Страница 29 из 46
Когда мы проплывали мимо, я старалась получше разглядеть необычную фигуру, украшавшую нос корабля. Верхняя ее часть — сильный мужской торс, а нижнюю покрывала длинная шерсть. Одна нога с раздвоенным копытом была перекинута через плечо. Волны перекатывались через фигуру, вода струилась по лицу. Создавалось впечатление, что фигура оживает, а судно движется.
По традиции команда, проходя мимо «Фарсунда», обязательно разыгрывает новичка. Эта же участь постигла и меня. Меня спросили, куда, на мой взгляд, направляется «Фарсунд». Глядя на волны, разбивающиеся о нос и скатывающиеся по бортам, я подумала, что судно мчится вперед. На самом деле оно постепенно опускалось вниз, на дно.
Не будь здесь, на отмели, «Фарсунда», опасность могла показаться нереальной. Возникало ощущение, что с тобой ничего не может случиться. Однако тысячетонный корабль, потерпевший крушение, стоял перед нами там, где пыталось проскочить наше восьмидесятитонное грузовое судно, а вокруг бушевало море, мчались волны и с грохотом разбивались о дюны. Выглянуло солнце и осветило зеленоватые отмели. Наиболее глубокие места окрасились в голубой цвет, а над отмелями пенились белые гребни волн.
Островитяне громко кричали, когда на наше судно обрушивались волны. Их страх передавался всем, даже старому Биллу Баррету, который стоял на носу судна. Порой он с опаской поглядывал на распростертых на палубе людей, а затем снова продолжал командовать:
— Малый вперед! Теперь назад! Еще, еще, еще, чуть-чуть! Хорошо!
Когда судно развернулось, то стали видны отмели, по которым оно только что прошло. Возможно, из-за этих ужасных отмелей Бейбел кажется особенно прекрасным, ведь, когда идешь через них, перед тобой все время маячат две вершины и ты знаешь, что там нет проклятых отмелей. Вскоре начинает казаться, будто ты не видел в жизни ничего прекраснее этого голубого острова.
Малую вершину охотники называют Хай Хилл (Высокая гора), а большую — Шарк Маус (Акулья Пасть). У подножия Высокой горы находится Биг-Галч (Большое ущелье). Там на скале стоит дом Фил, сестры Леса. Одно время она плавала вместе с ним на «Шиэруотере» в качестве повара. Приехав сюда, она открыла лавчонку, которая во время охотничьего сезона снабжала охотников продовольствием. В доме Фил находили приют санитарные инспектора и скупщики птиц. Ее гостеприимством воспользовалась и я.
Кое-что на «Шиэруотере» все еще напоминало о ее пребывании на корабле: и формочки для желе (используемые для полировки деревянных деталей), и пирожницы (их вставили между обшивкой, чтобы она не скрипела), и остатки заплесневевшего варенья, и молотый мускатный орех, и разные приправы, о которых я понятия не имела, а она, видимо, находила им применение. Лишь однажды я удостоилась комплимента Леса, когда он, осмотрев надраенные мною полы, сказал:
— Чисто, почти как у Фил.
После этих слов Леса мне очень захотелось познакомиться с Фил. Я увидела красивую девушку, она — единственная естественная блондинка, которую мне когда-либо приходилось встречать. Ее кожа, как пишут в рекламе, была «светло-персикового цвета», к тому же Фил отличалась остроумием. В ней было столько очарования, что ее физический недостаток — хромоту, которой она страдала с детства, — вскоре перестали замечать, хотя при ходьбе она сильно сутулилась. Фил легко скользила, ловко балансируя руками, опираясь на спинки стульев и хватаясь за косяки дверей. Она никогда не сидела без дела: то пекла хлеб, то убирала дом. Она азартно играла в карты и часто обыгрывала охотников.
В ее доме жил Лидэм Мейнард. Она любила подшутить над ним, устраивала ему всякие сюрпризы. Он же обожал ее, молча выражая свои чувства. Однажды мне удалось стать свидетелем интересной сцены. Лидэм отлавливал птиц на Высокой горе и нанизывал их клювами на заостренную палку. Мужчина обычно может нести от сорока до пятидесяти птиц. Каждая птица весит около килограмма, поэтому все вместе они составляют порядочную тяжесть, и при этом охотнику приходится шагать не по гладкой, а по изрытой норами земле.
Как-то я сидела на камнях и наблюдала за действиями Лидэма на горе. На мне была большая шляпа, которую я нашла в доме у Фил за дверью. Должно быть, в этом наряде издалека я была похожа на Фил. Лидэм считал, что только самое хорошее достойно ее внимания. Если обычно мужчина может нести одну связку птиц, то он прихватил две. Положив на каждое плечо по одной, он стал спускаться по склону горы. При этом он старался держаться прямо и не сгибаться под тяжестью груза. Его смуглое и загорелое лицо и грудь блестели на солнце, на черных волосах играли блики. Он шел, и на лице его сияла улыбка. Однако все это предназначалось не мне, и когда он увидел, что это не Фил, то перестал улыбаться.
Через несколько лет изувеченное тело Лидэма вытащили из реки Тамар, той самой реки, в водах которой обнаружили и тело Клифа Эверетта. (Клиф — кейп-барренец. Доктор Норман Тиндейл из Аделаиды высоко оценил помощь Клифа в проведении этнологических исследований островитян в 1939 и 1949 годах. Норман Тиндейл признал, что без Клифа эти исследования были бы неосуществимы.) В обоих случаях следователю ничего не оставалось, как констатировать смерть по неизвестной причине.
Беатрис Эверетт, вдова Клифа, прибыла на «Алисии». Мы заметили это маленькое рыболовное суденышко, когда оно было еще далеко, и наблюдали за тем, как «Алисия» пробивается сквозь волны. Суденышко то взлетало, то снова исчезало в волнах, и тогда виднелась лишь мачта. «Алисия» подошла к берегу. На палубе, излучая улыбки, сидели Беатрис и Минни.
— Я всегда лучше себя чувствую на маленьких судах, — сказала Беатрис, после того как благополучно сошла на землю.
Однако не все разделяли мнение Беатрис. Так, владелец судна Джим рассказал, что ему пришлось закрыть двух девушек в трюме, так как в то время, когда судно проходило отмели Ванситтарт, они от страха готовы были выпрыгнуть за борт.
«Маргарет Туэйтс» ушла, а за ней следом, доставив птицеловов на берег, отбыла и «Алисия». Утром, после завтрака, мы с Фил мыли посуду. Вдруг к нашему дому подошла группа островитян. После длинного обращения они вытолкнули вперед четырнадцатилетнего мальчика. Он прыгал на одной ноге, так как ступня другой была разрублена.
— Я случайно разрубил ее топором, — сказал он, как бы извиняясь.
Пока Фил искала кусок чистой материи, я разрезала башмак и носок. Клод Мэнселл, так звали парнишку, прекрасно держался. Он ни разу не пожаловался, пока я промывала ногу, хотя боль, видимо, была невыносимой. В конце концов я не выдержала:
— Ты покричи, ради бога, покричи!
Нога была очень грязной, поэтому мне хотелось, как можно чище промыть рану, но она сильно кровоточила.
Островитяне оставили нам мальчика и пошли по домам. Один из них вскользь заметил, что за последние два года на острове было два случая столбняка. Один парень умер, а Фил потеряла палец на руке.
— Это произошло года два назад, — сказала Фил. — Как я ни спешила поскорее добраться до доктора на лодке, палец пришлось все-таки ампутировать.
Мы оказались с Фил перед дилеммой: то ли накрепко перебинтовать ногу и тем самым остановить кровотечение, то ли оставить рану открытой и продезинфицировать ее во избежание столбняка.
Рана была между первым и вторым пальцами. Я плеснула на рану воду и за долю секунды, пока ее не залило кровью, разглядела, что грязь топором вбита в рану. Я подумала, что мальчик может погибнуть, если не удастся отвезти его к доктору.
— Мальчика нужно срочно везти в больницу, — решительно заявила Фил.
Фил куда-то отправилась, и ее долго не было. Когда она вернулась, мы пообедали. На обед у нас были «лунные птицы». Потом я осталась с мальчиком, а Фил снова ушла. Хотя мы приподняли ногу мальчика довольно высоко, кровотечение не прекращалось. Кусок материи, который мне дала Фил для перевязки, уже пропитался кровью.
Наконец она вернулась и сказала:
— Пришло судно. Сейчас мы отправим мальчика в больницу.
— Судно? Какое судно?