Пустырь Евразия

— Будьте добры снимочки… — попросил его Авенир, смутившись, незаметно вытирая со лба алую помаду тыльной стороной ладони.— Все, все пожалуйста.

— Я вам все передал,— сказал Отец Никон, перестав кашлять.

— Нет, вы не видите, у вас один меж листами завалился… Да-да, вон там. Боже мой! Я знаю этого типа! Мону… Григорий! Смотри! Как же ты недоглядел?! Это же он напал на меня тогда, после клуба!

Все сгрудились вокруг фотографии. Монумент виновато чесал в затылке, тайком с укоризной толкал Авенира локтем.

— Отвратительное лицо! — заявила Белла.— Сразу видно, что подонок! Как могут порядочные люди иметь дело с такими отбросами?

— С кем только не приходится иметь дело! — вздохнул Отец Никон.— Что намерены предпринять?

— Адресок имеется,— ответил Грешников, сконфуженный промашкой.— Сейчас едем и берем. Через полчаса засажу в камеру как миленького.

— Может, это совпадение? — спросил Никон.

Белла истерически захохотала.

— Совпадение, как же! Наверняка одна шайка! Хватайте его и, если он ничего не скажет, отдайте его мне! Я вас умоляю!

И она сделала красноречивое движение обеими руками, будто вкручивала буравчики в живот жертвы. Глаза ее блестели безумной радостью, черные волосы растрепались.

— Она держится молодцом,— шепнул Монумент Авениру.

Тот пожал плечами:

— Такой характер. Одни разряжаются, истязая себя, а другие… иначе.

Они вновь помчались по городу. Невзгоды Авенира забылись, отступили на второй план, он увлекся новым делом. Он был рожден для этого, по-видимому, и это его радовало. Ведь главное для мужчины — найти свое призвание. Так, по крайней мере, думают те мужчины, которые призвания не нашли.

Дверь в квартиру «подонка» приоткрыла восьмипудовая дама, судя по возрасту, мать.

— Витька нет! — грубо сказала она и попыталась захлопнуть дверь.

— А позвольте-ка, мамаша! — подналег плечиком Монумент.

— Куда прешь, нахал! — возмутилась дама, упираясь изнутри бюстом и щекой.— Я… Не мамаша!.. Я… Сестра… — обиженно пропыхтела она, скользя по полу тапочками и багровея от натуги.

Силы, однако, были неравны, и дверь медленно отворилась. Дама прекратила сопротивление, с любопытством разглядывая одолевшего ее богатыря. Это, видимо, был первый случай в ее практике. Григорий Грешников покорил ее сердце. Разум дамы, однако, не пострадал.

— Говорю же вам, что нету! И не знаю, куда пошел! Смотрите, если охота!

В маленькой квартирке, кроме крупногабаритной хозяйки, смотреть действительно было не на что. Впрочем, в комнате Витька Авенир углядел фотографии своего знакомца на мотоцикле.

— У него «харлей»!

— Ну и что? — не понял Грешников, переглядываясь с дамой.

— Куда бы ты побежал, если б надо было срочно смыться?

— Ага! Сестра! Где у вашего братца гараж?

— Ой, говорю же вам, что не знаю, а вы прямо не слышите… — отвечала дама нараспев, склонив голову и глядя в потолок воловьими очами.— Или вы глухой?

— Или,— буркнул уже нелюбезно Монумент и, не теряя времени, покинул квартиру.

— Фу, какой грубый! А может, рюмочку выпьете?

Для красивых женщин путь к сердцу мужчины лежит через желудок, для некрасивых — через печень. Монумент и Авенир Можаев отказались.

Выйдя из подъезда, Грешников склонился над лавочкой со старушками:

— Бабушки, где охламон Витька из двадцать первой держит свой мотоцикл?

— Рогатый такой! — подсказал Авенир.

— В гараже, милый,— наперебой охотно ответили те.

— Ага! — сатанея от логики ответа, кивнул Монумент.— А где гараж?

— В гаражном кооперативе. Вон там!

И бабушки любезно указали два противоположных направления.

— Поехали, счастливчик! — крикнул Грешников.— Выбирай дорогу!

Впрочем, оказалось, что обе дорожки, описав полукольцо, смыкались у въезда в кооператив. Машина Монумента медленно перевалила въездную канаву, и Грешников тут же повернул ее боком, заблокировав проезд. Навстречу им несся вдоль линии мотоциклист в чёрном шлеме на рогатом мотоцикле. Подняв тучу песка и пыли, он сумел повернуть, помчался влево от них и тотчас скрылся за поворотом.

— Побегай, родимый!

Грешников приналег на руль, задвигал плечами, устремляясь в погоню.

— Он обогнет линейку и вернется к выезду! — крикнул Авенир.

Так оно и случилось. Машина запрыгала по камням и выбоинам, Монумент застонал:

— О, моя подвеска! Догоню — убью гада!

Мотоциклист, оторвавшись, уходил от них вниз, пыля по проселку.

— А что он теперь сделает?

— Я полагаю, заведет нас в узкое место, где мы застрянем, а он проскочит!

Проселок петлял в низине вдоль насыпи трассы, отделенный от нее канавой с водой. Вскоре впереди показались хлипкие мостки. Мотоциклист без колебаний въехал на них, взлетел, ревя мотором, на насыпь и помчался по трассе в обратную сторону.

— Поганец!

Монумент покатил дальше, где далеко, у горизонта, обозначился въезд, и попутно прижал телефон к уху:

— Таня, Таня, дай на четвертое, всем постам! Преследую подозреваемого, в шлеме, на «харлее»! Нет, это мотоцикл, а не ругательство! Сама будь осторожна в нужный момент!

Авенир с любопытством наблюдал погоню. Это было деяние, чуждое его философской, созерцательной натуре.

Когда они выбрались на трассу, «харлей» уже исчез из виду. Монумент гнал так, что из всех щелей свистало. На посту инспектор в белой портупее покрутил жезлом и показал на пальцах «четыре».

— Четыре минуты как проехал! — процедил Монумент.— Догоним, если бензина хватит!

— Это что — вся помощь? — возмутился Авенир.

— А ты что — вертолетов ожидал?! У него свой лимит бензина! Чтобы инспекцию подключить, нужно решение генерала! Хорошо, хоть так ребята помогают!

Следующий инспектор показал указательный палец, но Монумент не радовался, все чаще поглядывая на приборную доску, где, уже не мигая, горела лампочка расхода топлива. «Харлей» точкой обозначился впереди на дороге. Двигатель чихнул в первый раз.

— А теперь я знаю, что он сделает! — отчаянно сказал Грешников.— Он покажет нам… Что это с ним?

Мотоциклист без видимых причин резко сбавил скорость, бросил руль и принялся корчиться и трястись всем телом, размахивая руками. Потом, будто опомнившись, подхватил рога «харлея», выровнял накренившуюся машину, мучительно ерзая при этом задом. Терпения его хватило ненадолго, он вновь оставил управление и принялся рвать на себе одежду. Казалось, его охватил приступ пляски святого Витта. Тяжелый мотоцикл, предоставленный сам себе, вильнул раз-другой и ушел под откос вместе с беснующимся седоком. Фыркающая машина Грешникова остановилась рядом, двигатель ее тут же заглох.

— Амба! Приехали!

Напарники проворно выскочили из салона и заскользили по травянистому склону туда, где валялся, сверкая раскаленным глушителем, мотоцикл. Грешников шел, подняв пистолет стволом вверх. Витек стоял на коленях в траве и при их приближении рванул на волосатой груди рубаху, точно революционный матрос. Пуговицы разлетелись в стороны. Путаясь в густой растительности на коже беглеца, на белый свет выбрался громадный, размером со спичечный коробок шмель с белым мохнатым брюшком, расправил смятые крылья и с гудением улетел. Витек, потирая искусанный живот, морщился и косо поглядывал на преследователей.

— Что, рады?.. Чертово насекомое…

— Видишь, даже твари божьи помогают уголовному розыску!

Демонстрируя классику задержания, Монумент сковал Витька наручниками, заставил вытащить «харлей» на дорогу и перелить бензин из бака мотоцикла в машину.

— Негусто, но до города хватит.

Пока задержанный занимался полезным трудом, компенсируя затраченные на погоню ресурсы, опер вызвал эвакуатор и, не теряя времени, провел очную ставку.

— Ты зачем напал на этого гражданина, Витек? Зачем гнался за ним?

— Я напал? Я гнался? Да он деньги обронил, я бежал, хотел вернуть. А его косоглазый приятель так больно меня отоварил, да еще кредитку мою забрал и записную книжку! Может, теперь вернете?