Лиха беда начало

Алена тихо радовалась, что никто в редакции, да и вообще никто (особенно Вадим) не догадывался, что она имеет самое прямое отношение к развязавшейся войне в прессе. И не просто имеет — она готовит решающую битву, причем заранее знает, какой должен быть финал. Конечно, ее слегка коробило, что она не слишком добросовестно относится к своей задаче. Все-таки планируется полное низложение Горина и как следствие возвышение партии «Демократическая свобода». Но она так поверила в правоту Налимова, который уже и с экрана заявлял о подлой сущности Горина, что не слишком задавалась вопросом справедливости своего телепроекта.

С другой стороны, она понимала: ее сознание повернули насильно, но ничего не могла с этим поделать. Она попала в собственную ловушку: слишком правдоподобными казались доводы Налимова и его товарищей по партии. Эти политики вдруг полезли на экран во всех возможных программах. Алене начало казаться, что нейтральное эфирное время осталось только у рекламных блоков и передачи «Спокойной ночи, малыши!».

Что уж говорить о газетах. Там что ни номер, то очередная обличительная статья. Мысли о гибели Андрея Титова, равно как прочие версии, касающиеся тех, кто, кроме Горина, был заинтересован в его смерти, отошли на задний план. Алена усердно готовила пилотную программу «Политический ринг». В ее обязанности входило общение с Налимовым и подготовка публики, которая должна была заполнить студию. Тут все шло как по маслу: кандидаты в общественные обвинители, видимо, тоже прониклись духом «справедливого возмездия» и уже сами выражали уверенность в своем участии. Даже банкир Бусляр, наплевав на свой неблагоприятный астрологический прогноз неожиданно заявил, что «национальное сознание возобладало над личным интересом», поэтому он явится на съемки, какими бы катаклизмами это ему ни грозило. Бандит Леха Коновалов настоятельно порекомендовал свою группировку для обороны демократии в отдельно взятой студии телецентра. И, похоже, обиделся, когда Алена отказалась от его предложения.

Она так закрутилась, что совершенно забыла о Вадиме. Ну не совсем совершенно: ночами он ей снился. Все в каких-то странных ситуациях: то в жарких песках Каракумов, то в холодной бездне Атлантического океана, причем и туда, и туда они попадали после неизменной катастрофы «Титаника», на котором плыли, стоя на верхней палубе, как герои известного блокбастера. А поутру, разглядывая огромные фиолетовые круги под глазами, она напрочь забывала о привычке осмысливать свои сны. Последнее время она вообще спала мало и нервно, а поэтому откладывала анализ своих ночных видений до лучших времен.

Да и Терещенко опять пропал. Он не появлялся и даже не звонил. Вечером, за три дня до съемок, в тот момент, когда Алена ввалилась в квартиру после целого дня мотаний по будущим участникам программы, телефон все-таки разразился нетерпеливой трелью.

Пока она неслась к аппарату, то успела удивиться, что совсем не ждет родного голоса своего следователя. Как раз наоборот — она ждала звонка от Налимова, потому что на недавней встрече не до конца прояснила с ним ряд вопросов по пунктам обвинения Горина. В ходе программы Налимов обещал предоставить ряд документов, которые подтверждали бы нечестность Олега Горина как министра в прошлом и как бизнесмена и политика в настоящем. Она в этих делах не слишком разбиралась. По-настоящему задел ее только один факт — его покрывательство компании «Нефтяной союз», в которую она в достопамятные годы вложила свой приватизационный чек. История с фирмой «Дом» должна была возникнуть в самом конце передачи и стать «ударом ниже пояса», мол, всему, что мы вам тут наговорили, вы, дорогие зрители, можете и не поверить, но вот сидят люди, которые лично пострадали от деятельности этого мерзкого человека. Итак, им слово…

В общем, когда Алена добежала до телефона, в голове ее крутились мысли, настолько далекие от собственной личной жизни, что, услыхав в трубке голос тетки Таи, она даже растерялась.

— Ты чего-то совсем пропала, — сразу насела та.

— Замоталась со статьей, — с ходу соврала Алена.

— А как Вадим?

— Понятия не имею.

— И что же, вы не видитесь?

«Почему мне все время кажется, что тетка хитро ухмыляется? Голос у нее какой-то ненатуральный, слишком уж лилейный…»

— Мне некогда. А он не звонит. Не буду же я его разыскивать?

— Так, может быть, он тебе уже и не нужен?

— Ой, теть Тай, мне сейчас никто не нужен. Правда. Поговорим об этом через неделю.

— А если будет поздно?

— В каком смысле? — Рука ее дрогнула.

— Я просто спросила. — Родственница оказалась чертовски жестоким человеком.

— Ну тогда и на фиг он мне сдался! — вспылила Алена. — Мужик, который не может подождать, мне не нужен!

— Ты, наверное, очень удивишься, но мужики вообще не умеют ждать, — вкрадчиво заметила тетка.

— И что ты предлагаешь? Бросить все и мчаться к нему под окна, петь серенады и устраивать стриптиз на радость соседям?!

— Я ничего не предлагаю, я просто спрашиваю.

— Просто так ты никогда не спрашиваешь. И отвяжись от меня, ради бога.

«Я стала чересчур нервной. Я все время швыряю трубку, это может вызвать подозрения! И что она имела в виду, говоря про „какие-то там опоздания“?»

Алена задумалась, медленно опустилась на диван и обхватила голову руками. Может быть, Вадим стоит перед выбором, к кому наконец ему прибиться окончательно, к ней — взбалмошной журналистке, вечно замотанной делами, или к той замечательной криминалистке, которая, похоже, вообще не имеет недостатков.

Странно, что существует человек, состоящий из одних достоинств, тем более странно, что этот человек — женщина. Да быть этого не может! Какая-то эта криминалистка нереальная. Слишком идеальная, чтобы воплотиться в плоть и кровь.

То ли дело она сама — с нею одни неудобства, проблемы и нервные срывы. И кого же он выберет? Может, действительно имеет смысл, пока не поздно, нестись к нему под окна и петь серенады?

В дверь позвонили. На пороге стоял Вадим, дыша словно загнанная лошадь.

Видимо, бежал вверх по ступенькам, пытаясь установить рекорд скорости. В руках его пылал букет бордовых хризантем. Очень большой. Он смущенно улыбнулся:

— Пойдем погуляем.

— Сейчас?! — Она бросила взгляд на часы. Половина двенадцатого ночи.

Он кивнул и вытер рукавом куртки мокрый лоб. — Куда?

— Мне все равно.

— Я так устала, — она отступила на шаг в прихожую, приглашая его войти.

— А я тебя люблю, — ни с того ни с сего заявил он и перешагнул порог.

Алена растерянно развела руками. Она не была готова к пылким признаниям. Она вообще понятия не имела, что Вадим способен на романтические порывы. Но это оказалось еще не все. Терещенко понял ее удивление по-своему. Он нахмурился, видимо, собираясь с силами, потом взглянул на нее исподлобья и процедил:

— Ты мне не веришь, да?

— Я?

— Ты не веришь мне, — в его голосе прорезалась глухая ярость. — Ну хочешь… Хочешь, я… не знаю, хочешь, я попробую стихи сочинить. Или спеть для тебя, хочешь?

— А ты поешь лучше Ивара Скрипки?

— Хуже. Меня в школе выгоняли с уроков пения за громкость голоса в сочетании с полным отсутствием слуха.

— Тогда лучше пойдем погуляем. — Она прижалась к нему всем телом, чувствуя, как ее сердце начинает подстраивается под его пульс, и понимая, что сегодняшняя прогулка явно откладывается, по меньшей мере, до завтрашнего утра.

* * *

Ситуация осложнилась: утром Вадим никуда не ушел, наоборот, вопреки своим последним привычкам не исчез из квартиры, чуть только утренняя заря коснулась гардин. Он разбудил Алену поцелуем, сам сварил кофе, приготовил омлет, которым они на пару плевались, потому что он не только пережарил его, но еще и умудрился пересолить. Словом, вел себя Вадим так, словно между ними не было четырех месяцев разрыва и последующего странного, непонятного примирения.

Ей бы только радоваться, но почему-то к девяти она начала слегка нервничать, то и дело поглядывая на часы, с надеждой услышать фразу: «Мне пора, дорогая!» Фраза не прозвучала и к половине десятого, когда Алена уже откровенно ерзала на стуле. К десяти она принялась задавать осторожные вопросы, типа: