Страница 11 из 14
— Я же сказал — все в порядке.
— А ты посмотри на себя в зеркало. Ты выглядишь, будто только что из преисподней.
Доктор Франклин чуть вздрогнул. И сразу же улыбнулся. Доктору Хансену его улыбка показалась несколько принужденной.
— Спасибо за заботу.
— О! Не пойми меня превратно.Я не собираюсь заниматься благотворительностью.Просто нам сейчас непозволительно совершать новые ошибки, понимаешь? Эти едут сюда… а на тебе действительно лица нет. Дрогнет рука… что тогда?
Доктор Франклин помедлил, потом улыбнулся еще раз и снял шапочку с головы.
…Малдер вел машину так быстро, как только позволяла утренняя насыщенность трассы. Зеленая зона Гринвудского центра — сейчас, по осени, скорее рыжая и бурая уже курчавилась за рядами частных одноэтажных домиков окраины.
Скалли спрятала телефон.
— Они сказали, что доктор Франклин уже ушел с работы. А еще… она запнулась.
— Что?
— Один из первых пациентов сегодня… он уже чуть ли не на столе… Его день рождения приходится на одну из помеченных дат.
Скалли не смогла выговорить «шабашей» — все в ней протестовало. Язык не повернулся. Это по-прежнему казалось ей такой невыносимой, претенциозной и дремучей чушью…
— Худо, — сказал Малдер. Корпуса центра стремительно приближались.
…— Скажите… а с доктором Франклином что, что-то стряслось?
Доктор Хансен неприязненно обернулся на лежащую на операционном столе женщину и вновь повернулся к своему столику, выбирая инструменты. «Почему всем кажется, что у этого зазнайки и сноба все получается лучше, чем у остальных? — подумал он. — Непонятно…»
— Просто доктору Франклину немного нездоровится, — сказал он. Вдруг у него затряслись руки, холодная дрожь россыпью твердых снежинок окатила спину. «Что это со мной?» — скорее недоуменно, чем встревожено, подумал доктор Хансен. Все утро он, отлично выспавшись, несмотря на вчерашние волнения, чувствовал себя превосходно и вообще на здоровье не жаловался.
— Я так понимаю, не унималась настырная пациентка, — что это одна из таких процедур, которую могут проводить все доктора, правильно?
— Правильно, — хрипло ответил доктор Хансен. — Это простая операция.
Стены операционной закружились вокруг него.
— Доктор Франклин мне говорил, бубнила, лежа с закрытыми глазами, полусонная пациентка, — что химическая очистка кожи — это практически безопасная, совершенно не рискованная операция.
— Именно так, — сказал доктор Хансен.
Он открыл стеклянную дверцу одного из шкафов, неторопливо вынул большую банку с фенолом, открутил с нее крышку и, подойдя к операционному столу, хладнокровно, без спешки, вылил все содержимое на голову и плечи пациентки.
Малдер и Скалли вбежали в отделение эстетической хирургии как раз вовремя, чтобы услышать исступленный визг доктора Шеннон.
Ставшая на какой-то момент совершенно некрасивой волшебница колотила воздух кулачками и визжала, заглядывая в открытую дверь второй операционной. Там, внутри, весь мокрый от пота доктор Хансен, постепенно приходя в себя, стоял, пригнувшись, над операционным столом с пустой банкой в руке, а прямо под его рукой, как не проданный вовремя кусок несвежего мяса на витрине заштатного магазинчика, неаппетитно алел пятнистый огрызок полупереваренной жгучим зельем мертвой головы.
— …Я связана с Гринвудом уже много лет, — медленно говорила доктор Шеннон. Руки у нее еще чуть дрожали, а сорванный голос шелестел, в нем проскакивали бумажные тона. При мне все начиналось… Теперь отделение эстетической хирургииодно приносит около половины всей прибыли госпиталя. Вы понимаете, что это значит?
— Наверное, понимаю, — ответила Скалли. Она сидела напротив доктора Шеннон в ее кабинете; молчаливый Малдер подпирал спиной стену чуть поодаль. — Это значит, что пока остальные доктора живут все хуже и заработки их год от году падают из-за длительного кризиса здравоохранения, вы ухитряетесь оставаться на плаву. У вас бум. У вас процветание.
— Именно. Но ваш сарказм неуместен. Мы просто удовлетворяем потребности людей. Мы не создаем спрос на себя. Ведь все хотят быть красивыми, правда?
— Правда, — признала Скалли.
— Не ко всем природа так щедра, как, например, к вам, агент Скалли… Но даже
вы, как я погляжу, не пренебрегаете косметикой.
Скалли вздохнула.
— В последние годы все как с ума посходили, признала доктор Шеннон. Но в этом желании людей… желании выглядеть эстетично, привлекательно, молодо… нет ничего зазорного.Сначала была просто чистота, мыло, зубной порошок, притирания… потом — хорошая одежда… бижутерия… потом — здоровье. Прогресс медицины. Какой смысл, какая радость быть одетым в парчу и драгоценности больным? Потом — не просто здоровье, но красивое здоровье… Так заведено. С каждым шагом науки вперед… — она запнулась. — Я много говорю не о том, — признала она. — Простите.
— Ничего, — мягко ответила Скалли. — Я понимаю, это, вероятно, нервное.
— Вероятно, — согласилась доктор Шеннон.
Они помолчали.
— Наш успех сделал нас… надменными, — вдруг сказала доктор Шеннон. — Самодовольными. Нам стало казаться, что мир крутится вокруг нас и наших операций… Наверное, мне надо было бы принять ответственность за некоторые наши ошибки…
— Ошибки? — подал голос Малдер. Всего лишь ошибки? Такие, например,как смерть пациентов десяток лет назад?
Доктор Шеннон с неудовольствием покосилась на него и нехотя произнесла:
— То, что любой из нас раньше или позже может сделать что-то не так, — отрицать бессмысленно.
— Значит, — уточнила Скалли, — вы все это тогда прикрыли?
Доктор Шеннон горько усмехнулась.
— Если бы мы все это и впрямьприкрыли, это было бы просто благодеянием для госпиталя. Просто благодеянием… Но ведь следствие проводилось. Нас дергали на протяжении нескольких недель, срывали операции, нервировали, не давали работать, в сущности… мы понесли громадные убытки тогда. И все равно это ни к чему не привело. Смерти были признаны тем, чем они и были и чем их надлежало признать сразу, с самого начала: несчастными случаями, в которых никто не виноват… Все только потеряли время. Мы стали слишком ценными… главным активом процветающей огромной больницы. Мы стали тем, что надлежит защищать. Даже ценой жизни пяти человек.
— Пяти? — удивленно спросил Малдер после короткой заминки.
— Вы это еще не успели выяснить? Да, пяти. Четверо пациентов и один врач,Наш пожилой коллега, который то ли загнал себя, взяв непосильную ношу и не выдержав нагрузки, то ли… то ли был слишком потрясен произошедшим и понял, чтовпредьне сможет работать с той интенсивностью, какая только и может обеспечить процветание. Он умер… формально — от передозировки снотворного.
— Как его звали?
— Доктор Кокс, — без запинки ответила доктор Шеннон, и Малдер отметил, что, несмотря на прошедшие годы, имя умершего врача у нее на кончике языка. Возможно, это что-то значило. Возможно, ничего. — Доктор Клиффорд Кокс.
— У вас есть по нему досье?
— Скорее всего, есть соответствующий файл, не больше. У нас уже тогда компьютерный учет вытеснял бумажки, нам это было вполне по средствам…
— Нам нужно его посмотреть, — решительно сказал Малдер. — И личные дела пациентов, умерших десять лет назад.
— Прямо сейчас? — устало спросила доктор Шеннон.
— Да, — ответил Малдер. Голос его звучал немного виновато, по твердо.
— Малдер, что ты задумал? — спросила Скалли, пока удрученная доктор Шеннон с видом полной покорности судьбе пересаживалась к своему компьютеру.
— Погоди минутку, — ответил Малдер. «Опять, — подумала Скалли с привычной обидой. — Опять у него озарение… Горе луковое».
Она демонстративно поднялась и отошла к окну. Уж она-то знала, что с Малдером лучше не разговаривать в такие моменты. Она злилась на него и не могла не злиться — а в то же время опыт показывал, что он слишком часто оказывается прав и она своей недоверчивостью, скепсисом, требованиями сразу рационально объяснять каждый шаг только мешает ему и отнимает время.