Страница 1 из 4
М.Р. МаллоуПять баксов для доктора БраунаКнига четвертая
Часть первая
Автомобильный сервис Саммерса и Маллоу
Утром семнадцатого декабря 1909 года к вилле “Мигли” подъехал черный “Модель-Т”. Из него вышли двое джентльменов. Автомобиль был взят в кредит.
— Мисс Дэрроу, — сказал за завтраком Д.Э. Саммерс, — дело закончено. Все следы ведут к коронеру.
— Нам удалось добиться признания, — подтвердил М.Р. Маллоу. — Он показал, что сам посоветовал вдовцу написать, что жена приняла яд в его присутствии.
— О Господи! Так это заговор?
— Нет, мисс Дэрроу.
— Зачем же тогда коронер это сделал?
— Он просто хотел избежать лишних формальностей.
— Но весь флакон! Несчастная выпила флакон карболовой кислоты! Флакон! Вы только подумайте!
Д.Э. покачал головой, демонстрируя компаньону наполовину восхищение, наполовину сожаление.
— Какие способности! — воскликнул М.Р. Маллоу. — Какое умение видеть, слышать, наблюдать!
— Да, — сказал Д.Э. — Но, однако, она ошиблась.
Румянец счастья побледнел на щеках экономки.
— Почему? — спросила она упавшим голосом.
Д.Э. поднял палец.
— А откуда мы знаем, что миссис Гонзалес выпила весь флакон? Разве об этом говорится в статье? Нет, мисс Дэрроу. Флакон изобразил художник. Согласитесь, что если бы он нарисовал, как дама принимает яд с ложки, эффект был бы испорчен.
— Но ведь портрет явно нарисован с фотографии!
— Именно, — подтвердил Джейк. — И это наблюдение ценно тем более, что его почти никто не замечает. Как всегда, мэм: смотрят, но не видят. Привыкли и не обращают внимания.
— Но ведь это элементарно, джентльмены!
— Ах, мадам, — вскричал Дюк. — Такой ум! И в такой глуши!
— Ну, я сказал бы, что именно глушь иногда оттачивает способность видеть то, на что обычно не обращают внимания, — заметил Джейк.
Он явно смущался. Даже смотрел не на мисс Дэрроу, а куда-то в сторону. И продолжал:
— Если, конечно, эта способность заложена природой. Людей, наделенных такими способностями, побаиваются. Они не похожи на других, они странные, их никто не понимает. Обществу они кажутся чужими. Оно видит в таких людях пришельцев с другой планеты. Чужаков. Инородное тело. Обществу не нужны инородные тела. Общество…
— Стоп, сэр! — оборвал его компаньон. — Оставим сантименты. Простая дедукция поможет понять механизм этого маленького заблуждения. Мисс Дэрроу, вы смотрели одновременно на портрет миссис Гонзалес, и на рисунок, отчего у вас и создалось впечатление, что несчастная выпила из горлышка весь флакон. Так вы, подобно тысячам читателей, на которых рассчитан этот трюк, стали его жертвой.
— Но не может ли быть, что этот человек, художник, находился на месте преступления?
— не уступала мисс Дэрроу. — Что, если это он в заговоре с убийцей? Ведь его должны были вызвать из редакции! Я знала! Я догадывалась!
— Смотри, — заметил компаньону Д.Э. Саммерс, — какая изощренность воображения!
— Потрясающая! — добавил М.Р. Маллоу.
— Фантастическая!
— Удивительная!
— Талант видеть то, чего не видят другие, — продолжал Д.Э. — Ум, который при других обстоятельствах мог бы стать умом преступным. Ах, мэм, какая жалость, что вы женщина! Ваша наблюдательность не знает себе равных! Но увы. Я вынужден вас огорчить.
— Но почему? — мисс Дэрроу переменилась в лице.
— Потому что на портрете миссис Гонзалес жива. Фотографию дал муж или кто-нибудь из родственников.
— Да, но… но ведь второй рисунок!
— Который, в отличие от портрета, рисовали совсем не с фотографии. Ваша наблюдательность вам изменила.
Толстая, жилистая шея мисс Дэрроу напряглась.
— Я все поняла! — прошептала она. — Несчастный художник пытался сообщить нам правду! Он о чем-то догадывался и опасался за собственную жизнь! Убийца — муж!
— Мэм, я боюсь вас. Хорошо, что вы не вступили на путь зла. Но если бы я опасался за собственную жизнь, мэм, то выбрал бы более надежный способ.
— Что это за способ, сэр?
— Сообщить полиции.
— Если эта полиция станет вас слушать, — хмыкнула мисс Дэрроу. — Разве их интересует наша безопасность? Не смешите меня. Эти бюрократы вас и на пушечный выстрел не подпустят. Вас поднимут на смех. Они готовы на все, чтобы только…
Д.Э. положил вилку.
— Пусть так, мэм. Но зачем сообщать убийце, что вы знаете о совершенном преступлении через одну из трех крупнейших газет штата?
— Так, может быть, художник был вынужден бежать!
М.Р. Маллоу тоже отвлекся от тарелки с омлетом.
— Ах, мадам! — воскликнул он. — Я так согласен с компаньоном! Ужас пробирает меня до самых костей при мысли, что вы могли бы совершить! Это было бы идеальное преступление! Но…
— Но…? — робко поинтересовалась мисс Дэрроу.
— Но…
— Но…? Говорите, сэр. Не надо меня щадить.
М.Р. смущенно прочистил горло.
— Но я читал "Детройт ньюз” сегодня утром, — произнес он. — Под рисунками к “Воскресным чтениям” и разделу "Общество” то же факсимиле, что и десять лет назад под иллюстрациями к статье: Е.Ф.П.
— Факсимиле! — прошептала миссис Дэрроу. — Что значит опыт!
— Немного, мадам.
Джентльмены скромно умолкли. На висках Д.Э. и над верхней губой, которую не так давно появилась необходимость брить ежедневно, выступил пот. Д.Э. волновался.
— Но, — спохватилась мисс Дэрроу, — у меня есть еще одна версия!
— Какая? — поразились компаньоны.
— Может быть, художник спешил! Может быть, он переживал! Вы бы тоже на его месте были потрясены, сэр!
— Вероятно, был бы, — признал Д.Э. Саммерс. — Особенно если бы меня заранее вызвали из редакции, чтобы поручить нарисовать, как еще живая дама принимает яд. Нет, мэм, художник в глаза не видел жертву. Ваш критический ум, ваши строгие требования, которые вы предъявляете в равной мере к себе и к другим, ваша щепетильность в деталях не позволили вам сделать единственно правильный вывод: перед нами типичная халтура.
— Стоп, компаньон, — заметил М.Р. Маллоу. — На сей раз ты ошибаешься. Это тем более странно, что пять минут назад ты сам придал направление моей мысли: Художник изобразил даму таким образом, чтобы было ясно, что она принимает именно яд, а не лекарство. Специфика иллюстрации, понимаете?
— Черт, — выругался Джейк.
— Да ладно.
— Нет, я должен был.
— Брось, это не твоя стихия. Живопись, мисс Дэрроу, и прочее — это по моей части.
Я привык иметь дело с вопросами искусства. А мой компаньон, которому — обратите на это внимание! — так же больно сознавать свою ошибку, как и вам, более по части убийств. Кто умер, когда умер, как умер, почему его похоронили так или этак — тут ему нет равных. Так же как и в заметании следов.
— Но почему коронер признался! — чуть не плакала экономка.
— Видите ли, мисс Дэрроу…
И Саммерс пустился в объяснения.
М.Р. Маллоу, сидел молча. Он мог не слушать. Он уже и так знал, что подобным образом поступают все коронеры вообще, когда кто-нибудь накладывает на себя руки, потому что в любом другом случае понадобилось бы сообщать в полицию, отправлять тело на вскрытие и добывать кучу бумаг, доказывающих, что смерть несчастной действительно явилась результатом самоубийства.
Наконец, сын похоронного церемониймейстера развел руками.
“За три года мне пришлось приводить в божеский вид четыре… пять… нет, шесть дамочек, наложивших на себя руки, — сказал он компаньону в тот вечер, когда они впервые ночевали в “Мигли”. — Нет, так: пять дамочек, одна кухарка. Одна отравилась газом, пятеро — как сговорились… да, карболовая кислота. Что? Откуда мне знать, зачем? Только одна записку оставила: “Прости и забудь!” Забудет он теперь, как же!
— Но почему? — спросил тогда потрясенный М.Р. Маллоу. — Какова настоящая причина?
— Настоящая причина? Извольте, сэр. Истерика. От мелахолии. От скуки. От того, что дуры, ржавый якорь мне в корму!”