Страница 5 из 24
Первоначальное отторжение папы имело свои последствия. Светские власти использовали его в борьбе против господства духовенства. Если реформаторская церковь не оказала существенной помощи мятежникам, то она по крайней мере разрушила единство католического христианства и открыла дорогу для более свободного волеизъявления.
Вмешательство Лютера в церковные дела разрешило религиозные проблемы лишь для определенной части общества. Смуты не только не утихли, а, напротив, усилились. С пришествием новой веры сохранилось превосходство католической церкви. Возрождению католической и протестантской Европы способствовало не только учение Лютера. В 1536 году Кальвин опубликовал трактат «Christianae Religionis Institution — «Наставление в христианской вере», через два года Игнатий Лойола основал «Общество Иисуса».
Лютер видел в религии духовную опору и успокоение для человечества, переживал за людей — и заговорил, потому что не мог больше молчать. Для Кальвина религия была познанием Слова Божьего, собранием неотвратимых умозаключений из Священных Писаний, непререкаемых и совершенных безотносительно к материальным потребностям человека. Главными постулатами кальвинизма были и остаются Божественная благодать и предопределение. Судьба каждого человека — рай или ад — предустановлена всемогущим Господом, и человек рождается с Божьей благодатью или без оной.
Это суровое учение, не для всех утешительное, имело одно немаловажное преимущество по сравнению с доктриной Лютера. Оно предлагало не только новую теологию, но и новую политическую теорию. Введя институт старейшин, Кальвин вверил мирянам контроль за нравственностью общины и деятельностью служителей Бога. Новая теократия, ставившая во главу угла Бога, а общину — над священниками, сочетала принципы авторитаризма и представительства с ответственностью индивидуума перед обществом. По мере распространения новой религии она оказывала на монархии Европы и духовное и политическое воздействие.
Католическая церковь Ренессанса оказалась в таком положении, когда грубые методы ее основателей стали неуместными, а «варвары», живущие за Альпами, требовали от папы перемен. Назрела необходимость в реформах, которые подтвердили бы жизнеспособность католицизма.
Первый шаг в этом направлении был сделан в 1524 году, когда появился орден театинцев. Этот орден не был монашеским, хотя его члены и давали тройной обет целомудрия, бедности и послушания. В него вступали регулярные священники, которые предавались не только размышлениям и познаниям, но и читали проповеди, работали с населением. Членами ордена могли стать лишь сыновья из аристократических семей: основатели намеревались сделать из него некий учебный центр для подготовки нового духовенства, — однако желающих вступить в него было не так много и орден превратился не в школу пастырей, а в семинарию, готовившую будущих лидеров церкви. Контрреформация получала не приходских священников, а епископов, кардиналов и пап.
Действительная Контрреформация началась только лишь после образования «Общества Иисуса» в 1534 году. Это был последний из воинствующих орденов и, пожалуй, величайший. Он представлял собой иерархическое объединение специально обученных людей, связанных клятвой верности вышестоящему руководителю и управлявшихся генералом; его организация во многом напоминала армейскую. Когда католическая церковь после Тридентского собора наконец обрела силу для борьбы, она уже располагала боевым подразделением иезуитов, готовых насаждать веру любыми средствами и в любой точке земного шара. Инквизиция, зародившаяся в Испании, вновь заработала в Риме, служа действенным орудием для обнаружения и искоренения ереси.
Кальвинизм пустил корни в Германии, Польше, Богемии, Австрии, Венгрии и Франции, но не располагал возможностями для того, чтобы удерживать завоевания. В отличие от иезуитов, кальвинисты были не способны основательно подорвать установившиеся традиции. Иезуиты представляли собой высокоорганизованную, отборную силу, объединенную призванием. Движение кальвинистов состояло из неоднородной массы разрозненных общин, не имевших централизованного управления. Хотя они проявляли и активность, и добивались успеха, им было трудно защищать и самих себя, и миссионеров-протестантов так, как это делали иезуиты для римско-католической церкви. Кальвинисты образовывали воинствующее левое крыло протестантизма, а иезуиты — воинствующее правое крыло католицизма. Существенное различие заключалось в том, что иезуиты были едины в достижении сравнительно обшей цели, а кальвинисты ненавидели своих же соратников-протестантов, особенно лютеран, не меньше, чем папистов.
Реальную оппозицию иезуитам могли составить только капуцины, приверженцы той же католической церкви, но их оппозиция сводилась к соперничеству, а не к вражде. Капуцины, реформированная ветвь ордена францисканцев, появились незадолго до того, как иезуиты чуть ли не стали играть решающую роль в Контрреформации. Однако в первые годы XVII века они не намного уступали им в мессианском рвении и значительно превзошли их в понимании политической интриги. Капуцины специализировались на дипломатии, заявили о себе как о деятельных неформальных посредниках между ведущими католическими монархиями, в чем иезуиты, заинтересованные в распространении веры и воспитании молодежи, даже и не пытались преуспеть. Если бы эти два ордена объединились, то смогли бы многого добиться в борьбе католического христианства против ереси. Тем не менее со временем их соперничество переросло в антагонизм, который все углублялся и никак не способствовал тому, чтобы остановить охлаждение отношений между католическими правительствами Европы. Примечательно, что иезуиты пользовались влиянием в Испании и Австрии, а капуцины — во Франции.
Так или иначе, существование двух орденов свидетельствовало о расколе в католической церкви — не столь явном, но не менее серьезном, чем в протестантстве. Когда дело дошло до конфликта между Римом и ересью, то расхождение интересов не могло не сказаться на поведении всех его участников.
Вражда между противоборствующими религиями неуклонно нарастала. В непреходяще опасном положении оказались те, кто на первое место ставил интересы своей веры, а не страны. Во многих районах Польши протестантские пасторы читали проповеди, рискуя жизнью; в Богемии, Австрии и Баварии католические священники вооружались[16].
Путешественники не чувствовали себя в безопасности. В кантоне Люцерн и в Черном Лесу (Шварцвальде) протестантских купцов излавливали и подвергали сожжению[17].
В первые годы Реформации многие католические правители вследствие своей слабости пошли на уступки протестантам, и в отдельных католических странах оказалось больше протестантских общин, чем католических приходов в протестантских государствах. Исключая Италию и Испанию, почти все католические государства допускали у себя существование той или иной протестантской общины. Это обстоятельство, без сомнения, раздражало и возбуждало чувства обиды и несправедливости среди католиков, точно так же как любое ущемление привилегий протестантов вызывало возмущение и негодование протестантских правителей.
Угроза столкновения присутствовала постоянно. В конфликте, казалось, должно было победить католичество как более давняя и единая вера. Прошло менее столетия с начала Реформации. Католическая церковь лелеяла вовсе не иллюзорные надежды на объединение христианства. Но ее надежды не оправдались. Этому способствовало множество факторов. Но один из них сыграл определяющую роль. Судьбы церкви роковым образом переплелись с интересами Австрийского дома. Династические и территориальные амбиции оттеснили католическую церковь и разобщили тех, кто должен был объединиться для ее зашиты.
4
В 1618 году династия Габсбургов главенствовала в Европе. Ее девиз «Austriae est imperatura orbi universe» — «Австрии назначено править миром» — в тех ограниченных рамках, в которых мир представлялся среднему европейцу, имел под собой видимые основания. Габсбурги обладали Австрией и Тиролем, Штирией, Каринтией, Карниолой (Крайной), Венгрией в той ее части, которая не принадлежала туркам, Силезией, Моравией, Лусатией и Богемией. Они же имели суверенные права в Бургундии, Нижних странах (Бельгия и Люксембург), на отдельные районы Эльзаса, в Италии — на Миланское герцогство, феоды Финале и Пьомбино и Неаполитанское королевство, в которое входила вся южная половина полуострова с Сицилией и Сардинией. Короли Испании и Португалии в Новом Свете владели Чили, Перу, Бразилией и Мексикой. Венчания, а не завоевания сделали их могущественными, похвалялись Габсбурги. Когда не находилось наследниц, они крепили династию, устраивая браки между собой. Случалось так, что один и тот же правитель оказывался кузеном, зятем и шурином другого — тройные узы любви и долга[18].
16
Ranke, Sammtliche Werke. Leipzig, 1872-1885, XXXVIII. Die гomischen Papste, II, p. 261.
17
Weller, A
18
Такие отношения сложились у Филиппа IV Испанского с императором Фердинандом III и у курфюрста Максимилиана Баварского (он был не Габсбургом, а Виттельсбахом. — Ред.) с императором Фердинандом II.