Уже мертва

На шестом этаже никого уже практически не было. Я вернулась в свой офис, намереваясь, перед тем как идти домой, привести в порядок мысли, повернула к окну стул, села на него и, положив ноги на подоконник, уставилась на свою речную отдушину. Комплекс, воздвигнутый на этом берегу, походил на постройку из «лего». Пепельные эксцентричные здания соединяла стальная горизонтальная решетка. Вверх по реке в районе цементного завода медленно плыло какое-то судно, его огни за пеленой серых сумерек были едва видны.

В здании царило устрашающее спокойствие, и я никак не могла расслабиться. Мои мысли блуждали в черноте, подобной речной воде в этот поздний час. На мгновение мне представилось, что на цементном заводе тоже смотрит в окно какой-нибудь усталый человек, такой же одинокий, тоже тревожимый вечерней тишиной.

Я проснулась сегодня в половине седьмого утра и сейчас должна была чувствовать себя утомленной. Но мной владело странное возбуждение. Я вдруг осознала, что рассеянно тереблю правую бровь. Я всегда так делаю, если нервничаю, и в свое время неизменно приводила тем самым в раздражение мужа. Он критиковал меня долгие годы, но так и не смог отучить от дурной привычки. Развод не лишен прелестей. Теперь, по крайней мере, я могу потакать себе во всех своих странных потребностях.

Мои мысли закружились в голове непрерывной чередой. Пит. Наш последний год вместе. Выражение лица Кэти в тот момент, когда мы сказали ей, что расстаемся. Мы думали, для нее это не станет ударом, ведь, начав учебу в университете, она стала проводить дома очень мало времени. Мы ошиблись. Из глаз дочери хлынули слезы, и я чуть было не изменила свое решение.

Маргарет Адкинс, ее сжатые мертвые пальцы. Когда-то, крася двери в голубой цвет, этими пальцами она держала кисточку. И плакаты, развешивая их в комнате сына. Убийца. Где он сейчас? Осознает, что сотворил сегодня? Утолена ли его жажда крови? Или в процессе убийства эта жажда лишь возрастает?

Раздавшийся телефонный звонок звуковым ударом выдернул меня из пещеры раздумий. Я так испугалась, что вскочила на ноги и задела подставку для карандашей на краю стола. Маркеры «Бикс» и «Скрипто» полетели на пол.

— Доктор Брен…

— Темпе. Слава богу! Я названиваю тебе домой, но никто не отвечает. Естественно. — Гэбби звонко и напряженно рассмеялась. — Набрала рабочий телефон на всякий случай, уже не надеясь тебя отыскать.

Я, конечно, сразу узнала ее голос, но мгновенно уловила в нем и нечто такое, чего никогда раньше не слышала. Он словно был пропитан страхом: звучал чересчур громко, быстро, настойчиво и хрипло, как шепот, вырывающийся наружу вместе с затрудненными выдохами.

— Гэбби, ты не звонила мне почти три недели. Почему…

— Я не могла. Я… кое-чем была занята. Темпе, мне нужна твоя помощь.

Раздался приглушенный шум, — по-видимому, она переложила трубку в другую руку. По звукам игравшей где-то вдали музыки, чьим-то голосам и какому-то металлическому стуку я поняла, что она звонит из увеселительного заведения. Я отчетливо представила ее у телефонного аппарата, вглядывающейся в окружающих людей беспокойными, испуганными глазами.

— Где ты?

Я взяла ручку из кучи рассыпавшихся на моем столе письменных принадлежностей и принялась крутить ее в руке.

— В ресторане «Чудесная провинция», на углу Сен-Катрин и Сен-Лоран. Приезжай и забери меня, Темпе.

Шум на заднем плане усилился. Голос Гэбби звучал все более встревоженно.

— Гэбби, у меня был ужасно тяжелый день, а ты всего в нескольких кварталах от своего дома. Может…

— Он собирается меня убить. Я больше не могу держать ситуацию под контролем. Мне казалось, я справлюсь одна, но это невозможно. Я должна спастись. С ним не все в порядке. Он опасен. Он…

Ее голос все повышался, и я поняла, что с Гэбби вот-вот случится истерика. Неожиданно она замолчала, договорив последние слова по-французски. Я перестала крутить ручку и, глянув на часы, выругалась про себя. Было пятнадцать минут десятого.

— Хорошо, примерно через четверть часа я подъеду. Жди. Я остановлюсь на Сен-Катрин.

Мое сердце неистово колотилось, руки дрожали. Я выскочила из офиса и, практически не чувствуя ног, помчалась вниз. Я ощущала себя так, будто залпом выпила подряд восемь чашек крепкого кофе.

7

Я ехала домой взволнованная. Стемнело, но город ярко освещали огни. Окна домов в районе, окружавшем здание полиции провинции Квебек с востока, сияли мягким светом, тут и там вечернюю тьму разбавляла мерцающая телевизионная синева. Люди сидели на балконах, на ступенях крылечек, на вынесенных во дворы стульях. Болтали, потягивали прохладительные напитки, наслаждаясь обновляющей вечерней прохладой после жаркого дня.

Я завидовала их уюту, жаждала поскорее вернуться домой, съесть вместе с Берди бутерброд с тунцом и лечь спать. Естественно, хотелось убедиться, что с Гэбби все в порядке, но я была бы рада, если бы домой она все же поехала на такси. Меня пугала перспектива наблюдать ее истерику. Я чувствовала облегчение, дождавшись наконец от нее звонка. Страх за Гэбби. Раздражение, вызванное необходимостью ехать в Мейн. В общем, во мне все смешалось.

Я поехала по Рене-Левеск, затем свернула направо, оставляя позади китайский квартал. В этом районе почти все магазины были уже закрыты, владельцы последнего открытого упаковывали что-то в коробки и вносили внутрь рекламные щиты.

Передо мной лежал Мейн, тянущийся вдоль бульвара Сен-Лоран к северу от китайского квартала. В Мейне полно магазинчиков, бистро и дешевых забегаловок. Сен-Лоран — его главная коммерческая артерия. Отсюда он лучами расходится в стороны, превращаясь в сеть узких улочек, застроенных убогими домишками, что сдаются по низким ценам. Французский по темпераменту, Мейн всегда представлял собой многокультурную мозаику, в которой сосуществуют, но не смешиваются, подобно отчетливым запахам из магазинов и булочных, разные языки и этнические группы. Сен-Лоран от порта до самой горы заселяют итальянцы, португальцы, греки, поляки и китайцы.

Когда-то Мейн считался в Монреале основной перевалочной станцией для эмигрантов. Вновь прибывшие, привлеченные дешевым жильем и близостью соотечественников, поселялись именно здесь для изучения канадских обычаев. Входя в незнакомую культуру, они держались вместе и оказывали друг другу всяческую помощь. Некоторые из них, выучив английский и французский, добивались определенных успехов в делах и переезжали в иные районы. Другие оставались здесь, может, потому, что чувствовали себя увереннее в привычной обстановке или просто были не в состоянии начинать новую жизнь. Сегодня это скопление консерваторов и неудачников пополнилось отрядом разложившихся элементов и хищников — людьми, отверженными нормальным обществом, и теми, кому поиздеваться над другими доставляет удовольствие. Посещают Мейн и аутсайдеры — с разными целями. Кому-то нужно закупить оптом партию какого-нибудь товара, кому-то — съесть дешевый обед, напиться или позаниматься сексом.

Сен-Катрин образует южную границу Мейна. Здесь я повернула направо и подъехала к обочине, у которой мы с Гэбби останавливались вот уже больше двух недель назад. Сейчас было не очень поздно, и проститутки только начинали выстраиваться вдоль дороги. Байкеров я не увидела.

Наверное, Гэбби уже давно меня ждала. Когда, остановив машину, я взглянула в зеркало заднего вида, она, прижимая портфель к груди, чуть не взлетая от страха, бегом пересекала дорогу. Так бегают все взрослые: чуть согнув ноги, наклонив голову. Сумка Гэбби, висевшая у нее на плече, болталась в такт ее неестественно быстрому шагу.

Обогнув машину, она забралась внутрь, закрыла глаза и сжала кулаки, чтобы не дрожали руки. Ее грудь вздымалась. Было понятно, что прийти в себя стоит ей неимоверных усилий. Я никогда не видела Гэбби такой, поэтому испугалась. Преодолевая многочисленные жизненные кризисы, Гэбби нередко драматизировала ситуацию, но ни одна из предыдущих бед моей подруги не приводила ее в подобное состояние.