Страница 8 из 9
В литературе позднейшего времени основное внимание уделялось радикальным высказываниям и экспериментам леворадикальных художников и писателей, но отнюдь не они определяли приоритеты проводившейся большевистской властью культурной политики (в широком смысле слова). Разумеется, в период Гражданской войны главная забота новой власти состояла в том, чтобы обеспечить свое политическое выживание, но как только боевые действия стали стихать, большевистская пресса начала выдвигать на первый план именно культурные задачи, без решения которых невозможно было успешно завершить ни экономические, ни социальные преобразования. Показательно, что активная дискуссия по этим вопросам велась не только столичной партийной интеллигенцией, но даже еще более – в провинциальных городах, где вопросы «культурной отсталости масс» стояли совершенно практически. На фоне военных и политических побед революции, пишет в 1921 г. новгородский журнал «Просвещение и культура», приходится констатировать «мизерные итоги побед на культурном фронте», которые становятся крупным препятствием к успешной борьбе на хозяйственном фронте. В связи с окончанием Гражданской войны настало время «развить генеральное наступление на фронте просвещения»[68].
Речь идет далеко не только о школьном образовании. Столичный журнал «Работник просвещения» в том же 1921 г. подчеркивал, что первостепенной задачей новой власти становится «воспитание взрослого населения страны»[69]. В том же духе рассуждал и руководитель Народного комиссариата просвещения А. В. Луначарский, в ведении которого оказались одновременно школьное и университетское образование, развитие академической науки и поощрение искусств.
В позднейшей советской литературе довольно часто упоминались высказывания Ленина, посвященные необходимости культурной политики. Однако показательно, что цитаты, которые обычно приводятся, относятся к работам 1922–1923 гг. Дискуссия о культуре в партии началась значительно раньше, и в поздних своих статьях Ленин не только высказывал собственное мнение, но обобщал, развивал точку зрения, уже пользовавшуюся широкой поддержкой в партии.
«В то время как мы болтали о пролетарской культуре и о соотношении ее с буржуазной культурой, факты преподносят нам цифры, показывающие, что даже и с буржуазной культурой дела обстоят у нас очень слабо. Оказалось, что как и следовало ожидать, от всеобщей грамотности мы отстали еще очень сильно, и даже прогресс наш по сравнению с царскими временами (1897 годом) оказался слишком медленным, – писал В. И. Ленин в 1923 г. – Это служит грозным предостережением и упреком по адресу тех, кто витал и витает в эмпиреях „пролетарской культуры“. Это показывает, сколько еще настоятельной черновой работы предстоит нам сделать, чтобы достигнуть уровня обыкновенного цивилизованного государства Западной Европы. Это показывает далее, какая уйма работы предстоит нам теперь для того, чтобы на почве наших пролетарских завоеваний достигнуть сколько-нибудь культурного уровня»[70].
В связи с этим лидер советской республики предлагал сократить расходы любых ведомств, чтобы увеличить бюджет Народного комиссариата просвещения и «не скаредничать с увеличением выдачи хлеба учителям»[71]. Однако речь, разумеется, шла не только о распространении грамотности. Целью было не развитие «образования» в узком, техническом смысле слова, а именно Просвещение в широком, этико-философском понимании данного термина. Причем, говоря о «буржуазной культуре» как о чем-то, к чему надо стремиться и чего надо достигнуть, Ленин отнюдь не имел в виду отказ от специфически революционного характера проводимой политики, от ее социального (классового) содержания. «Речь должна идти о той полуазиатской бескультурности, из которой мы не выбрались до сих пор и не можем выбраться без серьезных усилий, хотя имеем возможность выбраться, потому что нигде народные массы не заинтересованы так настоящей культурой, как у нас; нигде вопросы этой культуры не ставятся так глубоко и последовательно, как у нас; нигде, ни в одной стране, государственная власть не находится в руках рабочего класса, который в массе своей прекрасно понимает недостатки своей, не скажу культурности, а скажу грамотности; нигде он не готов приносить и не приносит таких жертв для улучшения своего положения в этом отношении, как у нас»[72].
Иными словами, для освоения передовой буржуазной культуры в специфических условиях России потребовалась именно пролетарская революция. Общественно-политическая система, существовавшая в империи Романовых, не была, конечно, принципиально враждебна народному просвещению в той мере, как считали представители радикальной интеллигенции, но она и не имела внутреннего механизма, формировавшего запрос на широкомасштабные усилия по распространению в массах современной европейской культуры, к которой принадлежало «образованное общество». Консервативная экономика, воспроизводившая еще более консервативный социальный порядок, была способна обеспечивать рост промышленного производства в период, когда спрос на российское зерно создавал благоприятную конъюнктуру на мировом рынке, но этот рост лишь порождал новые противоречия, как социальные, так и культурные, тем самым готовя и приближая революцию.
Радикальные преобразования социальных и экономических структур оказались необходимыми для того, чтобы решить задачи, которые были провозглашены, но не реализованы на практике в дореволюционной России. Неспособность старого режима справиться с задачами развития, став вровень с европейскими державами, принимаемыми самой же отечественной элитой за образец, связана была не только с характером политической власти, консервативной, опиравшейся на традиционные структуры, сохранявшей до известной степени сословный характер, но и с самой природой периферийного капитализма, сложившегося в России. Просвещение масс, накладываясь на социальные и культурные противоречия такого общества, создавало реальную угрозу для элит, поскольку усиливало потребность в повышении вертикальной мобильности, накладывалось на требование перераспределения власти, собственности и влияния в стране.
Слом старой социальной системы, появление нового государства и резкое изменение господствующей идеологии на культурном уровне запустили совершенно новую динамику, породили новые приоритеты. Правительство, созданное революционной интеллигенцией, опиравшейся на рабочий класс и значительную часть крестьянства, не могло не сделать массовое просвещение одним из своих принципов и проводить его в жизнь с настойчивостью и последовательностью, немыслимыми для консервативного режима, опирающегося на традиционную иерархию и ценности.
Революция, уничтожив старые элиты, напротив, создала острейшую потребность в массовом просвещении для того, чтобы новая власть, добившаяся успеха благодаря опоре на социальные низы, смогла обеспечить себя новыми кадрами, а поддержавшим ее массам дать новые жизненные шансы и возможности карьерного роста. Одновременно ускоренное развитие экономики и форсированная индустриализация создавали потребность в новой рабочей силе, не только грамотной (литературно и технически), но и приобщенной к городской культуре. Процесс этот не мог развиваться стихийно, поскольку темпы его были чрезвычайно высоки. Распространяя просвещение, новая власть стремилась одновременно обеспечить себе лояльность приобщаемых к культуре масс. Именно поэтому культурные задачи советской власти представлялись ее сторонникам задачами политическими, и наоборот, политические задачи воспринимались в значительной мере как культурные. Распространение знаний среди масс является способом преобразить их сознание: занимаясь «широкими культуртрегерскими задачами», надо создавать «мощный аппарат политического просвещения»[73]. С одной стороны, на протяжении всего советского периода сохранялся сформулированный еще в 1920-е годы принцип, что «просвещение по своим задачам не может быть аполитичным»[74], но, с другой стороны, авторы первых послереволюционных лет настаивали на том, что для коммунистов «политическая организация, по существу своему, является организацией воспитательной»[75].
68
Просвещение и культура. 1921. № 7–8. С. 3.
69
См.: Работник просвещения. 1921. № 2–3. См. также: Просвещение и культура. 1921. № 7–8. С. 10.
70
Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 45. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1965–1975. С. 363–364.
71
Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 45. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1965–1975. С. 364.
72
Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 45. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1965–1975. С. 364–365.
73
Просвещение и культура. 1921. № 7–8. С. 5.
74
Политпросветработник. 1928. № 3 (8). С. 38.
75
Просвещение и культура. 1921. № 3–4. С. 7.