Страница 16 из 16
В руках голого жреца была секира. Пламя костра тускло, скользко и рвано отсверкивало на просторном лезвии. Словно по команде — хотя жрец лишь появился и не сказал при том ни слова, — несколько человек, стоявших по обе стороны от старика, споро и грамотно подскочили к нему и схватили за локти. Старик даже не пробовал отбиваться. Он лишь напрягся и заорал с натугой, явственно пыта¬ясь через головы окруживших его мелких пра¬вителей докричаться до толпы, до масс, до ря¬довых жителей и, возможно, даже рассчитывая на их поддержку:
— Вы погибнете! Вы губите себя! Убив меня, вы убьете город! Город — это я, и без меня ему не выстоять!
Толпа была как все толпы — смотрела, слу¬шала, ужасалась и ничего не делала, смиренно глядя, как меняется власть и новые влас¬тители торопливо и немного нервно готовят себе из старого владыки ужин. Со старика сорвали куртку, потом рубаху и, заломив ему руки за спину, уложили на какое-то метал¬лическое ложе — сродни, верно, прокрустову. Старик больше не кричал. Вокруг его шеи застегнулся круглый металлический воротник-фиксатор. Голый жрец подошел ближе и под¬нял секиру.
Толпа запела громче.
Скалли зажмурилась.
Она не знала, сколько прошло времени. Наверное, не так уж много. Она открыла гла¬за, когда услышала приближающиеся мно¬жественные шаги. Да, это был доктор. И еще кто-то — Скалли не знала. Прокрустово ложе было пустым, под фиксатором на зем¬ле темнели пятна натекшей крови. Голый жрец стоял с секирой чуть поодаль и чего-то ждал.
Через мгновение Скалли поняла, чего. Ее отвязали от ведьмина костыля и с постными лицами, стараясь не встречаться с нею взгля¬дами, поволокли к прокрустову ложу. Скал¬ли попыталась закричать, но даже мычание заглохло где-то в гортани — славно ей зак¬леили рот, славно, со знанием дела. «Этого не может быть, — думала Скалли; душа у нее будто смерзлась, никак не принимая действи¬тельности. — Просто не может быть. Никак не может». Ее распластали на ложе затыл¬ком вверх. Умом понимая, что идут после¬дние мгновения, но так и не в силах это при¬нять, она задергалась из последних сил. Наверное, так мог бы егозить в попытках со¬хранить целостность своего драгоценного тельца дождевой червяк под протектором на¬катившего контейнеровоза. Прямо перед но¬сом Скалли была земля, пропитанная кро¬вью, она чувствовала запах, и от ее дыхания мелкие комочки и песчинки шевелились, шаловливо перекатываясь с места на место. Будто играли в пятнашки. Скалли постара¬лась отвести взгляд от этой нехорошей зем¬ли; почему-то у нее не было сил закрыть глаза, она просто не могла ждать удара с зак¬рытыми глазами, не зная, когда он случится; зачем-то, Бог весть зачем, ей надо было это знать. Краем зрения она вполне отчетливо ви¬дела голого жреца в маске: его широко рас-ставленные волосатые крепкие ноги, его си¬нюшный, словно не первой свежести цыпленок, вздрагивающий от возбуждения член — жре¬цу явно очень нравилось делать секирой то, что он делал… потом мускулистый живот… выше все терялось, было не повернуть голову и не скосить глаза сильнее, — но каким-то чудом Скалли угадала, что руки с секирой медленно, сладострастно пошли вверх в тор¬жественном замахе. Толпа запела еще громче.
Потом раздался выстрел, и толпа с готов¬ностью взвыла от ужаса. Через мгновение выстрел повторился, потом повторился снова, и Скалли услышала множественный топот; об¬щий вой разбился, раздробился на отдельные, быстро удаляющиеся крики. Толпа — она и есть толпа. Насиловать или удирать — вот все, на что она способна.
Первой рядом с головой Скалли упала се¬кира. Плашмя. А потом на нее рухнул жрец. Он падал совершенно неосмысленной грудой, и Скалли, даже не видя, куда вошла пуля, сра¬зу поняла, что жрец мертв. При падении мас¬ка слетела с его лица, и теперь шерифа Фэр¬риса узнать было совсем не трудно.
Потом раздались еще выстрелы, совсем близко.
«Это Молдер, — поняла Скалли, не ощу¬щая ни облегчения, ни благодарности, ни радости. Душа ее по-прежнему была во льду. Но рассудком она поняла: это Молдер. — Когда кто-то из нас в беде, другой обяза¬тельно успеет спасти, — подумала Скалли. — Это уже столько раз случалось, что иначе быть просто не может. И плевать мне на про¬ект «Секретные материалы», плевать на зе¬леных человечков и летучую посуду — в конце концов, у каждого из нас свои тара¬каны в голове. Главное — это то, что мы все¬гда ухитримся друг друга спасти».
— …Доктора они тоже затоптали, — го¬ворил Молдер, медленно ведя Скалли к ма¬шине. Он придерживал ее под руку, и сейчас Дэйну Скалли совершенно не обижало то, что напарник так неприкрыто и бестактно про-являет свое — во многом, разумеется, эфемерное — мужское превосходство. Ноги ее все еще не держали. — И еще двое затоптанных, незнакомых.
— Они успели съесть Дорис, — пробор¬мотала Скалли.
— То-то я смотрю, чан с бульоном почти полный…
— Ты успел хотя бы приблизительно при¬кинуть, сколько их было?
— Нет. Не меньше пары сотен — вот все, что могу сказать.
— В Дадли восемь тысяч жителей.
— И все они, возможно, потенциальные но¬сители Кройцфельдта-Якоба… — задумчиво уточнил Молдер. Свободной рукой он открыл перед Скалли дверцу машины; по тому, как косо машина стояла, по длине следа, прочер¬тившего бетон и вспахавшего песок обочины, было понятно, на какой скорости несся сюда Молдер и как он тормозил. И снова Скалли не обиделась на него за старомодную предуп¬редительность, когда он буквально вручную, будто раненую или больного ребенка, усадил ее на сиденье. — Ладно. С этим будем разби¬раться завтра. Сейчас надо отдохнуть. Пере¬кусить наконец как следует — и спать.
— Только ради всего святого, Молдер,— моляще пробормотала Скалли, ежась от непрекращающегося озноба, — не заказывай ничего куриного.
— Куры тут ни при чем, — сказал Мол¬дер, обходя машину и садясь за руль. — За¬разу получили только каннибалы.
— Я не заразы боюсь… просто я теперь вообще, наверное, не меньше года не смогу есть ни яйца, ни цыплят… ничего такого…
Молдер захлопнул дверцу со своей сто¬роны и повернул ключ зажигания. Мотор мягко фыркнул и заурчал. Припомнив пос¬леднюю шутку, которую отмочил чернобыльс¬кий мутант перед смертью, Молдер повернулся к Скалли и спросил:
— Не угодно ли ножку Буша?
Скалли покосилась на напарника и впер¬вые за весь этот сумасшедший день улыбнулась.