Страница 7 из 27
— Дурень, гони дальше!
Миновали деревню. Это был последний населённый пункт перед окопами немцев. Здесь удалось вырваться. А как там, впереди? Перепуганный ямщик сказал:
— Может, возвернуться нам в Барановичи? Ей-бо!
— Возвращаться поздно. Второй раз живыми не выпустят. Погоняй!
— Господи, помоги! — перекрестился мужик и ударил лошадь.
Вскоре Немети, сидевший лицом вперёд, толкнул Урасова локтем:
— Володька, достань вторую бутылку.
Острый взгляд Лайоша первым заметил четыре фигуры. Да, здесь уже была передовая линия окопов. И солдаты, подошедшие к саням, были в касках. Они приплясывали, взбивая сапогами снег.
— Вайнахтен, вайнахтен!
Владимира словно осенило: он сразу протянул бутылку самогона и запел только что услышанное от сержанта:
О танненбаум, о танненбаум!
Во грюн зинд дайне цвайге!
Солдаты тут же подхватили рождественскую песенку и тут же, прямо из горлышка, глотнули ядрёного самогона, забившего дыхание. Отдышавшись, один из солдат показал рукой на восток:
— Туда? Давай, давай!
Ямщик тут же рванул сани.
— Ну, пронесло! — облегчённо вздохнул Владимир. — Слава богу!
— И самогону, — добавил Лайош с улыбкой.
Серая темнота окутала всё. Ямщик всё ещё торопил, погонял лошадь, а потом, убедившись, что опасность действительно миновала, поехал тише, время от времени останавливался, проверял дорогу. Владимир тоже не раз слезал, качал головой;
— Слабая дорога, давно тут никто не пробирался.
Мороз крепчал. Владимир и Немеги тесней прижимались друг к другу.
Вскоре дорога совсем потерялась, пробирались наугад. Вдруг попали в какую-то канаву, сани упёрлись во что-то. Взяли левее — ни с места, потом правее. Раздался треск. Ямщик густо выругался.
— Оглобля полетела! Теперь пеши итить до деревни.
Кое-как связали оглоблю верёвками. Лошадь потащила пустые сани, следом пошли все трое.
Увязали в снегу, снег облепил ноги до колен. Лёгкие пальто насквозь продувал ветер. Холодно!
Ямщику же было даже жарко: тёплый тулуп, валенки!
Друзья старались ускорить шаг, но за ними не поспевал ямщик с лошадью («сани совсем оторвутся»), приходилось, пробежав вперёд, снова возвращаться.
ВСТРЕЧА НА ПОСИДЕЛКАХ
Деревня показалась неожиданно. Владимир и Немети прямо-таки наткнулись на крайнюю хату: нигде ни огонька, всё заметено снегом. Даже собаки не брехали. Прильнули к занавешенному изнутри окну. Что-то едва— едва просвечивает. Постучали.
Дверь открыл мужчина, не спрашивая кто.
— Пустите малость обогреться.
— Заходите. У нас ноне людно.
В большой комнате вдоль стен на лавках сидели парни и девчата. В плошках горели лучины. Посиделки. Молодёжь вполголоса пела какую-то песню. Увидя незнакомых, прервали песню, ответили на приветствие, подвинулись, освобождая места. Две или три девушки сидели за прялками.
— Откуда вы? — только теперь спросил хозяин.
— И? Барановичей, — ответил Владимир и, чтобы не было других расспросов, сказал: — К родне едем в Минск. Пленные. Да, как назло, оглобля сломалась. Достанем у вас оглоблю?
— Может, у Куценко. Или у этого кузнеца. Мишкой звать.
Хозяин сказал, где они живут. Ямщик направился туда. Владимир чувствовал, как согревается закоченевшее тело: его и Немети посадили возле печи, и он всей спиной впитывал её тепло. Постепенно разговорились. Спросили про житьё-бытьё, про женихов, про невест.
— Женихи где-то воюют либо в плену вшей кормят, вот как вы, — сказала девушка, видимо самая старшая.
— Где воюют? У кого?
— Кто у красных, кто у белых, а кто просто так — ни за кого, сам по себе.
Она грустно вздохнула.
— Война всё перепутала. Скорей бы замирились. А то тоска такая! Девчата, давайте весёленькую запоём.
И она первая начала:
Как у нашей Дуни
Что было скотины…
Двое парней тоже подпевали. К одному из них Урасов внимательно прислушивался: парень выговаривал русские слова так же, как и Немети. Когда песня смолкла, Владимир обратился к парню по-венгерски. Тот ответил.
Оказалось, Иштван Надь, бывший солдат австровенгерской армии, был в плену в Перми («Ух ты!» — чуть не воскликнул Владимир), а теперь пробирается домой, в Дьер, да вот застрял в этой деревне — до удачного случая, когда удастся перебраться через линию фронта.
— Но как ты догадался, что я венгр? — опросил Иштван.
— По виду и по твоему выговору: «Дуньечка — Дунья, Дунья тонкопрьяха». Послушай, Иштван, а ты давно из Перми? Три месяца? Ну как там?
— Порьядок.
— Порядок бывает разный. Власть чья?
— Красные.
— Значит, действительно порядок.
Владимир хотел ещё что-то сказать, но тут появился ямщик:
— Ох тепло у вас, а я намаялся с оглоблей! Ну, всё-таки достал. Десять рублев обошлось. Ты должен мне возвернуть их. — Он повернулся к Владимиру.
— Возверну, если повезёшь до Столбцов.
— К-куда? — поперхнулся возница. — Так ить там эти… большевики.
— Оми самые. Которые таким мужикам, как ты, дают землю и волю.
Урасов уже смело заговорил про Столбцы и про
большевиков: немецкие окопы остались за спиной, здесь нейтральная зона, впереди — свои, красные.
— Хочешь хорошо заработать — вези дальше. Не упускай случая. Мы ведь можем найти сани и здесь, в Усевичах.
Мужик всё ещё раздумывал: опять через окопы теперь красных, — опять рисковать!
Но деньги сделали своё дело: согласился.
Владимир и Немети поблагодарили хозяев, вышли в сени.
Лайош взял Владимира за рукав.
— Иштвану-то нужно гуда, через фронт.
— Нужно, а что?
— Пусть ямщик на обратном пути отвезёт его в Барановичи. Дадим ему денег.
— Деньги-то все уже, — с сожалением сказал Владимир.
— У меня есть сто.
— Откуда? — удивился Владимир. Он думал, что Немети уже израсходовал свой запас.
— Держал на чёрствый день.
— Не на чёрствый, а на чёрный день. Вотяк! — засмеялся Владимир. Дали Иштвану сотенную. Он обрадованно обнял Немети и Владимира.
— Ну, друзья, прощайте.
На розвальнях прибавилось соломы. Это ямщик откуда-то взял охапку. «После избы быстро иззябнете — вона мороз какой!»
Свистнул кнут над заиндевевшей лошадью.
За деревней дорога была лучше, накатанней, проехали, вероятно, вёрст пять и услышали окрик:
— Стой! Кто идёт?
— Свои! — радостно закричал Владимир.
Впереди с винтовками наперевес стояли две фигуры в шинелях, шапках.
— Коли свои, то слезай! — крикнул один.
Привели в землянку.
— Товарищ комроты, задержаны трое!
У Владимира и Немети сразу потеплело от этих слов: «Товарищ комроты!»
Теперь они разглядели на шапках звёзды из красной материи.
— Кто такие?
Владимир попросил вывести ямщика, сказал о поручении, которое выполняют он и Немети.
— Ребята, а документ у вас какой-нибудь ведь должен быть?
— Как же? — Владимир снял пиджак, оторвал подкладку и вытащил кусочек шелка.
Командир поднёс его к коптилке — пузырьку с керосином. Мандат удостоверял, что Владимир Урасов является курьером Венгерской компартии, следует в Москву, к В. И. Ленину.
Родная земля! Наконец-то не надо маскироваться, притворяться!
Владимир рассчитался с ямщиком, пожелал ему счастливого обратного пути.
— Не забудь же довезти того парня. Не довезёшь — бог покарает.
— Довезу! Сотня, она не валяется.
МОСКВА. КРЕМЛЬ. КАБИНЕТ В. И. ЛЕНИНА
Командир напоил Владимира и Лайоша чаем. Правда, без сахара — его давно не было в роте, наделил хлебом. Ночевали здесь же, на соломе, все вместе.
Наутро сам отвёз на железнодорожной летучке в Минск, сказал начальнику вокзала: