Давид Юм

Порок и добродетель, согласно исходным установкам Юма, не есть нечто объективное. Моральные оценки и не истинны и не ложны, а просто «имеются налицо», подобно тому как «имеются налицо» побуждения, взгляды и поступки людей. И задача этики состоит в первую и главную очередь в том, чтобы описать, какие, где и когда у людей бывают моральные импульсы, как и когда поступают они в соответствии с этими импульсами или же вопреки им. Юм доказывает необходимость построения этики как описательной (дескриптивной) дисциплины.

1. Проблема этического дескриптивизма

Стремясь к разработке дескриптивной этики, Юм имел в виду максимально приблизить ее как науку к фактам и освободить ее от произвольных и бесплодных спекуляций. И мы найдем во второй и третьей книгах «Трактата о человеческой природе», а также во втором «Исследовании…» Юма (вместе с примыкающими к нему важными «Дополнениями») массу очень тонких и интересных наблюдений из области эмоциональной психологии людей, большое количество фактов из сферы соотношений, контрастов и взаимопереходов человеческих аффектов и страстей.

Как мы можем оценить в общем дескриптивизм Юма? Прежде всего надо заметить, что к созданию науки о морали невозможно даже и подойти, если не проделано предшествующего описания того, как люди в различные периоды истории вели себя в моральном отношении, как они оценивали свои собственные поступки и поступки других лиц и какие у них были представления о морали и моральном идеале. Исторический материал дает основу для выводов о том, в каком направлении изменялись моральные взгляды тех или иных слоев и классов общества в ту или иную эпоху, а эти выводы в свою очередь дают богатую пищу для дальнейших теоретических обобщений. Поэтому было бы неверно отрицать в пропаганде Юмом этического дескриптивизма наличие определенного рационального момента, не говоря уже о том, что одна из прогрессивных сторон этих его взглядов заключалась в их критической направленности против крайне идеалистических и прямо спиритуалистических построений Кларка, Кэдворта, Уолластона и других религиозных доктринеров в английской этике XVII–XVIII вв.

Но бесспорно, что одной только дескриптивной этики для создания целостной, а тем более практически значимой этической системы недостаточно при любых условиях. Что касается Юма, то его дескриптивизм с самого начала был окрашен в агностические тона, и потому в его сочинениях заметна тенденция только дескриптивной этикой и ограничиться. Агностик Юм в принципе не верил в возможность ни теоретической, ни нормативной этики как разумно (рационально) разработанной системы. Юм изгоняет разум и из самого морального сознания людей, отрицая его функцию руководителя поступков и мнений.

Абсолютизация дескриптивизма идет у Юма рука об руку с набросанной им неприглядной картиной человеческой природы: он доказывает, что люди слабы и неустойчивы, непоследовательны и капризны, находятся в плену своих страстей и страдают от случайной игры управляющих ими ассоциаций. «Из слабостей, свойственных человеческой природе, наиболее всеобщей и бросающейся в глаза, — замечает Юм, — является та, которую обычно называют доверчивостью, иначе говоря, крайняя готовность верить свидетельствам других людей» (19, т. 1, стр. 213), так что людям чаще всего приходится довольствоваться не знаниями, а лишь верованиями и субъективными пристрастиями.

В этой концепции «унижения человека» Юм соединил фатализм французских материалистов со своим агностицизмом: фатально действующий ассоциативный механизм, обращенный на случайное содержание потока субъективного опыта, не может привести ни к какой теории морального поведения и дает возможность только описания последнего.

Не приходится удивляться тому, что современные нам представители неопозитивистской этики, так называемые «эмотивисты», проявили самое пристальное внимание к изложенным выше рассуждениям Юма. Они полностью одобряют его тезис о том, что «порок и добродетель могут быть сравниваемы со звуками, цветами, теплом и холодом, которые, по мнению современных философов[9], являются не качествами объектов, но перцепциями нашего духа» (19, т. 1, стр. 617–618). Но наибольший восторг вызывает у них концовка I главы I части третьей книги «Трактата о человеческой природе», где Юм писал следующее: «Я заметил, что в каждой этической теории, с которой мне до сих пор приходилось встречаться, автор в течение некоторого времени рассуждает обычным способом, устанавливает существование бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих: и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно есть или не есть, не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки должно или не должно. Подмена эта происходит незаметно, но тем не менее она в высшей степени важна. Раз это должно или не должно выражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него» (19, т. 1, стр. 618). Поскольку авторы всех существующих теоретических и нормативных систем этого основания не указывают, а указать его они и не в состоянии, их системы должны быть отброшены с порога.

По поводу приведенной цитаты «эмотивисты» сочинили много статей, увидев в ней не только оправдание узкого дескриптивизма, но и обоснование полной автономии теоретической этики, если бы такую кто попытался построить вновь. Иными словами, Юм предвосхитил не только Канта, но и Д. Мура. Действительно, спустя полтора столетия после Юма неореалист и духовный отец «эмотивизма» Д. Мур утверждал, что суждения оценок и норм не вытекают из суждений о фактах. Мы можем признать, что некоторая доля истины в неопозитивистских комментариях к этике Юма имеется (ср. 38, стр. 55, 245; 30, стр. 89–97).

Но в действительности дело обстоит гораздо сложнее. Во-первых, Юм отрицал возможность фактического обоснования не для всех суждений, относящихся к этике. Ведь, согласно его убеждениям, суждения дескриптивной этики как раз могут и должны полностью опираться на факты, правда факты чисто психологического характера, и в этом смысле вытекать из них. Собственно говоря, задача описательной этики и состоит в том, чтобы эти факты описывать с возможно большей точностью. Во-вторых, считая, что ценностные суждения не вытекают, то есть не дедуцируются из суждений, фиксирующих факты поведения и взгляды людей, Юм никогда не утверждал, что ценностные (в том числе моральные) суждения и суждения о фактах логически несовместимы друг с другом. Когда «эмотивисты» приписывают Юму последнее, они совершают явную передержку. В-третьих, специалисты, работающие в наши дни в области так называемой деонтической логики, доказали, что принцип полной автономии теоретической этики от этики дескриптивной не имеет, строго говоря, отношения к логике и представляет собой внелогический постулат, который не находится ни в соответствии, ни в противоречии с современным нам пониманием логического следования. Поэтому отрицание принципа автономии логикой как не запрещается, так и не требуется, и логически переход от суждений типа «…есть…» и «…не есть…» к суждениям типа «…должно…» и «…не должно…» вполне допустим и правомерен. В этом переходе в принципе нет никакой логической ошибки, и все зависит от того, насколько этот переход обоснован в каждом конкретном случае.

К этому должно быть сделано важное добавление. Как показано историческим материализмом, зависимость теоретической и нормативной этики от описательной далеко не изначальна, потому что она в свою очередь зависит от социально-классовой ситуации и позиции как этика-теоретика, так и этика-дескриптивиста. Когда эти два ученых соединяются в одном лице, названная вторая, самая фундаментальная, зависимость не исчезает, и ею определяется через различные опосредствующие звенья как точка зрения, с которой осуществляется дескриптивное исследование, так и позиция, с которой проводится теоретическое построение.

9

Под «современными философами» имеются в виду такие философы, как Д. Беркли. — Прим. И. Н.