Тридцатилетняя война

5

Германия не могла миновать этой беды только лишь в силу своего географического положения, не говоря уже об исторической традиции. Испокон веков она была «большой дорогой»: по ней шли племена и армии, а когда они успокоились, эстафету переняли европейские купцы.

Германия покрылась паутиной дорог, сходящихся у банковских контор Франкфурта-на-Майне, Франкфурта-на-Одере, Лейпцига, Нюрнберга, Аугсбурга. Сахар Вест-Индии приходил в Европу через Гамбург; русские меха поступали через Лейпциг; соленая рыба — из Любека; восточные шелка и пряности из Венеции отправлялись в Аугсбург; медь, черный металл, песчаник, соль, зерно перевозились по Эльбе и Одеру. Ткани, изготовленные в Германии из испанской и английской шерсти, успешно конкурировали на европейском рынке с испанскими и английскими полотнами, алее, из которого испанцы построили свою армаду, они получили из Данцига. Нескончаемый поток торговцев и иноземцев оказал на развитие Германии больше влияния, чем какой-либо другой социально-экономический фактор. Коммерция была ее жизненной силой, и города выстроены здесь так густо, как ни в какой другой стране Европы. Германская цивилизация сосредоточилась в малых городах, но деятельность купцов, постоянный приток иностранцев на ярмарки в Лейпциге и Франкфурте привили немцам интерес к зарубежью.

В политической традиции Германии неизбежно отразилась ее географическая специфика. Возрождение Карлом Великим Священной Римской империи не было уж столь фантастическим проектом, как это может показаться сегодня: он располагал землями по обе стороны и Рейна и Альп. Но когда его титул перешел со временем к саксонским королям, которые обладали сравнительно незначительными территориями в Италии и Франции, то название «Римская империя» уже звучало нелепо. Понятия античности и Средневековья, идеи и реальность вступили в очевидное противоречие, и где-то в XV столетии появилось модифицированное определение «Священная Римская империя германской нации». Новшество запоздалое. Традиции и жажда власти приучили германских правителей к военным кампаниям и завоеваниям, например в Италии, и «германская нация» с самого начала растворилась в Священной Римской империи.

Гоняясь за призраком глобальной власти, германские правители позабыли о собственной нации. Германский феодализм привел не к созданию единого централизованного государства, а к еще большему раздроблению. В силу привычки и слабости центрального правительства каждый самый ничтожный субъект империи полагался на собственные возможности в ущерб единству, что заставило в конце концов одного императора саркастически назвать себя «королем королей»[26]. Чужеземные правители владели феодами в империи; король Дании был герцогом Гольштейна; огромные разбросанные владения, составлявшие так называемый Бургундский округ империи[27], были фактически независимы, поскольку подчинялись королю Испании. С другой стороны, прямые вассалы императора вроде курфюрста Бранденбурга имели земли за пределами империи, неподвластные короне. Сформировавшаяся система отдельных княжеств, графств, герцогств, вольных городов и других давно перестала соответствовать определению государства.

Непрерывное и длительное наследование Габсбургами имперского трона создавало свои проблемы. Остававшиеся за бортом князья, владевшие наследственными землями, которые они могли держать в страхе, но не контролировать, противились централизации власти, считая ее уже чересчур сильной. Ситуация усугублялась и родственными связями между королевским испанским и императорским дворами. Император призывал короля Испании на помощь, когда ему надо было побороть тех, кто пренебрегал его властью, а князья, в свою очередь, апеллировали к врагам Испании, прежде всего к королю Франции. Мало-помалу германские правители открыли свою страну для иностранного вмешательства и соперничества.

Самое большое несчастье Германии состояло в ее раздробленности. Даже в начале столетия — а в Гессен-Касселе и в 1628 году — принцип первородства все еще не действовал по всей империи, и князья распределяли земли между сыновьями, наделяя каждого независимыми или почти независимыми правами[28]. В одной провинции могло возникнуть с полдюжины крошечных государств, независимых и имевших столицу в виде маленького городка размером не более деревни с дворцом и королевским охотничьим домиком. Каждое такое государство имело собственное наименование и название родительского владения, что перегружало географию империи такими словосочетаниями, как Гессен-Кассель, Гессен-Дармштадт, Баден-Баден, Баден-Дурлах. Помимо Рейнского пфальцграфства существовали родственные ему княжества Цвайбрюккен, Нойберг, Циммерн и Зульцбах. Ангальт, чуть больше Эссекса, в 1618 году состоял из четырех княжеств — Цербста, Дессау, Бернбурга и Кётена.

Среди этих княжеских земель расположились вольные города и отдельные территории, большие и малые, независимые ни от кого, кроме императора. Некоторые города владели целыми провинциями — например Нюрнберг и Ульм. Другие, как Нордхаузен или Вецлар, имели лишь сады и огороды у своих стен. Существовали даже вольные имперские деревни. Это географическое столпотворение дополняли еще церковные земли, аббатства и епископства, тоже независимые и тоже разнокалиберные — от Мюнстера, являвшегося самостоятельной цельной провинцией, до мозаичных владений Фрайзинга, отстоявших друг от друга на расстоянии более сотни миль.

Перечислены лишь наиболее важные участники этого конгломерата индивидуальных правителей. Выяснять точное количество свободных рыцарей и графов, которые, подобно Гёцу фон Берлихингену, могли заявить, что они «зависят только от Господа, императора и самих себя», просто немыслимо. Возможно, около двухсот индивидуумов обладали достаточным богатством и землей для того, чтобы с ними считались, и не более двух тысяч человек по своему экономическому положению были не состоятельнее обычного сельского помещика в Англии. Таким образом, населением в двадцать один миллион человек[29] управляли более двух тысяч отдельных сеньоров. Рыцари и свободные держатели земли объединялись или вступали в соглашение с главным администратором провинции, если их было не много. Можно предположить, что в Германии насчитывалось по меньшей мере три сотни самостоятельных властителей, потенциально недружественных друг к другу.

Имперские власти не располагали действенным механизмом для управления критическими ситуациями. Теоретически император мог созвать рейхстаг (или сейм), состоявший из независимых правителей[30], представить им свои предложения и узаконить их с согласия собрания. Ни один закон или налогообложение не считались действительными без одобрения этой ассамблеи. Однако сейм зачастую превращался в арену для бессмысленных пререканий по поводу старшинства и процедуры голосования. Если провинция была разделена на несколько частей, то возникали споры относительно того, кто имеет право голоса на собрании. Когда четыре княжества Брауншвейга объединились в два, их представители получили по два голоса, но когда Ангальт распался на четыре княжества, то правителям пришлось довольствоваться одним голосом на всех[31]. По обыкновению, возникали распри вокруг раздела земель, соперники требовали себе равных прав, что приводило к ругани на ассамблее и кровопролитиям вне собрания.

По первоначальному замыслу сейм должен был служить совещательным органом, и право голоса закреплялось за главными князьями и прелатами. Эта сравнительно малочисленная группа имперских князей с легкостью побеждала на собраниях. Впоследствии некоторые князья добились права не исполнять решения, принятые без их личного согласия. В результате сейм окончательно потерял свое значение как законодательный орган. Император должен был изыскать другие способы законотворчества. Он прибегнул к испытанному методу — воззваниям и обращениям, опираясь там, где это возможно, на престиж династии. Поэтому вряд ли уместно было бы обвинять императора, хотя это и делается, в тирании на том основании, что он управлял империей без сейма: править ею вместе с сеймом было нереально.

26

Obras del Ilustrissimo excellentissimo у venerable siervo de Dios Don Juan de Palafoxy Mendoza. Madrid, 1762, X; Dialogo politico del estado de Alemania, p. 63.

27

Один из десяти округов империи, состоявший из Бургундского графства (приблизительно территория Франш-Конте) и Нидерландов (примерно территория современных Нидерландов, Бельгии, Люксембурга и северных департаментов Франции). — Примеч. пер.

28

Rommel, Geschichte von Hessen. Marburg, Cassel, 1820—43, II, p. 14; Domke, Die Viril-Stimmen im Rekhsfiirstenrat von 1495—1654. Unter-suchungen zur deutschen Staats— und Rechtsgeschichte. No. XI, Breslau, 1882, pp. 111 ff.; J. S. Putter, Historical Development of the Political Constitution of the German Empire, London, 1790, I, p. 14.

29

Elsas, Umriss einer Geschichte der Preise und Lohne in Deutschland, Leiden. 1936, p. 78.

30

Рейхстаг состоял в основном из курфюрстов, имперских светских и духовных князей, бургомистров имперских городов, графов, епископов, аббатов и приоров. — Примеч. пер.

31

Domke, p. 23; Putter, pp. 14—15.