Страница 59 из 76
Я не могу быть справедливым к Дмитриевскому. Мы видели его «счастье». Мы видели, как победители занимали кресла Их Превосходительств, чтобы повторить «путь наверх». Мечтатели, которые своими и чужими жизнями мостили путь, опять проиграли.
Картина шестая. Будущее
Эталон утопического коммунизма хранит каинову печать. По-иному быть не могло: слишком он напоминает рай, а рай был придуман рабами и для рабов.
«За добро платили добром, потому что зла нигде не было. Военных преступников переработали на мирные нужды, а милитаристы перевоспитались и охраняли мир. У всех все было, поэтому никто ничего не воровал, и тем не менее все работали. Не дрались, не пили, не курили, не ругались, а врали только из гуманизма»(3).
Построенный «мир великой мечты» скучен невообразимо, и вот уже черный звездолет «Хана всему» бесчинствует во Вселенной.
Классическая утопия, порождение шестидесятых…
А если мир будущего не только сложен, не только прекрасен, но необычен и страшен? Страшен, потому что не является миром мечты рабов.
Потому что неустойчив, балансирует на грани катастрофы. Потому что это мир свободы, немыслимой без риска. Потому что он требует от человека гораздо большего, чем мир существующий.
Точка отсчета зафиксирована.
Рассказ кончается: Валерьянка находит в холодильнике ананас и шоколадный торт.
ЛИТЕРАТУРА
1. Из современной ирландской поэзии: Сб. Пер. с англ. — М.: Радуга, 1983.
2. Акутагава. Новеллы. — М.: Художественная литература, 1974.
3. Веллер М. Хочу в Париж: Сб. рассказов. — Рукопись.
4. Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. — «Новый мир», 1989, №№ 8-11.
5. Стенографический отчет о первой сессии Верховного Совета Союза ССР. (Заседание второе. 10 июня 1989 г.) — «Известия», 1989, № 163.
6. Соргин В. Интервью. — «Аргументы и факты», 1989, № 37.
7. Муравьев В. Предыстория. — В кн.: Толкиен Д. Р. Р. Хранители. М.: Радуга, 1988.
8. Оруэлл Д. 1984. — «Новый мир», 1989, №№ 2–4.
9. Лазарчук А. Опоздавшие к лету. — Рига.: Астрал, 1990.
«Бессмертные» в своем кругу
Послесловие к сборнику Бориса Штерна «Сказки Змея Горыныча», который должен был стать шестой книгой в серии «Новая фантастика», но, как и книга Веллера, издан не был. Впрочем, включенные в него произведения хорошо известны читателям по другим публикациям. А теперь они могут ознакомиться и с мыслями Сергея Переслегина по поводу центрального произведения сборника — повести «Записки Динозавра»
© Сергей Переслегин, 1994
Нет сомнения, что мне нередко случается говорить о вещах, которые гораздо лучше и правильнее излагались знатоками этих вопросов.
Анахронизм: ажиотаж вокруг «звездных войн» благополучно закончился в восьмидесятых, когда в стране появились видеокассеты; рокеры, возможно, доживут до полета к Марсу, который американцы планируют на 2019 год, но название сменят по крайней мере трижды. Б. Штерн сознательно не хочет привязывать героев к определенной дате.
Он использует грамматическую форму настоящего продолженного времени: действие длится, и неизвестно, когда закончится. События, изображенные в «Записках динозавра», всегда происходят сегодня.
Наука
«…содержимое нашего эшелона в переводе на послевоенные годы стоило побольше всей танковой армии Гудериана»(1).
«Это свет Человеческого Разума. Это он привел тебя в могилу. Брось его»(2).
«…газовые атаки — по науке; Майданеки и Освенцимы — по науке; Хиросима и Нагасаки — по науке. Планы глобальной войны — по науке, с применением математики»(3).
«Доказательство верности теории можно получить лишь в том случае, если события будут идти своим чередом и произойдет предсказанная катастрофа»(4).
«Мне не раз приходилось здесь слышать, что точная наука берется разрешить все проблемы человечества… Чудовищная стоимость, сложность и энергетическая потребность ваших приборов давно превысили истощенные производительные силы планеты и волю к жизни ваших людей!»(5)
«Вначале была длинная цепь наблюдений, рассуждений, анализов, затем снова наблюдений — над реальной обстановкой, затем отвлеченные вычисления, решение уравнений, выведенных великим Максвеллом в прошлом столетии, и в результате — точный математический расчет, который показал, что для уничтожения фирмы Крафштудта необходим… карандаш 5Н! Разве не удивительная наука теоретическая физика?!»(6)
Подобно другим фундаментальным понятиям, термин «наука» используется для обозначения нескольких совершенно разных категорий.
Во-первых, наука — это одна из сторон процесса познания — та, что описывает объективную сторону мира.
Во-вторых, наука — это совокупность всех результатов, полученных с использованием методов, признаваемых за научные. Следует подчеркнуть, что если философия требует от научного познания лишь объективности (обобщенной относительности), сложившаяся система ценностей накладывает на ученого значительно более жесткие ограничения. Так, не принято рассматривать построения, основывающиеся на логике, отличной от аристотелевой.
Наконец, наука — это, как было принято писать в учебниках политэкономии, «самостоятельная производительная сила», то есть — объединение людей и средств производства, в качестве которых выступают помещения институтов и лабораторий, полигоны, вычислительная техника и все прочее движимое и недвижимое имущество, находящееся на балансе. Иными словами, наука — то, за что получают деньги ученые. (Логического «кольца» здесь нет. Ученые определяются не как люди, занимающиеся наукой, а как специалисты, получившие соответствующее образование и занимающие должности, входящие в определенный номенклатурный список.)
Сущности, определенные выше, попарно антагонистичны. Нельзя познавать мир, оставаясь в рамках догматической логики. Нельзя познавать мир, когда это входит в круг должностных обязанностей и регулируется совокупностью правил и нормативных инструкций. Нельзя подчиняться одновременно административной и формальной логике.
В отличие от пары противоположностей, триада вполне устойчива и может существовать, не развиваясь, — сохраняя структуру отношений. Так оно и происходит.
Феномен творчества
Приходится подвергнуть сомнению творческий характер науки. «Гений — это 99 % трудолюбия и 1 % таланта». А, собственно, для чего нужен этот процент?
Все задачи, которые возникают на практике, и абсолютное большинство теоретических проблем конкретны. Конкретные задачи могут быть сложны технически, но методы их решения стандартны и известны (должны быть известны) любому выпускнику ВУЗа. Поэтому наука в рамках третьего, да и второго определений — это квалифицированный, но не творческий труд[43].
Неверно определить творчество просто как создание нового: школьник, решая задачку, производит информацию того же типа, что и аспирант, работающий над кандидатской. Недостаточно определить творчество и как отыскание новых методов, поскольку можно представить себе «метод создания методов» — совокупность стандартизированных правил, выводящих новую сущность из уже известных. (Морфологический анализ, ТРИЗ и его приложения.)
Во всех известных мне определениях игнорируется (по молчаливому соглашению) важнейший момент: творчество — это создание новой информации, связанное с риском.
«Это все, что осталось от нашей лаборатории лучевой защиты: пустырь да труба… Впрочем, кроме трубы от нашей лаборатории осталось мемориальное кладбище, а на кладбище восемнадцать невинных душ, захороненных в свинцовых гробах»(1).
Лишь одна из форм риска.
43
Представление о повсеместной необходимости творчества — обломок мифа шестидесятников, послевоенного поколения, которое «ударилось в фантастику и падало с голубятен, наблюдая первый искусственный спутник Земли»(1). Вряд ли авиапассажиры желают, чтобы в течение рейса нашлось место для творчества пилота. Цену творческой активности операторов АЭС мы, кажется, усвоили: яблони, которые так и не зацвели на Марсе, перестали цвести на Украине.