Страница 11 из 49
В 40 километрах к северу от Тартуса, между подковой небольшой бухты, намытой горной речушкой, и угрюмыми лиловыми скалами, самую высокую из которых венчает неприступный средневековый замок Аль-Маркаб, расположился город Банияс. Когда-то это был известный центр морской торговли, важный военно-стратегический пункт, крупный экспортер древесины. Но бухта постепенно заилилась и обмелела, фортификационные сооружения разрушились, а лес беззастенчиво вырубили и вывезли собственные и заморские коммерсанты. К XVII веку город практически прекратил свое существование. «Баланея Страбона, — писал в 1697 году Генри Мондрелл, — которую турки зовут Банеяс… в настоящее время не населена, но ее местоположение свидетельствует о том, что в древние времена это было приятным, судя по развалинам — красиво застроенным, а судя по лежащей перед ней бухтой — удобным и выгодным поселением»[16]. Город тем не менее не умер, напротив, его площадь даже расширилась, он ощетинился трубами тепловой электростанции, крупного цементного завода. В Баниясе построен нефтеперерабатывающий завод мощностью до 6 миллионов тонн в год, и к нефтеналивным причалам, вынесенным далеко в море, сегодня подходят современные танкеры, громадные и сверкающие. словно айсберги.
Однако, несмотря на столь внушительную индустриальную картину, белые кубики баниясских домиков, спрятавшиеся под розовые панамы крыш и забравшиеся в зелень фруктовых садов и огородов, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что этот морской городок живет не столько морем, сколько садоводством и огородничеством, по нескольку раз в год снимая урожаи и заваливая прилавки ближних и дальних базаров апельсинами, лимонами, мандаринами, гранатами, абрикосами, персиками, черешней, помидорами, маслинами, инжиром.
Впрочем, не обязательно за фруктами заезжать на базар; все то же самое можно по сходной цене приобрести прямо у шоссе, притормозив перед любым из бесчисленных придорожных торговцев, как правило мальчишек. И только у них вы купите самый экзотический сирийский фрукт — саббару, которую на прилавках базаров искать бесполезно. Как это часто бывает, то, что самое удивительное для иностранцев, для местных жителей — обыденно и заурядно. Ну какой, в самом деле, уважающий себя взрослый возьмется торговать — смешно сказать — кактусовой шишкой?
Саббара зреет долго, медленно набухает на мясистом, похожем на колючую теннисную ракетку листе кактуса-опунции Сперва это только завязь, ярко-зеленый бугорок, потом — худосочный отросток с мягкими пучками колючек. С приходом лета саббара вытягивается, стоит на листьях твердо и прямо, отчего кактусовые рощи по всему побережью напоминают фантастический новогодний лес, украшенный зелеными свечками. По мере того как лето набирает силу и ветер приносит все больше влаги с нагретого моря на берег, саббара округляется, расправляет твердеющие иголки, розовеет. К началу июля вид у нее уже вполне аппетитный, но лучше потерпеть еще неделю-другую, дать кактусу досыта впитать средиземноморского тепла. И тогда плоды его превратятся в ту самую лакомую саббару, какую обожают все сирийцы от мала до велика.
У юных продавцов кактусовых шишек главная тара — объемистый таз с колотым льдом. На льду охлаждаются спелые, желтовато-розовые саббары. Колючки у зрелого плода острые, ломкие, и брать их лучше в перчатках, но какой мальчишка станет осторожничать? К восьми годам у профессионального «саббарщика» за плечами уже несколько сезонов, и работает он с показной небрежностью голыми руками; лихо выхватывает из кучи облюбованную покупателем саббару, молниеносным движением ножа делает на ней крестообразный надрез — и вот уже шкурка отлетела в коробку для мусора, а на ладошке остался плод цвета спелой хурмы.
Moжно съесть саббару тут же, можно взять домой на десерт к обеду. Наблюдаю, как лакомится ею настоящий гурман. Он подсаживается к продавцу на перевернутый ящик, выбирает плод. Пока не спеша, смакуя, ест его, присматривает другой. Потом третий, четвертый. Продавец в таком случае кожуру не выбрасывает, а аккуратно кладет ее одну рядом с другой. Когда клиент насытится, по числу шкурок ему будет предъявлен счет. А насыщение порой наступает не скоро — некоторые любители умудряются съесть за один прием до двух десятков саббар размером со средний лимон. Непосвященному трудно представить, как возможно одному человеку поглотить столько фруктов. Но недоумение исчезает, стоит самому попробовать кактусовую шишку: по вкусу спелая саббара напоминает одновременно папайю, корнишон и антоновское яблоко.
Следующий за Баниясом и последний крупный сирийский город на побережье у границы с Турцией — Лaтакия. В нее въезжаешь через площадь, на которой красуется величественный, розового мрамора тетрапилон — римская триумфальная арка на четырех колоннах эпохи императора Септимия Севера. Торжественность его словно предупреждает входящего, что он ступает на землю, знавшую и босые ступни рабов, и деревянные ободья боевых колесниц, и копыта янычарской конницы.
Ощущение древности бежит с тобой по шоссе еще несколько километров, а потом незаметно рассеивается, испугавшись фасадов современных особняков, лакового сияния автомобилей и флотилии могучих теплоходов, стоящих на рейде крупнейшего порта Сирии. Латакию и Тартус иногда образно называют «сирийскими легкими», подразумевая, что и вдох — ее импорт, и выдох — ее экспорт страна делает прежде всего через эти два портовых города. Причалы Латакии, питаемые артериями железных дорог, автострад и воздушных линий, ежегодно пропускают до полутора миллионов тонн грузов. Объемы морских перевозок неуклонно растут, предъявляя к портам все новые требования. Кроме того, немало дополнительных причалов, оборудования и складов потребуется для национального рыболовного флота: вопрос развития рыболовной промышленности уже ставился на повестку дня, ведь Сирия вылавливает в Средиземном море всего-навсего 1000 тонн рыбы в год — ничто по сравнению с 750 тысячами тонн Италии, 93 тысячами тонн Греции и 40 тысячами тонн Франции. За помощью в расширении порта Латакии сирийское правительство обратилось к Советскому Союзу. Советскими экспертами уже составлен проект второй очереди расширения, а по первой очереди полным ходом идут работы: строятся новые причалы, насыпаются молы, модернизируются доки и портовое оборудование — закладывается фундамент большого латакийского будущего.
Нынешняя Латакия — не только центр одноименного мухафаза (губернаторства), но и город, который по плотности населения (183 человека на квадратный километр!) вдвое обогнал Дамаск. Не только крупный экономический центр, но и город науки и культуры. Пять факультетов латакийского университета «Тишрин» ежегодно выпускают десятки дипломированных инженеров, агрономов, биологов, историков, филологов. В университетских стенах ведется как учебная, так и исследовательская работа, и в небольших пока учебных лабораториях преподаватели и студенты видят прообраз будущих сирийских НИИ, которые уже начинают появляться, несмотря на финансовые трудности и кадровый голод.
Один из перспективных центров развивающейся науки находится недалеко от «Лазурного берега» — это Центр морских исследований, занимающий многоэтажное здание в форме ступенчатой пирамиды из стекла и бетона. Он построен более десяти лет назад, но до сих пор почти бездействует все из-за той же нехватки квалифицированных кадров. Это печально вдвойне: и само по себе, и потому, что одной из задач Центра предполагалась охрана моря, которое надо уже не просто охранять, а спасать.
Французский ученый-исследователь Жак-Ив Кусто назвал Средиземное море «умирающим» и имел в виду море не только у берегов Франции и Италии, но и у побережий стран Северной Африки и Ближнего Востока — то самое благословенное Левантинское море. Близ крупных портовых городов Сирии в глаза сразу бросается один из самых пугающих симптомов «умирания»: бухты, переливающиеся радугой нефтяных разводов, и комья мазута на прибрежной гальке, волнами сбитые из этих разводов, как сбивают масло из молока. На островках очень мало птиц, исчезли знаменитые средиземноморские устрицы, а в коралловых отмелях под Латакией уже не найти пи одного живого коралла — эти чудесные полипы-затворники, превращающие дно моря в подводный сад и дающие корм рыбе, стали первой жертвой загрязнения моря. Бывшие подводные сады теперь — острые известковые колючки, убежище еще более колючих морских ежей и проклятие купальщиков. Естественно, поредело и рыбье царство. Опускаясь с маской в различных бухтах и поддаваясь все тому же «сравнительному комплексу» («у нас — у них»), я с грустью констатировал, что наши не слишком уж богатые рыбой прибрежные воды Кавказа и Крыма — садок по сравнению с сирийским Средиземноморьем. Только к северу, подальше от больших городов и промышленности, под водой можно встретить и приличных размеров рыбину, и краба, и морскую звезду.
16
Early Travels in Palestine, с. 397.