Страница 75 из 82
— Я не прошу ничего.
— Как всегда, донкихотствуете, Севилла?
И добавил, не дождавшись ответа:
— Я сделаю несколько снимков мертвых дельфинов и покину вас. Хотите ли вы сохранить оружие?
— Как вам угодно.
— Оставьте его у себя, хотя бы на время. Но мне кажется, вам уже не грозит никакая опасность.
— Вы собираетесь снять вашу заградительную охрану вокруг острова?
— Конечно, на мой взгляд, в ней теперь нет необходимости. — И он добавил секунду спустя: — Что же касается оружия, то, имей я ваш остров и вап1и деньги, знаете ли вы, что бы я сделал? Я построил бы себе противоатомное убежище прямо здесь, среди скал. Что бы ни случилось, у вас было бы больше шансов выжить.
Севилла взглянул на него: какой цинизм! И каким естественным он кажется Адамсу! Сто, сто пятьдесят, двести миллионов американцев подохнут в самых диких условиях, а я, несмотря ни на что, я выживу. Потому что у меня есть деньги. А значит, есть и право делать все, что угодно, с моими деньгами, например, употребить их на то, чтобы спасти свою шкуру во всеобщей бойне. И главное, вся Америка меня одобрит: во имя прав личности и свободы предпринимательства.
— Я могу взять с собой трупы дельфинов, — сказал Адамс безразличным тоном.
Севилла поморщился.
— Нет.
— Что вы собираетесь с ними делать? Бросить в море?
— Нет.
— Почему?
— Акулы. Я не хочу, чтобы их сожрали акулы. — Он добавил: — Я оболью их бензином и сожгу.
— Сгорят, как буддийские монахи, — сказал Адамс с усмешкой.
Севилла отвел глаза в сторону.
— Прошу прощенья, — сказал Адамс. — Я забыл, как вы были привязаны к этим животным.
Из остатка поленьев, лежавших в гостиной, — все приходилось привозить с материка, даже дрова, — Питер сложил костер так, чтобы дым не шел в сторону дома, сложил его совсем на другом конце острова, куда никто никогда не ходил, так как там ничего но было, кроме острых камней и скал, где вода в непогоду постоянно бурлила, забрасывая в трещины и впадины хлопья белой грязной пены, похожей на комки хлопка-сырца. Пришлось сделать несколько рейсов с железной тачкой, чтобы привезти останки обоих дельфинов и уложить их, орудуя лопатой, на поленьях. Севилла, бледный, со сжатыми зубами, вылил на поленья две канистры бензина. Затем, держа в вытянутой руке длинную, зажженную с одного конца сосновую ветку, он коснулся ею основания костра и тотчас же отбросил. Раздался сильный взрыв, и пламя вспыхнуло до высоты одноэтажного дома, оглушающе громко затрещало и зашипело сало, Горящие капли которого отлетали на несколько метров в сторону. Питер и Севилла попятились, от костра валили клубы густого черного дыма с маслянистыми синими пятнами, и, хотя они оба стояли с наветренной стороны, их рты и носы наполнились отвратительным запахом паленого мяса и жира. Севилла видел, как Питер посмотрел на него и открыл рот, но он. не расслышал ни звука, так как треск огня и шипение жарившегося мяса заглушали голоса. Севилла закрыл глаза. Время сделало скачок назад. Капитан Г.С. Севилла, военнослужащий армии США, откомандированный в качестве переводчика на Нюрнбергский процесс, с ужасом слушал показания свидетеля. Штурмбаннфюрер концлагеря Кульмхоф сумел установить, действуя на ощупь, интуитивно, наилучшее расположение вязанок дров и идеальные размеры рвов: пятьдесят метров — длина, шесть метров — ширина, три метра — глубина. На дне рва по его приказу прокладывались канавки, по которым животный жир стекал в чан. Пропускная способность была колоссальной. Восемь тысяч трупов за сутки, следовательно, значительно больше, несмотря на сельскую простоту установки, чем пропускная способность огромного крематория Биркенау-Освенцима, где, однако, в минуты «пик», когда требовалось уничтожить за минимально короткое время четыреста тысяч венгерских евреев, параллельно со строго хронометрированным промышленным конвейером (ни секунды простоя, начиная с момента, когда две тысячи евреев вводились в газовую камеру, до того момента, когда сорок шесть минут спустя они превращались в дым, оставляв фабрике побочные продукты, методически собираемые по ходу конвейера: одежда, кольца, золотые зубы, волосы, жир, предназначенный для изготовления мыла) использовали так же, хотя только в случае крайней необходимости, полдюжины рвов кульмхофского образца, но шли на это неохотно, скрепя сердце, из-за кустарного разбазаривания побочных продуктов. Эсэсовец, оберштурмбаннфюрер Рудольф Гесс, комендант лагеря Освенцим, взглянул на председателя трибунала своими опустошенными глазами и сказал тусклым голосом: «30 июня 1941 года фюрер предписал «окончательное разрешение» еврейского вопроса. Лично я, господин председатель, отравил газом всего лишь полтора миллиона евреев, но если прибавить примыкающие малые экспериментальные лагеря — Кульмхоф, Вольцек и Треблинка, то общее количество достигнет шести миллионов мирного населения, подвергнутых пыткам, раздетых, голодных, отравленных газом и обращенных в пепел за период с 1941 по 1945 год». Перевозки евреев, отправляемых в Освенцим, имели право на первоочередность от одного конца «третьего рейха» до другого, поезда пропускались даже раньше эшелонов с боеприпасами и продовольствием, шедших на Восточный фронт. Гитлер ставил превыше всего самую гигантскую в истории операцию геноцида.
Сердце Севиллы сжалось, и его захлестнула волна стыда. Мы собираемся работать чище, гораздо чище. Одна водородная бомба, взрываясь на высоте тридцати пяти километров, выделяет такое огромное количество тепловой энергии, что она может испепелить все в радиусе от ста до ста сорока километров. Четыре водородные бомбы, взорвавшиеся одновременно на той же высоте, уничтожат все формы жизни на поверхности в сто пятьдесят тысяч квадратных километров. Радиоактивное облако от одной кобальтовой бомбы может превратить в пустыню площадь в три раза большую, чем Великобритания. Согласно нашим подсчетам, джентльмены, достаточно тридцати тысяч мегатонн, чтобы уничтожить семьсот миллионов китайцев.
— Пойдемте, — сказал Севилла, тронув Питера за локоть. — Нам нечего больше здесь делать.
Питер положил лопату на тачку, стал к ней спиной, словно брался за ручки носилок, и потащил тачку за собой по каменистой земле. Недалеко от дома он остановился, выпрямился и посмотрел на Севиллу:
— Разрешите задать вам несколько вопросов?
Севилла остановился перед ним и посмотрел ему прямо в глаза:
— Если это те вопросы, о которых я догадываюсь, то не задавайте их. Я не смогу на них ответить. Как вы понимаете, дело не в недостатке моего к вам доверия, я должен так поступить, чтобы оградить вас и Сюзи от опасности, поверьте мне. Вам лучше ничего не знать.
— А вы сами? — сказал Питер. — Разве вам не грозит опасность?
Севилла поморщился:
— Адамс думает, что нет, что все кончилось, что удовольствуются дельфинами, я же склонен считать, что он ошибается.
Питер расправил плечи.
— В таком случае почему я не должен разделить эту опасность с вами?
Севилла сделал шест рукой.
— Не разделяя их, вы мне поможете их избежать.
— Каким образом? — спросил Питер с жаром.
— Выполнив то, что я попрошу вас сделать, и не задавая вопросов.
— Вы что-то от меня скрываете! — воскликнул Питер. — Разве до сих пор я не исполнял ваших распоряжений, не задавая никаких вопросов?
Севилла положил ему руку на плечо и улыбнулся:
— Вот именно, так и продолжайте. Слушайте, Пит, время не терпит, вы хотите мне помочь? Тогда вот что надо делать. — Он опустил руку. — Во-первых, вы возьмете резиновую лодку, отвезете Мэгги на материк и посадите ее в самолет. Сюзи будет вас сопровождать. Во-вторых, следите, не увяжутся ли за вами на материке. Смотрите в оба. Эти люди знают свое дело, им известны все секреты слежки. В-третьих, я дам вам чек на ваше имя, который вы инкассируете в вашем банке.
Питер нахмурил брови.
— Почему чек на мое имя? Почему не чек на ваше имя с доверенностью, подписанной вами, как обычно?