую память. Я видел мир до великого катаклизма, когда им управляли древние боги. Я ходил по мостовым величественных городов, я участвовал в ужасающих битвах прошлого, я вспомнил все могущественные царства от начала времен, я видел падших богов, я молился на неизвестных теперь языках, я видел, как изгоняли последнего сына Белого волка. Мой характер стал меняться. Я стал вспыльчив и раздражителен, часто бывал угрюм, или вел себя надменно. Я заметил, что иногда отвечаю императору, как равный. Еще немного, и я бы выдал себя.
Оставалось только одно - покинуть дворец. Но я не мог просто бежать, мне нужен был официальный повод оставить службу, хотя бы на время. Вскоре такой случай представился. Подошла очередная годовщина смерти отца. По завещанию, он был похоронен на родовом кладбище, в провинции Урсал. Получив аудиенцию у императора, я просил Крока отпустить меня поклониться могиле отца. Император отказал в моей просьбе. Крок всегда был очень осторожен и очень подозрителен. Любой поступок подданного, выходящий за рамки обычного поведения, мог стать причиной гибели последнего. Поэтому при дворе все играли отведенные им роли и даже смерть родных не могла поколебать привычное течение дел. Единственное, что оставалось придворным: оплакивать умерших в душе, но так, чтобы это не было замечено императором. Я не был исключением. Последний раз я видел отца живым за день до смерти. Несколько минут под бдительным взглядом врача. Отец сжал своими слабеющими пальцами мою ладонь и прошептал:
- Прости...
На похоронах я стоял в толпе придворных. Сын, как безродный пес, смотрел со стороны на убитого горем императора, провожающего в последний путь своего старого соратника. После того, как пышная процессия скрылась из глаз, я отправился на дежурство. Все, что мне осталось от отца: тепло его руки и чуть слышное "прости". Его состояние перешло в ведение императорского фиска. По обычаю, установленному Кроком.
Отказ не остановил меня. Я осмелился просить снова и снова. Распростершись перед сидящим на троне императором, я ждал его окончательного решения. Наконец, он снизошел к моей просьбе и милостиво предоставил мне семь дней для "улаживания семейных дел". По сути, это был приговор. Я имел наглость настаивать, следовательно, должен быть наказан. Впрочем, это мало меня волновало, ведь я мог свободно передвигаться по стране без риска оказаться за решеткой. К тому же, я не собирался возвращаться в столицу.
Как я стал мятежником? А что мне оставалось делать? Три пути было передо мной. Бежать за пределы империи, покончить с собой или вернуть принадлежащее мне по праву. Я выбрал третий путь. Но я не желал власти над империей. Все, что я хотел - стать королем Урсала. Империя меня не интересовала.