Кричи

Ещё нет, хочет сказать Питер.

Ещё не рухнул, детка, но процесс запущен, и он необратим.

Ты сгоришь, как сгорел когда-то я. И горю по сей день.

- Идём, - говорит он вместо этого.

- Пора домой, - говорит он.

***

В ней ничего не болит достаточно сильно, чтобы наконец-то умереть.

Чтобы выключить своё сознание. Чтобы выключить всё это. Чтобы прекратить болезненно содрогаться каждый раз, как сочащийся край раскрытой раны, когда мысли возвращаются к нему.

Проходят сутки.

Двое.

Проходит неделя, и Скотт наконец-то находит зацепку.

Стайлз звонит ей и выпаливает в трубку что-то о том, что всё пошло наперекосяк, то есть нет, всё как раз складывается как надо и “о боже мой, Лидс, мы оказались правы, это Питер, это сраный Питер!”.

Она говорит: слава богу, это всё закончится.

Она говорит, что она так устала. Что у неё уже голова раскалывается от всего этого дерьма. Она говорит это с закрытыми глазами, прижимая к уху телефон, и старается дышать ровно, не давать сердцу сбиться с привычного ритма.

А потом откладывает мобильный и впивается ногтями в ладони с такой силой, что отнимаются пальцы.

Она садится на свою постель и вспоминает ту ночь, когда они с Питером возвращаются в Бейкон-Хиллз из церквушки на окраине. Вспоминает, как пальцы заводят машину, как Питер садится рядом на переднее сидение и устало откидывает голову на подголовник.

Вспоминает, как он поворачивает голову и смотрит на неё половину пути, словно хочет сказать что-то. То ли извиниться, то ли убить каким-нибудь из его острых словечек.

Вспоминает, как дрожат собственные руки, резко выворачивающие руль, стоит Ауди вылететь на мост не меньше, чем под семьдесят миль в час.

Рывок Питера, его тяжёлое тело, отпихивающие её руки ладони, реакция мгновенная, а Лидия уже рыдает, практически в голос, потому что в её сознании автомобиль не останавливается впритык к бордюру, а проламывает его капотом и летит в чёрную бездну, усеянную острыми камнями в самом низу обрыва.

Она рыдает, пока Питер молчит и тяжело дышит.

Она рыдает, пока Питер хватает её за плечи и встряхивает, орёт ей: что ты делаешь. Орёт: идиотка. Орёт: я убью тебя.

А она просто рыдает, как маленькая дрянь, только что едва не прикончившая их обоих.

Она так сильно хотела этого.

Она так сильно хотела закончить всё это.

Лидия пытается вспомнить, и не может. Как оказалась в руках этого чудовища, который уже через несколько секунд прижимает её к себе. К слишком горячему, слишком сильному, слишком живому телу для того, кто умирал уже дважды.

Наверное, это не так уж и страшно - умирать, - раз Питер так упрямо возвращается к жизни каждый раз.

Не так страшно, как вдруг ощутить свои руки в его волосах.

Найти своими губами его губы и замереть, чувствуя, как они тут же перехватывают, возвращают, углубляют поцелуй. Даже не задумываясь. Все мысли сейчас сосредоточены на том, что в этот момент Ауди должна была разорваться на мелкие горящие кусочки где-то далеко внизу. Все мысли сейчас разбиваются вместе с автомобилем о камни, пока Лидия сжимает руками ткань хейловского свитера и стаскивает с напряжённого тела, толком даже не распробовав вкус его губ.

Она не хочет запоминать его.

Она не хочет запоминать о нём ничего.

Она слышит своё сердце и дыхание оборотня на своей шее, этого вполне достаточно для момента, о котором она даже не вспомнит через несколько часов.

Это не чудовище, это не монстр в человеческом обличье. Это мужчина, который подхватывает её под бёдра и перетаскивает на своё сидение, на свои колени, а затем шарит рукой под креслом, и спинка падает вниз - они падают за ней.

Лидия вспоминает, как задевает ногой магнитолу и по салону разливается какая-то из песен Ланы Дель Рей, которой было так много в её плеере до того, как в голове не поселилась лишняя масса собственных мелодий и голосов. Как Питер смеётся в её губы, как она съедает этот смешок и чувствует - горячие руки пробираются ей под юбку, задирая ткань на талию, и сминают материю трусов в кулак.

Секс с Питером - это не что-то чувственное и элегантное, как его любимый “Талламор дью”.

Это не плавная разогретая ирония, к которой он привык.

Это даже не грациозные изгибы, чувственные прикосновение и нежные поцелуи, которые подошли бы Лидии к её чёрному коктейльному платью или деловому костюму с вызывающе-ярким галстуком на груди.

Секс с Питером - это отчаянный звериный трах в наполовину снятой одежде, с рычанием и сорванными голосовыми связками. Трах людей, которые только что едва не погибли, и наверняка этого не было в их блокнотах с делами на день.

Она яростно движется на нём, впиваясь ногтями в горячие плечи, не отрывая глаз от запрокинутого лица оборотня, от вздувшихся вен на крепкой шее, с которой медленно сходит каждая из отметин после её губ. От опущенных век и напряжённо изломанных бровей. Она движется на крепком члене резко и сильно, от чего почти больно где-то внутри, и смотрит смотрит смотрит, она никогда не устанет смотреть, как часто он облизывает нижнюю губу, втягивая её в рот время от времени. Как приоткрывает глаза и глухо рычит, встречаясь с ней взглядом.

Лидия обхватывает себя руками и вспоминает, как от животного хрипа в груди Питера задрожали её внутренности, как голубые глаза вспыхнули в темноте, а сильные руки ухватили её за бёдра и несколько раз резко насадили на себя, после чего тело скрутило в таком сильном оргазме, что показалось, будто стёкла машины сейчас вылетят из дверей и разорвутся на части, полосуя кожу, одежду, салон и весь мир снаружи.