Страница 51 из 69
и, наконец, веселое лукавство М. Кузмина:
Библиография крайне неполна и для некоторых поэтов доходит только до 1910 года. Предисловие Валерия Брюсова, сжатое и содержательное, не давая русскому читателю ничего нового, прекрасно объяснит иностранцу положение русской поэзии в ее недавнем прошлом. Что это уже прошлое, думает и Жан Шюзвиль, который напечатал в «Mercure de France» (1 ноября 1913 г.) интересную, но грешащую крайней неосведомленностью, статью о новейшей русской поэзии.
М. Левберг, Т. Чурилин и др.
Мария Левберг. Лукавый странник. П., 1915. Ц. 60 к.
Л. Берман. Неотступная свита. П., 1915.
Михаил Долинов. Радуга. П., 1915. Ц. 75 к.
Александр Корона. Лампа Аладина. П., Ц; 1 р. 25 к.
Чролли. Гуингм. П., 1915. Ц. 25 к.
Анатолий Пучков. Последняя четверть луны. П., 1915. Ц. 1 р.
Тихон Чурилин. Весна после смерти. М., 1915.
Гр. А. А. Салтыков. По старым следам. П., 1915. Ц. 1 р. 25 к.
Князь Г. Гагарин. Стихотворения. П., 1915.
Владимир Пруссак. Цветы на свалке. П., 1915. Ц. 1 р.
Стихи Марии Левберг слишком часто обличают поэтическую неопытность их автора. В них есть почти все модернистические клише, начиная от изображения себя, как рыцаря под забралом, и кончая парижскими кафе, ресторанами и даже цветами в шампанском. Приблизительность рифм в сонетах, шестистопные строчки, вдруг возникающие среди пятистопных, — Словом, это еще не книга, а только голос поэта, заявляющего о своем существовании.
Однако, во многих стихотворениях чувствуется подлинно поэтическое переживание, только не нашедшее своего настоящего выражения. Материал для стихов есть: это — энергия в соединении с мечтательностью, способность видеть и слышать и какая-то строгая и спокойная грусть, отнюдь не похожая на печаль.
Эти и последние в книге стихи показывают, что Мария Левберг начинает учиться овладевать своим материалом с тем сознательным упорством и бессознательной удачей, какие даются в удел только поэтам.
Л. Берман в своей исключительно приятно изданной книге является гораздо более совершенным поэтом. У него есть свое мироощущение, скептицизм в применении к повседневности, переходящий в высших планах в совестливость духа. Ничего совсем плохого в книге нет, очень многие строфы радуют своей неожиданностью, точностью и певучестью. Внушает тревогу только отсутствие своих тем, достаточно ярко очерченных, значительных переживаний, ощущения трагической обреченности искусству. Поэт довольствуется интересным сопоставлением, удачным эпитетом, звонкой строкой, чтобы из этого сделать стихотворение:
Будем надеяться, что некоторая бледность стихов Л. Бермана происходит только от благородной неуверенности в своих силах и желания какой бы то ни было ценой в каждом случае одерживать победу над темой.
У Михаила Долинова есть предвзятая мысль — писать, как писали французские поэты XVIII века и их русские эпигоны. Всегда подозрительно, когда поэт хочет быть не самим собой, а кем-то иным. Невольно думается, что у него нет своих заветных мыслей, впервые рожденных сочетаний слов. В лучшем случае, вместо поэзии получается искусное рукоделие, но обыкновенно Муза, присутствующая при создании каждой ритмической речи, мстит пренебрегшему ею каким-нибудь особенно обидным способом. Так вышло и в данном случае. М. Долинов бесспорно культурен, умеет писать стихи, но он какой-то Епиходов поэзии, и неудача — она такая же крылатая, как ее сестра, удача — преследует его на каждом шагу, заставляя совершать ряд неловкостей:
…в этой совсем не плохой строфе слово «быстро» вызывает остро-комический и, увы, не предусмотренный поэтом эффект.