Попытка возврата. Тетралогия

Владислав Конюшевский

Попытка возврата

Тетралогия

Попытка возврата

Глава 1

Что за черт? Радио внезапно замолкло, фары погасли, еще и мотор заглох. Ну, блин, приехали! Это я хорошо срезал дорогу, просто замечательно. Послушал Стасика на свою голову. Нет, вообще-то дорога нормальная, и, пронырнув лесом, сэкономил бы с полчаса, как минимум. Кто же знал, что машина накроется? Я вздохнул и потерзал немного стартер — ноль. Вообще ноль. Как будто у меня на ходу аккумулятор сперли. Еще немного подергал ключом и только тут обратил внимание, что даже приборная панель не светится. Быстро начало темнеть. Выглянул в окно — ого, какие тучи нагоняет! Дорога сразу стала мрачной. Узкая, асфальтовая, идущая между вековыми деревьями, она стала похожа на дороги из фильмов ужасов. Теперь только монстра лохматого или придурка с бензопилой не хватает для полного антуража. И ведь машин нет вообще. Ни встречных, ни попутных, еще и дождик мелкий начал моросить, заставляя асфальт лаково поблескивать. Да и откуда тут машины — лес кругом. Хоть и Польша, да глушь.

Вообще, конечно, Польша интересная страна — они аж повизгивают от восторга, что влезли в Евросоюз, а клятые москали как были дикой Азией, так и остались. И чего они нас до сих пор так не любят — непонятно. Причем «не любят» — это слабо сказано. Ненавидят самозабвенно и с восторгом. Правда, пока дело не коснется денег. Если вдруг клятый москаль становится деловым партнером и с него можно поиметь хороший гешефт, то все свои комплексы западные братья-славяне запихивают поглубже в дупу и становятся почти нормальными людьми. Странный народ, вроде c распадом Союза получили вольную — радуйтесь! Но радости не присутствует почему-то. Хочется чего-то еще, а чего — сами не понимают, вот и злобствуют.

М-да… дорога-то совсем пустая. Еще и дождь зарядил мелкий, нудный. Все лобовое стекло было залито каплями, которые быстро собирались в ручейки, сбегавшие вниз. Оттягивая момент заглядывания под капот, закурил. Очень не хотелось вылезать в эту мокрую хмарь. Зачем только Стасика послушался? Вообще-то он не совсем Стасик, он — Стани́слав Ковальский, с ударением в имени на «и». Но я его зову Стасиком, отчего Ковальский страшно злится. А его позлить — одно удовольствие, потому что этот хмыренок самый крупный ненавистник русских из всех моих знакомых.

Когда его в первый раз увидел в одной польской забегаловке, он, держа кружку пива в руке, напыщенно рассуждал о неоспоримом превосходстве поляков над всеми другими славянами и даже (какая крамола для неофита!) над некоторыми европейцами. Ковальский пел соловьем, приводя исторические и современные примеры — по мне, так совершенно бредовые, имеющие такое же отношение к реальности, как я к балерунам Большого театра. Собеседники, сидящие за его столиком, внимали. Стасик в пылу монолога приседал и размахивал руками, выплескивая пиво. Еще немного и он, как в индийском кино, начал бы показывать свои чувства в танце. Но потом Ковальский допустил непростительную ошибку. Обведя орлиным взглядом зал, ляпнул:

— Москали быдло — были, есть и будут!

Это был явно крик души. И этот крик меня задел. Сидя за столиком, начал вставлять в его речь свои комментарии, благо польский знал в совершенстве. Да, нарывался на разборку, но молчать уже не хотелось.

Стасик краснел, пыхтел, делал значительное лицо, пытаясь отвечать, но поняв, что проигрывает вчистую, попер буром. Вот это другое дело! Вот это по мне… Сам не хотел начинать, а тут, если что — только защищался. Полиции опасаться было нечего, для этого у меня есть свои завязки, но на всякий случай первым не дергаюсь. Подождав, когда он, пыхтя от ярости, подскочит поближе, занося руку с кружкой, ткнул его двумя пальцами под ложечку. Ковальский резко замолчал, уронил кружку и согнулся, разглядывая выпученными глазами грязный пол. Я же, глотнув еще пивка, дал ему щелбан. Ну, конечно, щелбан был не тот, которым награждают друг друга первоклашки, — просто знаю, куда и как щелкать. Так что это был ЩЕЛБАН! Пан великопуляк, не разгибаясь, плюхнулся на пятую точку, а потом медленно свел глаза в кучу и завалился набок. Народ в зале, который с интересом прислушивался к нашей пикировке, замолчал. Все смотрели даже не на меня, а на собеседников Стасика.

И что дальше? А дальше от его столика синхронно поднялись четыре простых таких хлопца. Морды здоровые, плечи широкие, кулаки чуть меньше моей головы и интеллекта в глазах прорва. Это, конечно, шутка такая — про интеллект. С ума сойти, я думал, только у нас таких специально в перестройку клонировали, на страх электорату и прочим мирным жителям. «Интеллектуалы» спокойно двинулись в мою сторону, ненавязчиво охватывая полукругом и отрезая путь к выходу. Ну-ну. Они такие спокойные потому, что по сравнению с ними я если и не пигмей, то близко к этому. Сами посудите — роста среднего, телосложения среднего, морда у меня тоже средняя. Обычная физиономия — на звезду экрана точно не тяну. Глаза серо-синие, от солнца вечно прищуренные, еще и нос набок слегка свернут. Правда, нос не с рождения, а так — еще в детстве сломали. Кстати, за счет внешности и знания языка поляки меня очень часто за своего принимали, что помогало в делах, которые здесь у моей фирмочки были.

Прихлебывая пиво, наблюдал за перемещениями этого явно криминального квартета. Мне в общем-то тоже не о чем было беспокоиться. Ну откуда этим ухарям было знать, что я, можно сказать, с рождения по гарнизонам мотаюсь. Папанька военный, так что у меня детство и юность прошли несколько отлично от других детишек моего возраста. А вот когда жили на Дальнем Востоке (в отличие от других мест, очень долго — аж пять лет), я, будучи солидным десятилеткой, познакомился с одним мужичком. Он в части занимался тем, что дрессировал личный состав на предмет быстрого смертоубийства себе подобных. Как с оружием, так и без. Отец-то у меня не в летчиках служил и не в танкистах. Подразделение войсковой разведки. В частях, куда его направляли, срочников не было совсем. Служили там ребята, званием начиная от прапорщика и старше.

Так вот этот мужичок, дядя Саша, невзирая на должность гуру и географическое положение полка, вовсе не был каким-нибудь экзотическим японцем или китайцем. Стопроцентный русак. Но что он вытворял! И голыми руками, и ножом, про огнестрелы вообще молчу… Понятно, что я к нему прилип. Поначалу инструктор вовсе не горел восторгом от присутствия пацана на тренировках. Но тут и командир части сказал свое веское слово.

Я был очень прытким молодым человеком и полкач на собраниях не раз высказывался в смысле того, что через младшего Лисова он поседеет и приобретет язву желудка:

— Это же уму непостижимо! Он неизвестно через какие дырки проникает на территорию и шмыгает по всему полку! Его или бэтээром переедет, или бэрдээмкой! Шустрый, вдобавок еще и мелкий — мехвод не заметит и — амба! А кто в танке захлопнулся и вылезти сам не смог — полдня искали?!

Мне эти речи батя пересказывал со строгим наказом — в часть больше ни шагу. Но куда там! Гулять было больше негде, ребят моего возраста в военном городке не было (даже в школу возили за 15 километров на уазике), и я опять пропадал в полку. Поэтому, когда мне повезло набрести на дядю Сашу, командир был вне себя от счастья и, судя по всему, дал ему указиловку уматывать младшего Лисова на тренировках до полного изнеможения, лишь бы по территории полка не лазил.

Поначалу так и было. Домой не приходил — приползал, если еще учесть, что и сотой доли того, чему учили вояк, мне не давали. Но потом, со временем, когда мы познакомились получше и я подрос, дядя Саша стал давать полный курс.

— Ты мужик — значит, боец. Да и дух с понятием в тебе есть. Во всяком случае, для куража людей гнобить не будешь. А в жизни то, что я тебе даю, — очень пригодится.

К тому времени мне было уже лет пятнадцать, и я вовсю собирался стать военным. Приглядел училище — конечно, Рязанское десантное. Потихоньку собирал документы и наводил мосты. В том, что поступлю, — даже не сомневался. Но потом как-то все повернулось по-другому. А вот слова инструктора дяди Саши вспоминал не раз…