Страница 9 из 26
Мы никогда уже не узнаем, что происходило в парижской штаб-квартире Юлиана в те роковые дни. Согласно его собственному рассказу, он, несмотря ни на что, был настроен повиноваться указу императора, но легионеры имели на этот счет совсем другое мнение. Вскоре он увидел, что ему придется столкнуться с открытым мятежом. Но даже тогда, утверждал Юлиан, призывая в свидетели всех своих античных богов, он не имел представления, что творится в умах его солдат. Готовились они провозгласить Юлиана августом или же собирались разорвать на куски? И вот его секретарь, дрожа от страха, пришел доложить, что армия направляется к дворцу. «Всматриваясь в окно, — писал Юлиан, — я начал молиться Зевсу. И когда массовое буйство захлестнуло уже сам дворец, я обратился к нему с мольбой дать мне знак; и он дал мне его, повелев уступить воле армии. И даже тогда я сопротивлялся столь долго, сколько мог, отказываясь принять предлагавшийся венец. Но поскольку я один не мог контролировать столь многое и поскольку боги истощили мою решимость, где-то на третьем часу случилось так, что какой-то солдат дал мне диадему и я надел ее на голову».
Но действительно ли так упорно Юлиан противился воле своих солдат? За те четыре с половиной года, что он провел в Галлии, возросли его мужество, уверенность в своих силах и, очень вероятно, амбиции. К этому времени Юлиан, по-видимому, также пришел к убеждению, что он божественной волей предназначен восстановить старую религию в империи. Тем более что он получил — или думал, что получил, — знак от Зевса. Поэтому вряд ли он противился принятию диадемы. Правда, выясняется, что никакой диадемы и не существовало. Аммиан Марцеллин, один из охранников императора и наверняка свидетель этих бурных событий, пишет, что солдаты сначала предложили короновать Юлиана ожерельем его жены, а потом налобной повязкой лошади, но в обоих случаях цезарь ответил отказом. Наконец один солдат снял большую золотую цепочку со своей шеи и водрузил ее на голову Юлиана. Инаугурация состоялась. Пути назад быть не могло.
Юлиан счел необходимым известить кузена о том, что произошло, и предложить ему некое компромиссное соглашение. Посланники Юлиана обнаружили Констанция в Каппадокии. Тот, получив от них письмо мятежного цезаря, пришел в страшный гнев. Однако, будучи на тот момент связанным военными операциями на Востоке, все, что он мог сделать открыто, это послать Юлиану суровое предупреждение. Втайне же Констанций начал подстрекать варварские племена к возобновлению атак в долине Рейна. И лишь четыре года спустя, воспользовавшись передышкой в персидской кампании, он сумел подготовить наступательную операцию против двоюродного брата.
Юлиан никак не мог решить, что ему следует предпринять: встретить Констанция на полпути, в долине Дуная, где он мог присовокупить к своей армии расквартированные там войска, в лояльности которых он был не слишком уверен, или же ждать противника в Галлии, на собственной земле, с безусловно верными ему легионами. И снова, как нам о том сообщают хронисты, боги дали ему знак. Во исполнение их воли, Юлиан принес быка в жертву Беллоне, богине войны, собрал свою армию в Вене и выступил на Восток. Юлиан продвинулся только до Наисса (Ниша) на территории современной Сербии, когда из столицы пришло неожиданное сообщение: Констанций умер, а Юлиан уже признан императором всеми армиями на Востоке. Выяснилось, что Констанция в Тарсе свалила лихорадка и 3 ноября 361 г., в возрасте сорока четырех лет, его не стало.
Юлиан поторопился отправиться в Константинополь. Когда тело его предшественника доставили в столицу, он облачился в траурную одежду и распорядился объявить траур во всем городе. Стоя на пристани, новый император наблюдал за выгрузкой гроба. Потом он возглавил похоронную процессию, направившуюся к церкви Св. Апостолов, и, не стыдясь, плакал во время погребения убийцы своего отца. Только после того как похоронная церемония завершилась, он принял символы имперской власти и более никогда в жизни не посещал христианских церквей.
По восшествии Юлиана на престол был создан военный трибунал для суда над некоторыми верховными министрами и советниками Констанция, заподозренными в злоупотреблении своими властными полномочиями. Нескольких человек приговорили к смерти, причем двоих погребли заживо. По самому дворцу тоже прошлась новая метла — тысячи человек были уволены без всякой компенсации. От всего дворцового персонала остался лишь базовый костяк, призванный обеспечивать личные нужды императора — потребности одинокого человека (его жена Елена к тому времени умерла), аскетичного и ведущего умеренную жизнь, для которого еда и питье представляли весьма малый интерес, а радости человеческого общения и вовсе никакого. Радикальные преобразования были также осуществлены в аппарате правительства, причем с ориентацией на старые республиканские традиции.
Но подобного рода мероприятия мог осуществить в принципе любой новый император. Что отличает Юлиана как правителя, так это его исключительная преданность язычеству. Когда Юлиан был цезарем, ему приходилось внешне выказывать приверженность христианской вере, но как только услышал о смерти Констанция, более уже не притворялся. Став августом, Юлиан взялся за составление законов, которые, по его мнению, должны были искоренить христианство и восстановить почитание древних богов во всей Римской империи. Он не считал нужным прибегать к репрессиям — мученики всегда только укрепляли христианскую церковь. Прежде всего он полагал аннулировать указы, в соответствии с которыми были закрыты языческие храмы, потом объявить амнистию для всех тех ортодоксальных клириков, которых проарианское правительство Констанция отправило в ссылку. В результате, считал Юлиан, ортодоксы и ариане снова вцепятся друг другу в глотки. По замечанию историка Аммиана, «он опытным путем установил, что никакие дикие звери не бывают столь враждебны по отношению к человеку, как христианские секты в отношении друг друга. В конце концов, был уверен новый император, христиане убедятся в ошибочности своего пути — это лишь вопрос времени».
Юлиан являл собой уникальное в своем роде сочетание: римский император и одновременно греческий философ и мистик. Как император он знал, что его империя больна. Армия морально разлагается и все менее способна поддерживать мир и спокойствие вдоль границ государства. Правительство изъедено коррупцией. Такие старые римские добродетели, как мужество, честь и чувство долга, теперь мало кем ценятся. Непосредственные предшественники Юлиана были сибаритами и сластолюбцами, еще способными повести войска в бой, но гораздо более того предпочитавшими покойно нежиться в своих дворцах в окружении женщин и евнухов. Конечно, все это являлось результатом нравственного упадка в обществе. Как философ, Юлиан попытался обнаружить причину этого упадка и пришел к заключению, что виновник здесь один — христианство. Оно третировало моральные ценности старого Рима, его суровую простоту и благородную мужественность, пропагандируя при этом слюнявую мягкотелость вроде подставления под удар другой щеки. Христианство лишило империю силы и стойкости, на место которых пришли изнеженность и беспомощность, причем это произошло во всех социальных слоях.
И все же Юлиан подходил к религии более с эмоциональной, нежели с рассудочной стороны. Ему никогда не приходило в голову, что все проблемы империи вполне могли возникнуть и при старой вере. Летом 362 г. император перебрался в Антиохию, готовясь в следующем году предпринять экспедицию в Персию. Когда он проходил через районы Малой Азии, то обратил внимание, что, несмотря на его антихристианскую политику, нет никаких признаков, что христианские общины рвут друг друга в клочья, а язычники, в свою очередь, явно не стали сильнее и сплоченнее, нежели во времена Константина Великого. Пытаясь активизировать культ античных богов, император перемещался из храма в храм, лично участвуя в ритуальных жертвоприношениях, но добился лишь того, что подданные прозвали его «мясником».
Не сумев поднять статус языческой религии, Юлиан решил усилить ее влияние иным путем: увеличить давление на ее конкурентов — христиан, и 17 июня 362 г. издал указ, в соответствии с которым ни одному учителю отныне не дозволялось преподавать, не заручившись одобрением местного городского совета и — через него — самого императора. В циркуляре Юлиан объяснял, что христианин, занимающийся преподаванием античной литературы — а она в те годы составляла основу всего школьного курса обучения, — не может считаться нравственным человеком, поскольку учит тому, во что сам не верит. Таким образом, учитель-христианин должен был менять либо профессию, либо веру. В ответ на это начали проводиться христианские демонстрации, а 26 октября был сожжен дотла храм Аполлона в Дафне. Юлиан в отместку закрыл великий антиохийский храм, конфисковав всю его золотую утварь. Напряжение начало быстро нарастать. По ходу его эскалации не один пылкий молодой христианин обрел мученический конец. Воистину благословенным днем для христиан стало 5 марта 363 г., когда Юлиан во главе 90 000 воинов отправился на Восток, с тем чтобы уже не вернуться оттуда живым.