Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 107



— Никогда не входи в чужие комнаты без стука, если не хочешь увидеть, как на самом деле выглядят твои товарищи. Впрочем, если желаешь насолить какой-нибудь кикиморе, врывайся смело, раскрывай дверь нараспашку. Главное — кикимору не перепутай с дьяволицей. Не спорь, не обещай, не требуй ничего от вновь прибывших. Поверь, все, с кем первокурснице общаться стоит, уже здесь, проходят, как и ты, предварительный курс. Про выход в город я уже сказал только с согласия учителей. И заведи себе соседок, черт возьми, что ты, как упырь в гробу, одна все да одна! Вот понаедут скоро, пожалеешь.

И точно, «понаехали».

Всего лишь за неделю на факультете первокурсников-вампиров произошла не одна грандиозная драка и в потасовках кому-то оторвали крыло. Пока Школа с трудом сдерживала натиск родни как пострадавшего, так и обидчика, кто-то поклялся на архоне, а клятвы не сдержал, архон, раскалившись, нанес сильный ожог клятвоотступнику.

Мавки,[1] наслушавшись лекций о роли соблазнения в метаболизме хладнокровных, стали врываться по ночам в комнаты первокурсников и предлагать сонным ученикам всякие мерзости. Кончилось тем, что разбуженным непристойным предложением оказался сам директор Школы — Феофилакт Транквиллинович.

К концу первого полугодия я как раз научилась без запинки выговаривать имя и отчество директора в результате почти каждодневных тренировок в виде душераздирающих завываний:

— Феофилакт Транквиллинович, я больше так не буду!

Комнату я к тому времени уже делила с двумя подругами: Алией и Лейей.

Сначала я познакомилась с Алией, которая является дочерью какого-то Лаквиллского воеводы. Любящий отец прислал ее в такую даль, видимо, с одной целью — уберечь свой народ от родной дочери, а себя от детоубийства. Являясь темпераментным вилколаком,[2] девица отличается бесхитростным и взрывоопасным характером. Звуки бряцающего оружия ее просто завораживают, и даже в многочисленных черных косичках она носит острые серебряные пластинки. За проведенные в Школе шесть месяцев дева заслужила славу вспыльчивой и на редкость умелой в драках особы. Разницы между мужчиной и женщиной в гневе она не признавала и могла запросто дать в лоб хоть вампиру, хоть летавице,[3] совершенно не испытывая угрызений совести.

Ко времени знакомства с Алией я тоже блистала пока единственным талантом — превращать в руины все то, к чему проявляю интерес. Поэтому, когда мне предложили ее в соседки по комнате, я только хмыкнула и согласилась. Как ни удивительно, трудностей в общении с нею у меня не возникало, мы ни разу не повздорили и стали лучшими подругами.

Мавка к нам попала совершенно случайно — просто никто не хотел иметь ее в соседках. Для вампирш, летавиц и прочих девиц заведения она была слишком хорошенькой, к тому же бессовестно пользовалась своим даром обольщения, а кому понравится, когда твой объект страсти переключается на мавку? А мавки не захотели селиться вместе с Лейей ввиду того, что она не очень благородного происхождения. Лейя является всего лишь приемной дочерью некоего богатого эльфийского князька. Все поступки Лейи идут не от головы, а от сердца. Застав ее как-то плачущей в коридоре на огромном бауле с вещами, мы предложили жить с нами, но при одном условии — никаких мужиков.

Так я и попала в компанию мавки и вилколака. Если раньше, встречаясь в коридоре со мной и Алией, ученики просто шарахались в стороны (Анжело, пытаясь на простых примерах объяснить, как демоны наводят страх на толпы нечисти, пустил слушок, что в гневе я себя не помню, за пустячную обиду в Белых Столбах пыталась загрызть князя и, если бы не двести дружинников, принявших смерть от моей руки и под руинами кремля, загрызла бы. А тем, кто недоверчиво и робко возражал, он говорил: «Но все же знают, как она передушила караульных в Вежицах. Шестнадцать человек, только за то, что полкладня за въезд спросили»), то теперь оглядывались, когда мы проходили мимо. Лейя улыбалась всем эдакой невинной улыбочкой, не забывая приправить ее небольшой толикой чар соблазнения.

С наступлением зимы я наконец-то стала понимать, с чего мой староста отмахивался от первокурсников. Мол, какая это нечисть, так, домашние паразиты, не вредней тараканов, к тому же сами с непривычки пришибленные. А я-то на него глаза пучила. Банники[4] — не нечисть? Бесы — не вреднее тараканов? Мавки — пришибленные?

Но только когда Анжело начал будить меня через день на третий, поняла, за что люди ненавидят этих тварей.

— В сырой могиле сон глубок, не разлепить сомкнутых век. Но так заведено богами, что смертен каждый человек.

— Будь все проклято, я точно кого-нибудь пришибу, — ворчала я, пытаясь продрать глаза. — Это когда кончится, а?

— Когда наиграются, — безразлично пожимал плечами Анжело, нагоняя крыльями какой-то нездешний, с ароматом лета и пряностей, ветер.

— Чего на этот раз на мне испытывали? Чары? Наговор? Или просто яду в кашу сыпанули?

— Не, от яду помирают, а ты дрыхнешь как лошадь пожарная. Точно наговор, только не пойму, на что.

— Слушай, найди мне того, кто это делает, я ему все рога поотшибаю.

— Ой, да кто только не делает. А что касается рогов, так твоя лаквиллская подружка уже отделала одну летавицу, ту, что через стенку от тебя спит. Только зря, по-моему. Не стал бы я связываться с упырками. Или хитрее бы поступил.

— Как? — спросила я, пытаясь скатиться с постели, но тут опомнилась и велела Анжело выметаться. — Неча к приличной девушке сквозь дверь ходить.

— Только пусть девушка не забывает, что уроки уже начались, хмыкал из-за двери демон.

— О-о-о… — я в растерянности замирала, не зная, за что схватиться.

— Пивни чаю, съешь ватрушку. Вот, я приготовил.

— Спасибо. Что? Ты опять здесь? — Я запустила в него подушкой.

Анжело демонстративно пожал плечами. — Я дух. Стало быть, бесполый.



— Ага. То-то вы все как один мужики.

— Могу и девицей, красотой ненаглядной. — И он, проведя рукой по голове, враз отрастил себе волосы до пят и прелести немыслимых размеров. Только с меня от зубастой улыбки этой девицы весь сон разом слетел.

— Ой, ну тебя к лешему. Баечник[5] такое тебе нашепчет, что и не проснешься.

— Это идея. — Анжело щукой нырнул под мою кровать. Оттуда понеслись звуки шлепков и визготня. Демон выполз обратно весь красный и злой. — Не шепнет, мы договорились. — Отряхиваясь, он брезгливо посмотрел на свою изгвазданную мантию. — Три девки в комнате, и никакого порядка.

Я недоверчиво заглянула под кровать. Там было так темно и пыльно, что одинокий недовязанный Алией чулок испуганным щенком забился в угол.

— Эй, — позвала я на всякий случай неведомых подкроватных жителей. Те всхлипнули и разбежались, обиженно шлепая босыми ногами. — Может, им сапожков нашить?

— И кафтанчики. Шапки, шубки, рукавички не забудь. Да ты хоть знаешь, сколько их в твоей комнате живет?

— Сколько?

— Учитель расскажет! — рявкнул вдруг Анжело. — Проснулась?

Марш на занятия! Иначе Рагуил Сатанович тобой сегодня пообедает. — Слушай, А Сатанович нашему Серикиилу не родственник, часом?

— Дядя с племянником. А что? Ой! — только и успел вякнуть Анжело, пробкой вылетая из комнаты, подгоняемый подушкой.

— Это чтоб девиц не обманывал больше. Бесполый он, как же, а потом у некоторых пузо на глаза лезет.

— Ты кого имеешь в виду? — насторожился демон, заливаясь девичьим румянцем.

— Дверь закрой! Мне одеться надо.

Я кинулась к стулу, на котором с вечера сложила и отутюженное платьишко, и заштопанные носочки, и едва не взвыла в голос.

1

Мавки — как и вся северская нечисть, бывают двух видов: те, что от людей, и коренные. От людей — это девочки-утопленницы, все как одна мелкие злыдни, связываться с ними — себе дороже, счастье, что они от своих ручьев и прудов далеко не уходят. Не то что коренные — эти дети водяных настолько легкомысленны, что порой воображают себя людьми и поэтому гуляют где угодно. А сколько их замуж за людей повыходило… (Из заметок ученицы Вереи)

2

Вилколак — они же волкодлаки, вовкуны, вуки, смотря в какой местности Северска родились. А суть у них одна — умение перекидываться из волка в человека, если твой прапрапрадедушка был самим Велесом, или, наоборот, из человека в волка, ну, тогда это к доктору… (Из заметок ученицы Вереи).

3

Летавица — является во сне или наяву молодым мужчинам златокудрою красавицей, которую ни пропустить, ни забыть, ни отвергнуть невозможно. Вся жизнь летавицы посвящена одной цели — поскорее замуж, чтобы официально пить мужнину кровь, так как летавицы без нее жить не могут. Одно слово — упырицы. (Из заметок ученицы Вереи).

4

Банник — особая порода домовых, недобрый дух, да еще какой дух! (Из заметок ученицы Вереи).

5

Баечник — домашний фантазер, озорник и проказник. Такое может в ухо ночью спящему нашептать, что и десять лекарей не откачают (Из заметок ученицы Вереи).