Дверь обратно

Да-а… Конечно, руки банщицы Либуши с постоялого двора ничем не заменить, но волшебные девайсы все же справлялись на славу! Чтобы пройтись раскаленным жаром, веник находил в моем организме такие местечки, о наличии которых я вовсе не догадывалась! А мочалка создавала настолько легкую и душистую пену, что казалась она состоящей из одних только благоуханных пузырьков воздуха.

Через час мы выкатились на завалинку розовые и блестящие, как новорожденные младенцы. Кожа, если ее потереть, издавала громкий скрип. Байник тут же сунул нам по большой глиняной кружке с травяным отваром.

— Для поднятия, так сказать, жизненных сил, — молвил он степенно.

— Спасибо, хозяин батюшка, за легкий пар, — я церемонно поклонилась.

Банник довольно расправил бороду, расплывшись в улыбке. Потом, порывшись где-то за пазухой, достал огромный костяной гребень.

— Накось тебе косоприборный гребень, а то этакие заросли вовек самой не расчесать, — он кивнул в сторону спутанной гривы, — а иначе тока стричь. А что за девка без косы? — Он презрительно сплюнул. — Так, срам один… Потом взад принесешь.

Я поблагодарила и за гребень.

На поляне все еще никого не было, поэтому мы со Славиком быстренько прошли в беседку и основательно натрескались соленым, пряным и сладким. В последние дни в лесу мне даже сны снились о том, как я солонку лижу, до такой степени опротивела пресная пища! После еды мы сразу же ушли в наш теремок. До этого мне казалось, что, стоит мне вернуться к людям, как я буду болтать, не переставая, всем забавам предпочитая человеческое общение. Но на самом деле мне сейчас совсем не хотелось ни с кем встречаться. О чем рассказывать, если нашего отсутствия никто и не заметил?

В комнате был только саквояж, мурлыкающий под нос очередную песенку. Птах с подругой куда-то опять делись. Увидев нас, Савва Юльевич встрепенулся и с одобрением уставился своим единственным глазом.

— Ну вот, хоть на человека стала похожа, а хорошенькая-то какая! — Саквояж облетел меня кругом. — Здешние бани творят просто чудеса! — Он облетел еще раз и вдруг странно захрипел.

Я обернулась к нему:

— Ты чего это?

Саквояж молча пучил оранжевый глаз и мотал ручкой куда-то мне за спину.

— Чего? — Меня эта пантомима начала раздражать.

— Горб пропал! — Он опять залетел мне за спину. — Вообще не осталось!

Точно! Со всей этой лесной жизнью я напрочь забыла о важных, просто фантастических физиологических изменениях в моей внешности. Я быстро залетела в ванную комнату, разделась и, повернувшись к зеркалу спиной, стала ее разглядывать. От горба и впрямь не осталось и следа! Это было так необычно! Глазам открывалась абсолютно прямая поверхность с длинными мышцами, пересеченная вдоль узкой плетью позвоночника. Вот уж никогда не думала, что спина может быть настолько красива и изящна! Единственное, что вносило раздрай в это совершенство, так это змеящиеся тонкие шрамы, похожие на какое-то дерево. Я провела по ним пальцем, и они тут же отозвались тонкой вибрирующей болью. Атей что-то говорил про вылупление… Может, у меня тоже прорежутся легкие лебединые крылья, как у… дальше думать не хотелось. Перед глазами, как наяву, встала кладбищенская яма с истерзанными, изломанными телами крылатых созданий.

Сделав свет поярче, я повернулась к зеркалу лицом и пододвинулась к нему поближе. Вначале ничего необычного я не заметила. Ну слегка похорошела — это да. Может, после баньки распарилась, а может, постоянное нахождение на свежем воздухе повлияло. Или, опять же, более продолжительный сон… А может, мне просто кажется, что скулы незначительно приподнялись, нос стал казаться изящнее, губы слегка покраснели и припухли. Как бы то ни было, но все-таки это была я. И, уже отворачиваясь, я заметила некую странность. Глаза! Что-то не то было с их цветом! Я сделала свет максимально ярким и наклонилась еще ближе к стеклянной поверхности…

Они постоянно меняли цвет — вот в чем все дело. Происходило это настолько неуловимо, что заметить сам момент перехода не представлялось возможным. Серые, голубые, зеленые, почти черные. Какие-то совсем уж невообразимые оттенки фиолетового и янтарного. Мне стало не по себе. Про такие вещи раньше я даже слыхом не слыхивала. Это, конечно, лучше, чем покинувший меня горб, но все ж я согласилась бы остановиться на похорошевшем лице и шрамах во всю спину.

Я огорчилась, глаза тут же приняли угрожающий свинцовый оттенок и на этом успокоились. Мне тут же пришла мысль: «Может, можно как-то влиять на цвет? И будет у меня что-то вроде разноцветных линз!» В ответ радужка радостно брызнула изумрудной россыпью. В крайнем случае, успокоила я себя, здесь и не таких чудаков хватает, а если я когда-нибудь вернусь в мой мир (что вряд ли!), то там для камуфляжа солнцезащитные очки существуют! Глаза, чутко среагировав на мое настроение, моментально приняли свой истинный цвет — что-то блекло-невразумительное, то ли голубое, то ли серое.

Я решительно надела рубашку с сарафаном и, выйдя обратно в комнату, запустила в волосы полученный у банника гребень. Того не пришлось как-то специально упрашивать, он тут же кинулся сновать по моей сильно отросшей шевелюре, разбирая многочисленные колтуны и всяческие спутанности. Смотреть на себя в зеркало было необычайно приятно! Вот уж никогда бы раньше не могла подумать, что такое пустое времяпрепровождение может приносить столько удовольствия! Гребень неторопливо рыскал по волосам, и вот некоторые пряди уже заструились по спине до самой поясницы, посверкивая в лучах отзеркаленного света золотистыми искорками.

Славик уже спал, жарко раскинувшись на кровати. Саквояж сидел с ним рядом, задавая мне всякие провокационные вопросы. В конце концов я не выдержала и рассказала о том, что случилось, упустив только рассказ о кладбище. Говорить лишний раз на эту тему вовсе не хотелось.

— Вот прямо так в лиску и можешь? — Почему-то этот момент потряс Савву Юльевича больше всего. — Прямо как наш Птах, то есть трансформироваться?

— Ну да… Говорят, что так можно в кого угодно оборачиваться, стоит только подучиться.

— И в Птаха можешь? — не успокаивался саквояж.

— Наверно, — я почесала бровь, — только, опять же по рассказам, жидкость его какую-то надо…

— Ну дела! Скоро сусликов вдвоем таскать начнете!

Представив эту картинку, я фыркнула, а в дверь кто-то постучался.

— Да-да, — вылез вперед гостеприимный саквояж, — входите, не заперто.

В комнату, согнувшись, вошел сильно постаревший Атей. Уж сколько раз я наблюдала эти метаморфозы с возрастом, а привыкнуть все никак не могла…

— Мы поговорить можем?

— Наверно, да, — я нерешительно пожала плечами. — Здесь?

— Если тебе удобно, то лучше у меня.

Я посмотрела в зеркало на почти полностью распутанные волосы и вздохнула.

— Хорошо, только косу сейчас заплету.

Атей молча кивнул и так же молча вышел. Я же, вытащив гребень из волос и кое-как перехватывая их лентой, быстро давала указания саквояжу, что делать, если малыш вдруг проснется.

Да, давненько я не бывала в волховской хижине! Теперь даже и непонятно, как я ту нашу, лесную, могла принять за эту. И вовсе она сейчас не казалась мне ни убогой, ни какой-то покосившейся. Войдя внутрь, я по-хозяйски огляделась, представляя, насколько бы нам со Славиком было легче обходиться этими хоромами.

— Никак на себя примеряешь? — недобро улыбнулся Атей, которого я вначале и не заметила.

— Да просто осматриваюсь, — против моего желания голос прозвучал заискивающе. Проклятое детдомовское прошлое заставляло махать хвостом перед лицом любой маломальской агрессии.

— Интересно, — взгляд волхва становился все более и более недоверчивым, — раньше ты ТАК не осматривалась.

— Вы меня в чем-то подозреваете? — Я решила не тянуть кота за хвост, а сразу выяснить суть претензий.

— Ну не то что подозреваю, но мысли кое-какие появляются.

Я вопросительно посмотрела на него, дожидаясь более внятного продолжения. Он с этим делом не слишком торопился, расхаживая по избушке из угла в угол. Потом резко остановился и уставился мне прямо в переносицу.