Дары Света

Все началось, когда мой мастер привел меня в Орден, где я, в присутствии других Воинов и девяти отцов-основателей принесла клятву и получила свой поток чистого Света. Уже не жалкую нить, а настоящий полноценный поток, затопивший меня невероятной силой, чуть не сбившей с ног. В первое мгновение я испытала нечто сходное с тем, что чувствовала, когда отдавала Свет Алаису через реликвии. Чувство наполненности было чрезвычайным, хотелось выплеснуть излишки. Но еще мгновение, и мое тело умело подавило бушующую силу, закрыв ее в источнике.

Первые странные ощущения появились уже вечером, когда, сидя в ресторации, мы втроем: мой Ормондт, я и Алаис - праздновали окончание испытаний, назначенных нам с моим лордом. Лицо грелось изнутри, даже выступила испарина, и ничто не могло помочь избавиться от легкого жжения, а утром рубцы на щеках стали немного глаже, чуть менее заметны. И так всю неделю. Я подходила утром к зеркалу и, затаив дыхание проверяла, что со мной произошло за сутки. Сначала исчезли шрамы со лба, затем правая щека стала более гладкой, чем левая, а затем рассосались отметины и на ней. Мой крик переполошил весь дом. Бидди даже хотела напоить меня успокаивающим зельем, потому что я хохотала и плакала, как сумасшедшая. Целовала по очереди то Ормондта, внимательно осматривавшего мое лицо, то Бидди, ворчавшую, но довольно мне улыбавшуюся. Я чувствовала себя почти богиней. Когда объявился наш друг, он долго смотрел на меня, изучающее сужал глаза, а потом убил фразой:

- Ты косметикой начала пользоваться?

- Да у меня же шрамы исчезли! - возмущенно воскликнула я.

- Да? А у тебя были шрамы? - поинтересовался он. - А я их даже не видел.

- Ты нагло врешь, - ответила я и расплылась в счастливой улыбке.

- А меня она за такие же слова чуть не убила, - пожаловался Ормондт, обиженно глядя на меня.

- Тебя можно, ты крохе пять лет кровь портил, а я раз в год жалел и сочувствовал, - усмехнулся Алаис и получил небольшой разряд в свое любимое седалище, не от меня.

Насчет порчи крови, Бриннэйн попал в точку. Это были невыносимые пять лет, которые я не променяю ни на что, вот такой вот парадокс. Не знаю, каким ректором был Ормондт, но если таким же, каким был мне мастером, то я искренне жалею студентов. Первые наши уроки прошли в той же атмосфере, что и всегда. И когда на тренировочном бое с поднятым умертвием я повела себя примерно так же, как со слиром во время нашего путешествия, Ормондт довел меня до слез. Отчитывал без крика, совершенно спокойно, но хлестал указанием ошибок, словно кнутом. А когда я, хлюпая носом и демонстративно вытирая слезы, ожидала, что меня сейчас пожалеют, мой мастер предложил мне намотать сопли на кулак, поднял еще двух умертвий и прогнал с ними сражаться. Сам сидел на дереве, ел орехи в сахаре, которые нам дала заботливая Бидди и комментировал мои действия в той манере, в которой разговаривал с Бриннэйном, но не со мной!

Полночи я рыдала, уверенная, что Ормондт меня разлюбил. Он даже ночевать ко мне перестал приходить. Меня жалела Бидди, пока не пришел мой мучитель и не отправил домовиху спать. Тогда у нас состоялся серьезный разговор. Ормондт в достаточно жесткой манере довел до моего сведения, что отныне основная чать нашего общения будет проходить подобным образом, что я должна перестать жалеть себя и ждать поблажек, потому что:

- У нас нет права на ошибку, Айлин. Если через три с половиной месяца я приведу тебя в Орден в том состоянии, в котором ты находишься сейчас, я потеряю тебя навсегда. Если ради нас нужно будет прогнать тебя по трясине Оллаферских болот, я это сделаю. Потом ты можешь отомстить мне за все, за что посчитаешь нужным. Я даже обещаю терпеть смиренно. Но сейчас я обязан быть жестким, и я им буду.

- Я от тебя уйду, - сказала я и сама испугалась того, что сорвалось с моего языка. Впрочем, страшней сало после ответа моего нежного Ормондта.

- Загоняю до такого состояния, что в голове не останется даже места для подобной дури, - совершенно серьезно, даже сухо ответил он. - Я тебя, любимая, не отпущу никогда. Поняла?

- Угу, - кивнула я, хлопая глазами. - А если сбегу?

- Найду, свяжу и закрою в своем замке. Страшно? - усмехнулся мой благородный лорд.

- Ты меня еще любишь? - жалобно спросила я.

- Больше жизни, глупышка, - улыбка на мгновение смягчила суровые черты. - Спокойной ночи, родная, у нас завтра сложный день.

- А что у нас завтра? - с содроганием спросила я.

- Хват речной, - ответил мне мой лорд, поцеловал и ушел в свою спальню.

А я в ужасе уставилась в темноту. Учитель Белфоер рассказывал мне про этого водяного монстра, Ормондт еще и показывал. Жаба с меня ростом, да еще и полный рот клыков, жуть! Вот так мы и занимались.

Зато, когда явились в Орден, магистры, глядя на ледяную физиономию Ормондта и на мою злобную, довольно покивали головами, отвели меня в лабораторию, чтобы изменить состав крови. А потом подключили к слабенькой нити чистого Света, но и ее мне оказалось достаточно, чтобы некоторое время ошалело пытаться подавить взбесившийся Свет. Но один взгляд льдисто-серых глаз, и я начала вспоминать, как подавить блокировать собственную магию и заменить ее на силу чистого Света. На смену уровня и для демонстрации моих успехов в Орден мастер приводил меня и дальше каждые полгода. А через год от начала обучения, Ормондт первый раз привел меня в зал иллюзий. Мой восторг сменился страхом уже после первого монстра, потом раздражением, потом злостью на собственного мастера. В какой-то момент я поняла, что тихо ненавижу его, продолжая неистово любить. Вот такое противоречие чувств.

Жаловалась я только Бриннэйну, он всегда знал подход ко мне, возможно причиной тому стало наше временное единение по крови. Но даже Бидди я не намекала, как мне тяжело. Нет, не учение, с этими трудностями я смирилась быстро. Во-первых, мне и не через такое приходилось проходить, а во-вторых, Ормондт был прав, это было наше испытание. И все-таки бесконечно тяжело видеть того, кого любишь всем сердцем далеким и холодным, как само ночное небо. Раз по десять за месяц мне приходилось уговаривать себя, что так надо, и мой лорд так отстранен только потому, что этого требуют условия испытания. К тому же невозможно было не признать, что будь он со мной мягок, я бы не стала эмоционально сильной, не стала бы самостоятельной. И все же это ранило. И порой равнодушный взгляд льдисто-серых глаз замораживал тогда, когда я искала в нем согревающую искру тепла. Ормондт Ронан провел меня через Тьму, трясину Оллаферских болот и огненную долину семи вулканов, не сдерживая злости, если я подставлялась под удар, не жалея моего самолюбия, если я была неправа, не закрывая от опасности, вынуждая заглядывать ей в глаза. Я научилась быть сильной во всем. Я повзрослела.

И лишь рядом с Алаисом, появлявшимся раз в год с бутылкой вина для Ормондта и коробкой сладостей для меня, я позволяла себе расслабиться и даже иногда поплакать. Просто он знал, куда надо нажать, чтобы я раскрылась. Но после наших разговоров становилось легче, и я, уставшая от ежедневных истязаний, от нечисти, от Тьмы и холодности любимого, снова начинала улыбаться, готовая сражаться дальше за наше с Ормондтом будущее.

А за ночь до моего вступления в Орден в мою спальню вошел мой лорд. Он взял меня за руку и долго сидел, молча глядя на меня. Не скажу, что я не испугалась этого молчания, но я уже была не та Айли, что краснела и дрожала при каждом удобном и неудобном случае. И попробуй на меня сейчас напасть лорд Кетер, моим ответом на домогательства стал бы уже не сорванный голос, а свернутая шея мерзавца. Потому я стойко ждала, что скажет Ормондт, сохраняя на лице легкое равнодушие.

- Я замучил тебя, родная? - тихо спросил он, поглаживая мою ладонь. - Наверное, ты теперь меня ненавидишь после вего, через что я тебя протащил?

После этих слов я села и растерянно посмотрела на него.

- Ты все еще хочешь остаться со мной? - продолжил Ормондт.