Страница 61 из 85
– Как тебе здесь нравится? – спросил друг.
С минуту Деодат осматривался: колонны, кипарисы, монахи, деловито пробегавшие туда‑сюда, плеск фонтана. Боль стихла.
– Хорошо, – ответил он. – Мне здесь хорошо. Когда ты должен поехать в Понферраду, Мигель?
– В Понферраду, – Мигель улыбнулся, – в Понферраду мы поедем вместе. Сейчас я должен ехать в Агд, куда доставят нашу разобранную Мефертиссу, чтобы тамошние инженеры ее достроили.
Тут улыбнулся и Деодат.
– Когда? – недоверчиво спросил он, имея в виду Понферраду.
– Это произойдет осенью, – ответил Мигель. – Тогда ты снова встанешь на ноги.
– Мигель, если ты повстречаешь какого‑нибудь французского каменотеса, который едет из Агда на север, отправь его к моим родителям, чтобы они знали, где я нахожусь.
– Это я тебе обещаю, – сказал Мигель и ушел.
Деодат, однако, мысленно не отпускал его. «Мигель, – думал он, – если мне действительно суждено обрести заново силу рук, я клянусь, что применю ее на пути пилигримов в Сантьяго!» – и, пока друг еще не успел далеко уйти, Деодат повторил:
– Я клянусь!
Монахи заботливо ухаживали за Деодатом. Вскоре он был уже в состоянии сидеть. Они подложили ему под спину подушку, и теперь он мог полностью обозревать крестовый ход и сад. В основном его интересовали искусно обтесанные навершия колонн внутри крестового хода, где были изображены скульптурные фризы. Там Иаков пас овец Лавана, чтобы заслужить прекрасную Рахиль. Можно было увидеть и Каина, убивавшего брата своего Авеля.
Еще через две недели у Деодата уже не подкашивались ноги, когда монахи просили его встать. Шаг за шагом он начал ходить.
Повязки на руке и плече Деодата становились все тоньше, наконец он начал двигать рукой, прежде беспомощно свисавшей как плеть. Он сжимал руку в кулак и поднимал булыжники – все тяжелее, все выше. Он нашел жердь и тренировал на ней кисть. Потом он вбил жердь в землю и пытался согнуть ее. Деодату пришло на ум исследовать конюшни и посмотреть, не найдется ли там работа, которую он мог бы выполнять. Однажды больной рукой он почистил скребницей лошадь. Так постепенно Деодат восстанавливая свои силы. Когда у него перестало свисать раненое плечо, он стал таким же крепким молодым человеком, каким был прежде.
В конюшне, кроме лошадей, стояли и пять мулов, у которых на лбу был выжжен тамплиерский крест.
– Куда их отправляют? – поинтересовался Деодат.
– Их отправляют в Лавлане, – ответил один из монахов, работавших на конюшне. – Мы отдадим их в дорогу тому, кто пойдет в Сантьяго.
– Когда же они отправятся? – спросил Деодат учащенно бьющимся сердцем.
– Через две недели, – сказал монах‑конюший и добавил со вздохом: – Если все будет хорошо, ведь эти – сущие черти.
На следующий день Деодат начал ухаживать за мулами; вскоре он так хорошо изучил своенравных животных, что легко справлялся со всеми их капризами, а мулы покорно подчинялись Деодату.
По вечерам же у Деодата так болело плечо, что он подолгу ворочался в постели, безуспешно выискивая удобную позу, чтобы унять боль.
Однажды он привел мулов на огороженный выгон, и, когда они подняли там вихрь сухих листьев, Деодат заметил, что наступила осень.
В этот вечер он связал в узелок те немногие пожитки, которые удалось ему собрать за время болезни, и стал ожидать Мигеля.
Отъезд втроем
В конце недели Жоффруа сунул свой рыжий чуб в дверь конюшни.
– Скажите‑ка, монахи! – весело воскликнул он. – Есть ли здесь человек по имени Деодат?
Братья, познакомившиеся лишь незадолго перед этим и вскоре расставшиеся, сердечно поприветствовали друг друга.
– Откуда ты приехал? Как узнал, что я здесь?
– Недавно в мастерской у моего отца стал работать подмастерье из Шартра, иначе отец не отпустил бы меня постранствовать. Отцу о тебе стало известно от твоего отца. Тот услышал о тебе от какого‑то другого подмастерья, а тот – от тамплиера по имени Мигель. Теперь ты доволен?
– Знают ли мои родители, что у меня покалечено плечо?
– Знают. Я, однако, вижу, твоя рука вновь обретает подобающую силу.
– Как идут дела у моих родителей?
– Они живут хорошо. Много думают о тебе.
– В ближайшие дни я еду в Испанию. Я дал обет. Кроме того, мне нужно где‑нибудь по дороге пристроить этих чертовых мулов. За мной, я надеюсь, скоро заедет Мигель.
– Тогда часть пути я проеду с вами, – сказал Жоффруа, – или, может быть, вы хотите слегка нагрузить этих мулов?
– Нет, не хотим. Но я, сказать по совести, не могу рекомендовать их тебе для верховой езды, или, может быть, ты так хорошо держишься в седле, что совсем ничего не боишься?
– Уж я научу их хорошим манерам, – сказал Жоффруа, показав мулам кулак.
Братья расхохотались.
– У тебя дома все в порядке?
– О, да. К счастью, там ни в чем нет недостатка. Только Жерек не раскрывает уст. При этом растет крепким, как дуб, и обещает стать умелым мастеровым. Он не собирается сидеть сложа руки.
– Я пробуду в Испании несколько лет, – сказал Деодат, – исполню свой обет и вернусь в Шартр.
Через день появился Мигель. Ранним утром он зашел на конюшню Эльнского монастыря. За плечами у него висел плетеный дорожный мешок.
– Можно ехать? – спросил он, посмотрев на Деодата испытующим взглядом.
– Мигель, – воскликнул Деодат, – кто сказал тебе, что я в состоянии ехать?
– Мне говорят это сейчас мои глаза, – ответил Мигель, смеясь, – но сердце мое говорило об этом всегда. Какого мула ты хочешь взять с собой в поездку?
– Вон того черного с отвислым ухом. Светлого я отдам двоюродному брату, который сейчас здесь и хочет проехать вместе с нами часть пути. Светлый не такой упрямый, как остальные.
Еще не наступил полдень, когда они оставили Эльну далеко позади, а темно‑синяя полоса моря стала совсем узкой. Жоффруа попросил разрешения ехать последним. Он сказал, что так будет меньше злиться на мулов и постарается не отстать. Он должен только крепко держаться, а впрочем, может и дремать.
У подножия скальной крепости Пюилоран они переночевали в одном из многочисленных домов тамплиеров, стоявших вдоль этого важного торгового пути, соединявшего моря между собой. Там они впервые увидели, как путешественники платили за ночлег и обед тамплиерскими чеками.
– Весь Запад, – сказал Мигель, заметив любопытные взгляды товарищей, – можно объездить при помощи таких чеков.
– Представьте себе купца, который, подобно нам, собирается ехать из Коллиура в Испанию. Если бы у него не было чеков, изобретенных нашим главным счетоводом, он должен был взять с собой сундук, полный серебра в разных валютах. Он не мог бы кормить ни себя, ни слуг, ни вьючных животных. Могло бы случиться и так, что у вето украли сундук, или сундук упал бы в пропасть с горной тропы в Пиренеях. Тогда ему пришлось бы просить милостыню вместе со своим слугой. Это уже достаточно часто случалось. А вот чеки, на которые он обменяет деньги в доме тамплиеров в своем родном городе, он может спокойно хранить у себя на груди. Но может и без опасения сунуть в сумку, висящую на седле: ведь никто, кроме него, ничего не сможет с ними сделать, так как они снабжены отпечатками пальцев владельца.
– Можно ли эти чеки превратить обратно в деньги, если в чеках больше нет необходимости?
– У торговцев они считаются приравненными к наличным деньгам. Но их можно и обменять в любом доме тамплиеров. Орден берет себе небольшой налог за обмен.
– А что делают в управлениях ордена с чеками, – поинтересовался Жоффруа, – за которые они должны предоставлять путникам ночлег, пищу и корм для лошадей?
– Чеки собирают и дважды в год посылают в ту область, где они выпущены, то есть в главную комтурию своего округа. Там подсчитывают их стоимость и отсылают в главный тамплиерский дом страны, который, как правило, расположен в городе, где находится королевская резиденция. При этом главные тамплиерские дома каждого королевства должны также вести подсчеты и посылать результаты в главный дом, где работают главные счетоводы как Запада, так и Востока. Таким главным домом является дом тамплиеров в Париже, Там находится сокровищница ордена.