Страница 39 из 51
— Вот и хорошо.
Федор — а на самом деле квартирный вор Сеня Черненький по кличке Клещ — уходя, прикрыл за собой дверь квартиры, спустился по лестнице и, никем не замеченный, вышел из парадной. Прошел с половину квартала и, взмахнув рукой, остановил машину. Машина привезла его на вокзал, где он купил в кассе билет до Петрозаводска, сел в поезд и отбыл в этом направлении.
Давно выпасаемую им (в ожидании наиболее благоприятного момента) хату одиноко живущего бизнесмена средней руки Игнатия Крутикова, находящегося (как было прекрасно известно Клещу) в данное время на даче, он обнес быстро, чисто, без шума и пыли. Да еще и оставив в квартире пьяного до полного недоумения опера из уголовки, который успел везде наследить своими пальцами, замутил у себя за спиной такую поганку, что ментам век ее разгребать.
Сидя у окна в пустом купе поезда, из которого он намеревался выйти через три или четыре остановки, Сеня ощущал в просторном внутреннем кармане пальто приятную тяжесть компактного полиэтиленового пакета с баксами и рыжьем[76]. Настроение у него было превосходное.
Витя Лобов в гостях у биохимика Всеволода Петровича засиделся. И тому были весьма объективные причины.
Судите сами — рецепт браги, учитывая все тонкости соблюдения пропорций, записать нужно было? А как же! А продегустировать получаемый из нее продукт? А? Чтоб к тестю прийти не просто так, а чтобы было что сказать. Дескать, не с чужих слов говорю, сам пробовал, отвечаю. Это же обязательно! А еще, поскольку Всеволод Петрович скаредностью не отличался, то и предложил он гостю — в котором почувствовал не пустое любопытство к подобного рода химическому процессу, а самую искреннюю заинтересованность — подождать немного, пока продукта перегонки скопится достаточное количество, и взять бутылочку с собой. Друзей угостить, чтобы и они тоже оценили качество.
Мог ли Витя от такого предложения отказаться? Глупый вопрос. Конечно же, не мог.
Вот он и засиделся. До тех самых пор, пока хозяин дома не взглянул на часы.
— Послушайте, Виктор… а что-то припозднились мы с вами. Товарищ-то ваш давно уже вас ждет. На крыльце вашего управления вы с ним о встрече договаривались? Замерз он уже небось там. Вас ожидаючи…
— Ой! — спохватился Виктор. — Конечно! Чего ж это я сижу? Спасибо вам большое. Я побежал.
— Вот, — поставил на стол литровую бутылку самогона Всеволод Петрович. — Возьмите. Как я и обещал. И… на посошок?
— Только немножко, — не попадая рукой в рукав куртки, согласился Лобов. — Мне еще рапорт по итогам рейда составлять…
Выйдя на улицу в зимнюю сгустившуюся мглу, Лобов с удивлением отметил тот странный факт, что ноги его практически не держат. И ведь что удивительно — голова была совершенно ясная!
Как же до управы-то дотопать? И тут он увидел приближающейся милицейский «уазик». Витя обрадовался, замахал руками. Автомобиль подъехал к нему и остановился. Из него вылезли два здоровенных сержанта.
«Не наши, — удивленно отметил про себя Лобов. — Чего это они на нашей земле делают, интересно было бы знать? А может, это я на чужую землю забрел? Надо бы им объяснить, что я свой. Глядишь, и подкинут до управы».
Виктор сделал шаг к машине, поскользнулся и, тщательно оберегая от несчастья засунутую под ремень брюк на животе бутылку самогона, шлепнулся навзничь. Сержант наклонился и, ухватив его за шкирку, помог встать на ноги. Но ноги Вити самым предательским образом подкашивались и совершенно его не держали. Более того, когда он решил объяснить суть происходящего сержанту, чтобы тот не подумал чего-нибудь такого… а понял бы, что Лобов свой и его нужно доставить на службу, Виктор вдруг ощутил, что и язык совершенно отказывается ему повиноваться! Кроме какого-то мычания, он ничего не смог из себя выдавить. Тогда он решил объясниться с патрульными языком мимики и жестов. Но и тут его ждало полное фиаско, поскольку… то ли сержанты были вконец непонятливыми, то ли мимика его и жесты были маловразумительны и, если и несли в себе какую-то информацию, то уж больно неконкретную и расплывчатую.
Короче говоря, загрузили его сержанты в «собачник» и захлопнули дверцу.
«Ну и хорошо, — удобно устроившись на маленьком сиденье, решил Витя Лобов. — Сейчас привезут куда-нибудь. Там я все и объясню. Петровичу позвоню в крайнем случае. Он же у нас на связи сегодня».
С такими вот мыслями Витя и заснул.
А милицейский автомобиль тем временем натужно взревел движком, буксанул на гололеде и покатил в сторону медвытрезвителя.
— Фаина! — распахнув дверь в коридор, гаркнул Заботин.
— Ну? — глухо донеслось из глубины квартиры.
— Сюда иди! Немедленно! С вещами!!
— Защем? — опасливо спросил голос из глубины квартиры.
— Арестовывать тебя буду, на хрен…
Заслышались шаркающие шаги, и в комнату заглянула Фаина с бутылкой водки в руках.
— Вова, ти мене тут ни фулюгань, — строго посмотрела она на Заботу.
— Все, — Заботин был суров и непреклонен. — Лопнуло мое терпение. Иди, одевайся и поехали.
— Куда?
— В тюрьму! Куда…
— Вова, ти у мене доиграиссе… Тошна гавару. Защем абижаишь? Фаина тибе хатя рас абидил?
— Все, я сказал! Иди, одевайся или прямо так отвезу. В халате и тапочках.
Фаина посмотрела на него долгим внимательным взглядом, поставила бутылку на стол и молча ушла.
— Полчаса даю тебе на сборы! — крикнул ей вслед Заботин.
— А может, ну ее? — вяло предложил Калинин, открывая бутылку водки и разливая ее содержимое по стаканам. — Пусть будет. Глядишь, пригодится.
— А на фига она нам, если… я этими услугами воспользоваться не могу, а? Да и все равно ее отмажут. Вот увидишь. Максимум сутки у нас в «обезьяннике» просидит и выйдет. Гарантирую.
— Так и зачем тогда волну гнать? — Калинин приподнял стакан, предлагая Заботе чокнуться.
Тот не замедлил откликнуться. Они чокнулись, выпили и закусили тем, что оставалось в тарелках.
— А затем, — продолжал горячиться Заботин, — пусть знает. А то… много о себе думает. Да и для отчету за рейд это нам с тобой плюс. Скажешь, нет?
— Ну, если так… — склонил голову набок Калинин. — Надо бы Петровичу позвонить. Пусть машину высылает. Что ж мы ее — пешком по улицам поведем?
— О! А вот это верно. Я и не подумал.
Заботин вышел в коридор, пару секунд подумал и постучал в дверь соседнего «нумера».
— Чего надо? — донесся из-за запертой двери мужской голос.
— Милиция, — рявкнул Забота. — Открывай. И очень быстро.
Дверь приоткрылась, и в нее выглянул завернутый в простыню, покрытый обильным оволосением тела мужчина лет сорока пяти.
— Чего? — недоуменно взглянул он на стоящего у порога высокого тощего мужика в косо надетой поверх свитера наплечной кобуре с торчащим из нее пистолетом. — Какая еще милиция?
— Уголовная, — буркнул Забота и сунул ему под нос свое раскрытое удостоверение.
— Проходите… — мужчина растерянно сделал шаг от двери, предлагая войти.
Забота вошел. Окинул взглядом комнату.
На столе стояли две открытые бутылки коньяка, бутылка шампанского и коробка дорогих конфет. Из постели, натянув простыню до самых глаз, на него испуганно таращились две девчонки.
— Телефон есть? — сурово взглянул Заботин на мужчину.
— Вон, — указал взглядом тот в сторону висящего на спинке стула пиджака. — В кармане.
Забота подошел к стулу, обхлопав карманы, достал из пиджака трубку сотового телефона и, обернувшись к мужчине, кивнул на постель.
— А вы продолжайте, продолжайте. Не отвлекайтесь. Время у вас еще есть. Пока…
— Шутки в сторону, — жестко глядя на Моргулиса горящим взглядом, верзила в одеянии бедуина углядел у того под распахнутой курткой ремни кобуры. — Сдать оружие!
— Чего-о? — Моргулис всем корпусом склонился вперед и нехорошо сощурился. — Чего ты говоришь?..
76
Рыжье (жарг.) — золото.